Главной книгой жизни галилео галилея является, мученики науки
Галилео Галилей
Галилео Галилей.
По гравюре на меди Петра Беттелини
в королевской обсерватории в Берлине.
Галилей (Galilei) Галилео (15 февраля 1564, Пиза — 8 января 1642, Арчетри, близ Флоренции) — итальянский ученый и мыслитель, один из создателей науки Нового времени, чьи исследования в области физики, механики и астрономии характеризуются кардинально новым подходом и результатами, положившими начало современному взгляду на природу. Его методологические установки оказали решающее воздействие на последующих ученых и в первую очередь на И. Ньютона.
Юношей он привел в ужас своего отца, когда отданный в иезуитскую школу монастыря Валломброзо (неподалеку от Флоренции, куда переехала его семья в 1574), внезапно объявил (1578), что собирается стать монахом. Впоследствии Галилей достаточно нейтрально относился к религии, и церковь производила на него впечатление только как институт пропаганды. Но в те ранние годы отцу пришлось немедленно забрать его из монастыря и до поступления в Пизанский университет в 1581 Галилей обучался дома. Один из учителей Галилея, Остилио Риччи, поддержал юношу в увлечении математикой и физикой, что сказалось на дальнейшей судьбе ученого. В 1585, формально не закончив университета, Галилей возвращается во Флоренцию, продолжая увлеченно заниматься наукой, и спустя некоторое время приобретает известность в кругу любителей естествознания. В 1586 он заканчивает трактат «Маленькие весы», в котором (следуя Архимеду) описывает изобретенный им прибор для гидростатического взвешивания, а в следующей работе, так же носящей следы влияния Архимеда, дает ряд теорем относительно центра тяжести параболоидов вращения. Реакция научной среды на эти работы — Флорентийская академия избирает его арбитром в споре о том, как с математической точки зрения должна интерпретироваться топография Дантова ада (1588). В это же время он получает (благодаря содействию своего друга маркиза Гвидобальдо дель Монте) почетную, но скудно оплачиваемую должность профессора математики Пизанского университета.
Смерть отца в 1591 и крайняя стесненность материального положения заставляет Галилея искать новое место работы. В 1592 он получает кафедру математики в Падуе (во владениях Венецианской республики). Восемнадцать лет, проведенных им в Падуе, оказались временем творческого подъема и счастливой порой в его личной жизни. Открытие квадратичной зависимости пути падения от времени, установление параболической траектории движения снаряда, астрономические наблюдения с помощью телескопа и множество других достижений — все это было сделано в период его жизни в Венецианской республике. Галилей отложил публикацию главных своих открытий в науке (то, что сегодня историки называют «падуанской механикой») на 20 лет, но именно Падуя и Венеция дали главные импульсы его творчеству. Как стало известно в последнее время (С. Дрейк, 1973—75), Галилей в 1608—09 провел серию экспериментов по падению тел, скатывающихся с наклонной плоскости, с помощью которых доказал справедливость квадратичного закона падения, принципа инерции, а также то, что тело, брошенное горизонтально, падает по параболе. Многочисленные упоминания в литературе о производстве Галилеем опыта по падению шаров с Пизанской башни не имеют документального подтверждения.
В 1609 Галилей, будучи в Венеции, узнал об открытии телескопа и сразу же попытался изготовить такой инструмент. Ему удалось поначалу получить лишь трехкратное приближение, но вскоре он сконструировал телескоп с тридцатикратным приближением, увеличивающий в 1000 раз. Галилей стал первым человеком, направившим телескоп на небо; увиденное там означало подлинную революцию в представлении о космосе: Луна оказалась покрытой горами и впадинами (ранее поверхность Луны считалась гладкой), Млечный Путь — состоящим из звезд (по Аристотелю — это огненное испарение наподобие хвоста комет), Юпитер — окруженным четырьмя спутниками (их вращение вокруг Юпитера было очевидной аналогией вращению планет вокруг Солнца).
Церковь обрушивается на теорию Коперника, великая книга которого «О вращении небесных сфер» спустя более чем полвека после выхода в свет оказывается в списке запрещенных изданий. Декрет об этом появляется в марте 1616, а месяцем раньше главный теолог Ватикана кардинал Беллармин предлагает Галилею в дальнейшем не выступать в защиту коперниканства. Через некоторое время происходят события, которые дают Галилею надежду. В 1623 Римским папой под именем Урбана VIII становится друг юности и покровитель Галилея Маффео Барберини. Тогда же ученый публикует свою новую работу — «Пробирных дел мастер», где рассматривается природа физической реальности и методы ее изучения. Именно здесь появляется знаменитое изречение: «Книга Природы написана языком математики».
Обстоятельства дела до сих пор остаются неясными. Галилей был обвинен не просто в защите теории Коперника (такое обвинение юридически несостоятельно, поскольку книга прошла папскую цензуру), а в том, что нарушил ранее данный ему запрет «ни в каком виде не обсуждать» эту теорию.
Существует легенда, что Галилей, прочитав на суде предписанную форму отречения и встав с колен, произнес знаменитую фразу: «А все-таки она вертится!», хотя в действительности он этого не говорил. Вся последующая деятельность Галилея указывает на то, что он ни в коей мере не изменил своим прежним взглядам. В 1638 он опубликовал в Голландии, в издательстве Эльзевиров, свою новую книгу «Беседы и математические доказательства», где в более математизированной и академической форме изложил свои мысли относительно законов механики, причем диапазон рассматриваемых проблем очень широк — от статики и сопротивления материалов до законов движения маятника и законов падения. По сути книга — не менее революционна, чем «Диалог», но теологи ее не осудили, потому что не поняли. До самой смерти Галилей не прекращал активной творческой деятельности: пытался использовать маятник в качестве основного элемента механизма часов (вслед за ним, это вскоре осуществил X. Гюйгенс), за несколько месяцев до того, как полностью ослеп, открыл вибрацию Луны, и уже совершенно слепой, диктовал последние мысли относительно теории удара своим ученикам — Винченцо Вивиани и Эванджелиста Торричелли. Помимо своих великих открытий в астрономии и физике, Галилей вошел в историю как создатель современного метода экспериментирования. Его идея состояла в том, что для изучения конкретного явления мы должны создать некий идеальный мир (он называл его «al mondo di carta» — «мир на бумаге»), в котором это явление было бы предельно освобождено от посторонних влияний. Этот идеальный мир и является в дальнейшем объектом математического описания, а его выводы сверяются с результатами эксперимента, в котором условия максимально приближены к идеальным.
Часто указывают на платонизм Галилея, который, в частности, находит свое выражение в его «одержимости окружностями» (выражение Э. Панофского). Действительно, Галилей не принимал законов Кеплера и продолжал считать, что планеты движутся вокруг Солнца по круговым орбитам.
Это его заблуждение связано со своеобразным способом освобождения от двойственности законов аристотелевской физики: Галилей полагал, что всякое движение по инерции является круговым, а прямая есть всего лишь дуга большого радиуса; так он пытался объяснить движение планет вокруг Солнца, считая действие на расстоянии «оккультным качеством» и отказываясь его рассматривать в качестве основы для динамического объяснения. С другой стороны, в отличие от Платона, для Галилея мир ощущений — это и есть подлинная реальность (который тем не менее допускает идеализацию): «наши рассуждения должны быть направлены на мир ощущений (al mondo sensibile), а не на мир на бумаге», — говорил он в «Диалоге».
В. С. Кирсанов
Вернуться на главную страницу Галилея
9 декабря 2015История
Со школьной скамьи мы знаем, что Галилео Галилей доказал вращение Земли вокруг Солнца, был принужден инквизицией отречься от этой идеи, однако в конце суда упрямо произнес: «И все‑таки она вертится!» Arzamas объясняет, почему у этой легенды нет никаких фактических доказательств
Подготовила Кася Денисевич
Иллюстрация из книги Джона Джозефа Фэйхи «Галилей, его жизнь
и труды». Лондон, 1903 год © The Internet Archive
Тосканский мыслитель и ученый Галилео Галилей (1564–1642) вошел в историю как мученик науки (как и Джордано Бруно). По легенде, после изнурительного суда, пыток и томления в ватиканских казематах инквизиция вынудила его отказаться от гелиоцентризма, которому он нашел доказательства, наблюдая звездное небо в изобретенный им телескоп. Прочитав на коленях текст отречения, семидесятилетний старик якобы прошептал: «Eppur si muove!» («И все-таки она вертится!») — имея в виду, что наша планета все же вращается вокруг Солнца и, таким образом, не является центром мироздания. Эта фраза стала символом непреклонности науки перед религией, ученого перед священником — «Я извиняюсь, но в глубине ничуть не изменяюсь» эпохи барокко.
На самом деле непосредственно о физике и астрономии на этом процессе не спорили: защищать коперниковcкую теорию Галилею было запрещено еще семнадцатью годами раньше, в Риме же он лишь пытался доказать, что ему не возбранялось обсуждать это еретическое учение.
Пыткой Галилею, скорее всего, угрожали — но большинство исследователей считают, что до физического насилия дело не дошло (тут надо сказать, что интерес к этому вопросу особенно характерен для советской историографии, в итальянских и англоязычных источниках он практически не обсуждается за отсутствием каких-либо свидетельств).
Рисунок Оттавио Леони. 1624 год © Wikimedia Commons
В камере ему тоже побывать не пришлось: большую часть времени в Риме он прожил в резиденции тосканского посла. В период самых частых допросов он провел две недели в палаццо делла Минерва, где проходили суды инквизиции, — там ему предоставили несколько комнат и слугу. После суда Галилей отправился под домашний арест в свою виллу Арчетри близ Флоренции, где продолжил работу над книгой о механике, которую успел опубликовать. Все это, впрочем, не отменяет унизительности приговора и тяжести процесса: ученый к тому времени был уже стар и сильно болен, что засвидетельствовал даже флорентийский врач инквизиции — он дал заключение, что на суд в Рим обвиняемый может ехать только с угрозой для жизни.
Одно можно сказать точно: фраза «Eppur si muove» не встречается
ни в одном из современных Галилею источников — ни в протоколах суда, ни в последующих работах и переписке ученого. Ее не зафиксировал и последний ученик и первый биограф Галилея Винченцо Вивиани.
Впервые она появляется в хрестоматии «Italian library», составленной литератором Джузеппе Баретти и опубликованной в Лондоне в 1757 году, то есть спустя 124 года после суда. Баретти пишет: «Как только Галилей был отпущен на свободу, он поднял глаза к небу, затем опустил их на землю, сделал шаг и в задумчивости произнес: «Eppur si muove»».
Некоторые исследователи, в том числе Стиллмен Дрейк и Стивен Хокинг, считают, что вполне в характере Галилея, страстного и нетерпимого к перечащим спорщика, было бы поставить таким образом точку в тяжбе с инквизицией. Он мог сделать это — но, конечно, не в зале суда, где неосторожная фраза обесценила бы все его оправдания и ужесточила приговор, а по пути в резиденцию своего друга и единомышленника архиепископа Асканио Пикколомини.
Впрочем, здесь заканчивается наука и начинаются праздные домыслы — по сути, кроме анализа характера ученого, других аргументов в пользу этой теории нет.
Есть, однако, одно доказательство более раннего происхождения легенды о «Eppur si muove». Антонио Фаваро, исследователь конца XIX — начала XX века и куратор титанического труда по публикации всего письменного наследия Галилея, описывает следующую историю. В частной коллекции в Бельгии хранилась картина Бартоломе Эстебана Мурильо или кого-то из художников его школы, изображающая Галилея в тюрьме. В 1911 году полотно было отдано на реставрацию и оказалось, что часть его скрывалась под рамой; там,
на стене за спиной ученого, была обнаружена надпись «Eppur si muove». Картина датирована 1643 или 1645 годом — то есть была создана вскоре после смерти Галилея.
Современный биограф Галилея Джон Хейлброн предполагает, что картина была заказана генералом Оттавио Пикколомини, братом архиепископа Асканио Пикколомини — так что, возможно, именно ему принадлежит фраза, ставшая крылатой.
микрорубрики Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года Архив
17 февраля 1600 года на римской площади Цветов был сожжен Джордано Бруно.
***
«…И не надо так трагично, дорогой мой. Смотрите на это с присущим вам юмором… С юмором!.. В конце концов, Галилей-то у нас тоже отрекался. — Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно…»
Григорий Горин «Тот самый Мюнхгаузен»
Реабилитации не подлежит
Католическая церковь за последние десятилетия осуществила настоящую революцию, пересмотрев массу решений, некогда принятых инквизицией в отношении учёных и философов прошлого.
31 октября 1992 года Папа Римский Иоанн Павел II реабилитировал Галилео Галилея, признав ошибочным принуждение учёного к отречению от теории Коперника под страхом смертной казни, осуществлённое в 1633 году.
Как и Галилея, в конце XX века официальный Ватикан задним числом оправдал многих, но только не Джордано Бруно.
Более того, в 2000 году, когда отмечалось 400-летие казни Бруно, кардинал Анджело Содано назвал казнь Бруно «печальным эпизодом», но тем не менее указал на верность действий инквизиторов, которые, по его словам, «сделали всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь». То есть и по сей день в Ватикане полагают суд и приговор в отношении Джордано Бруно оправданными.
Чем же он так насолил святым отцам? Появятся ли в Беларуси свои коперники? Подробнее
Опасные сомнения
Он родился в местечке Нола близ Неаполя, в семье солдата Джованни Бруно, в 1548 году. При рождении будущий учёный получил имя Филиппо.
В 11 лет мальчика привезли на учёбу в Неаполь. Он схватывал всё на лету, и учителя сулили ему блестящую карьеру.
В XVI веке для смышлёных итальянских мальчиков наиболее перспективным, с точки зрения карьеры, представлялся путь священника. В 1563 году Филиппо Бруно поступает в монастырь Святого Доминика, где через два года становится монахом, получив новое имя — Джордано.
Итак, брат Джордано твёрдо стоит на первой ступеньке на пути к кардинальскому сану, а может, даже и к восшествию на папский престол. А почему бы и нет, ведь способности Джордано поражают наставников.
Со временем, однако, восторги сходят на «нет», и брат Джордано начинает попросту пугать других монахов, ставя под сомнение церковные каноны. А уж когда до начальства дошли слухи, что брат Джордано не уверен в непорочности зачатия Девы Марии, в отношении него началось что-то вроде «служебной проверки».
Джордано Бруно понял, что ожидать её результатов не стоит, и бежал в Рим, а затем двинулся дальше. Так начались его скитания по Европе.
Человек и Вселенная
Зарабатывал беглый монах лекциями и преподаванием. Его лекции привлекали повышенное внимание.
Бруно был активным сторонником гелиоцентрической системы Николая Коперника и смело отстаивал её в диспутах. Но сам он пошёл ещё дальше, выдвинув новые тезисы. Он заявлял о том, что звёзды — это далёкие солнца, вокруг которых тоже могут существовать планеты.
Джордано Бруно допускал наличие в Солнечной системе планет, о которых ещё неизвестно. Монах заявлял о бесконечности Вселенной и множественности миров, на которых возможно существование жизни.
Гелиоцентрическая система мира. Фото: www.globallookpress.com
Принято считать, что именно бесконечность Вселенной и множественность миров разгневали инквизицию до такой степени, что она начала охоту на Джордано Бруно.
На самом деле всё не так просто. Разумеется, святые отцы не были в восторге от того, что брат Джордано рушит до основания освящённые церковью канонические представления об окружающем мире.
Но если бы Бруно, как впоследствии Галилео Галилей, базировал свои выводы на чистой науке, к нему бы отнеслись мягче.
Однако Джордано Бруно был философом, базировавшим свои идеи не только на логическом мышлении, но и на мистике, при этом покушаясь на основополагающие постулаты католицизма — мы уже приводили в пример сомнения в непорочности зачатия Девы Марии.
Масон, маг, шпион?
Джордано Бруно развивал неоплатонизм, в особенности представления о едином начале и мировой душе как движущем принципе Вселенной, свободно скрещивая его с другими философскими концепциями. Бруно считал, что целью философии является познание не сверхприродного Бога, а природы, являющейся «богом в вещах».
О том, что преследовали Джордано Бруно не только и не столько за творческое развитие теории Коперника, говорит и тот факт, что на момент, когда он читал свои лекции, церковь ещё не подвергла официальному запрету учение о гелиоцентрической системе мира, хотя и не поощряла его.
Джордано Бруно, как всякий ищущий и сомневающийся философ, был весьма сложной личностью, не вписывающейся в простые рамки.
Это позволило многим в постсоветский период заявить: «Нам лгали! На самом деле Джордано Бруно был мистиком, масоном, шпионом и магом, и сожгли его за дело!»
Кое-кто даже заговорил о гомосексуальных пристрастиях Бруно. К слову сказать, ничего удивительного в этом не было бы, ибо в Европе XVI века, несмотря на разгул инквизиции, однополые отношения были распространены достаточно широко, причём едва ли не в первую очередь среди представителей церкви…
Восхищённый король и упрямый Шекспир
Но уйдём от «скользкой» темы и вернёмся к жизни Джордано Бруно.
Как уже говорилось, его крамольные лекции превратили его в скитальца.
Тем не менее Джордано Бруно находил и весьма влиятельных покровителей. Так, некоторое время ему благоволил сам король Генрих III Французский, впечатлённый знаниями и памятью философа.
Это позволило Бруно несколько лет спокойно жить и работать во Франции, а затем перебраться в Англию с рекомендательными письмами от французского короля.
Но на Туманном Альбионе Бруно ждало фиаско — ему не удалось убедить в правоте идей Коперника ни королевский двор, ни ведущих деятелей науки и культуры, таких как Уильям Шекспир и Фрэнсис Бэкон.
Через два года в Англии к нему стали относиться настолько враждебно, что ему снова пришлось уехать на континент.
Чем дальше, тем труднее становилось ему жить — даже там, где его принимали, настоятельно советовали «завязывать» со своими лекциями.
Портрет Джордано Бруно (современная копия гравюры начала XVIII века). Источник: Public Domain
Донос ученика
Помимо всего прочего, Джордано Бруно занимался мнемоникой, то есть развитием памяти, и немало преуспел в этом, чем в своё время поразил французского короля.
В 1591 году молодой венецианский аристократ Джованни Мочениго пригласил Бруно, чтобы философ научил его искусству памяти.
Бруно принял предложение охотно и перебрался в Венецию, однако вскоре отношения ученика и учителя испортились.
Мало того, Мочениго в мае 1592 года стал строчить доносы в венецианскую инквизицию, сообщая, что Бруно говорит «что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое» и так далее, и тому подобное. В доносах говорилось и о «множественности миров», но для инквизиторов это уже было глубоко вторичным по сравнению с вышеизложенными обвинениями.
Спустя несколько дней Джордано Бруно арестовали.
Римская инквизиция добивалась от Венеции его выдачи, но там долгое время колебались. Прокуратор Венецианской республики Контарини писал, что Бруно «совершил тягчайшее преступление в том, что касается ереси, но это — один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и обладает необычайными познаниями, и создал замечательное учение».
В лице Бруно видели раскольника?
В феврале 1593 года Бруно всё-таки перевезли в Рим, и последующие шесть лет он провёл в тюрьме.
От брата Джордано требовали покаяния и отречения от своих идей, но Бруно упрямо стоял на своём. Следователям явно не хватало таланта, чтобы поколебать позиции упрямца в философских дискуссиях.
При этом приверженность теории Коперника и её творческое развитие хотя и фигурировали в обвинении, но явно интересовали инквизиторов в куда меньшей степени, чем покушения Джордано Бруно на постулаты самого религиозного учения — те самые, которые он начал ещё в монастыре Святого Доминика.
Полный текст приговора, вынесенного Джордано Бруно, не сохранился, а во время казни и вовсе творилось нечто странное. Собравшимся на площади зачитали обвинение так, что не все поняли, кого, собственно, казнят. Не верит, дескать, брат Джордано в непорочное зачатие и высмеивал возможность превращения хлеба в тело Христово.
Суд над Джордано Бруно. Источник: Public Domain
В результате в народе пошли слухи, что казнили «лютеранина».
Но если бы речь шла о том, что является такой примитивной ересью, то к чему нужно было столько таинственности? Для чего было держать Джордано Бруно в тюрьме шесть лет и добиваться от него отречения?
Есть версия, что святых отцов Джордано Бруно пугал вовсе не приверженностью теории Коперника, которая скорее пострадала из-за Бруно, нежели стала причиной его гибели.
Отцов церкви беспокоило то, что «особый взгляд» Джордано Бруно на веру имеет популярность среди влиятельных особ — достаточно вспомнить французского короля.
Позиции Римской церкви к тому времени и так основательно пошатнулись, и появление ещё одного влиятельного религиозного философа грозило католической церкви новым расколом.
В своей традиционной предрождественской проповеди Angelus папа римский Бенедикт XVI довольно неожиданно для собравшихся на площади Святого Петра в Ватикане верующих обратился к темам астрономии. Папа отметил вклад в развитие науки итальянского астронома Галилео Галилея, который ровно 400 лет назад произвел первые астрономические наблюдения с помощью телескопа. Как известно, за свои утверждения о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, Галилей в 1633 году был подвергнут суду инквизиции, и под угрозой пытки отрекся от своих взглядов. Почему Папа вдруг вспомнил прошлое?
Рассказывает римский журналист, специалист по истории Ватикана Алексей Букалов: «Римско-католическая церковь начала готовиться к предстоящему астрономическому году, среди инициаторов провозглашения предстоящего года именно астрономическим выступило и представительство Ватикана при ООН. В мае месяце в Риме в ватиканском Григорианском университете пройдет специальная сессия, посвященная папе Сильвестру II (это первый французский папа, который прославился своими лекциями по астрономии, он жил на стыке X и XI веков). Это все вместе укладывается в ту линию, которая была провозглашена еще Иоанном Павлом II на переосмысление отношений церкви с наукой. Формального акта прощения Галилео Галилея не было, хотя папа Иоанн Павел II среди грехов, в которых он признался от имени Римско-католической церкви в знаменитой проповеди «Мэа кульпа», говорил о преследованиях, которые церковь чинила в адрес ученых мужей. Поскольку Галилей остался в живых, он не был осужден, то, может быть, такого объявления и не последует. Церковь утверждает, что научное познание мира тоже осуществляется с благословения божьего, поэтому то, что это были разные точки зрения на эту, сейчас кажущуюся бесспорной истинной, это является частью научного процесса и, конечно, церковь не отрицает учения Галилея.
Сейчас это знаменитое место, где когда-то Галилея допрашивали, рядом с монастырем, около церкви Санта-Мария-сопра-Миневра, бенедиктинский монастырь, принадлежит библиотеке итальянского парламента. Зал, где проходил допрос Галилея, так и называется Зал Галилео Галилея, там выставлены его книги. Все это сделано с участием архивов Ватикана».
Спор Галилео Галилея и католической церкви можно рассматривать не как научный, а как богословскую дискуссию. Об этом я попросил поразмышлять вслух автора программы Радио Свобода «С христианской точки зрения» священника Якова Кротова: «Конечно, любое большое бюрократическое учреждение не любит признавать свои ошибки. Учреждению это простительно, а церкви — нет, именно потому, что церковь это не учреждение. Люди, которые подняты чем выше, тем охотнее надо просить прощения. К сожалению, в деле Галилея недостаточно сказать, что он был хороший астроном. Конфликт вокруг Галилея — это конфликт не вокруг астрономии, а вокруг филологии, вокруг чтения Библии, по этому никакие похвалы в адрес Галилея не замажут того простого факта, что судьи, говорившие от имени церкви, были не правы. Изначально и до конца весь спор строился вокруг одного, что в Священном Писании есть слова, которые буквально означают, что «Солнце вращается вокруг Земли». Самый знаменитый, наверное, рассказ об Иисусе Навине, который остановил Солнце. И в псалмах говорится о том, что Солнце вращается вокруг Земли. До последнего стояли на том, что это следует понимать буквально, современники Галилея, которые его судили, хотя уже и тогда были отдельные иерархи, как кардинал Белармин, которые предупреждали, что это опасный путь, но сам Белармин в результате бюрократических игр, интриг, на которые так щедр любой бюрократический аппарат, был вынужден, в сущности, предать Галилея. Библия исходит из той концепции в некоторых стихах, что Солнце вращается вокруг Земли. Цена этому ничтожная, потому что Библия говорит часто языком поэзии и поэтому тут, как Пушкин, если он говорит, что лес одет в золото, это не означает, что надо срочно бежать и организовывать золотые прииски.
Но чтобы это признать, потребовалось довольно много десятилетий. А чтобы признать, что Галилей осужден несправедливо, видимо, понадобится еще лет триста-четыреста».
книги
Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции Игоря Сергеевича Дмитриева «Упрямый Галилей», с которой он выступил в рамках цикла «Публичные лекции «Полит.ру» в Тургеневской библиотеке-читальне 23 апреля 2015 года.
Дмитрий Баюк: Добрый день, уважаемые друзья. Продолжаем традиционные лекции «Полит.ру». Сегодняшнюю проведу я, Дмитрий Баюк. Лекция, которую мы услышим сегодня, в значительной степени связана с содержанием книги «Упрямый Галилей». Игорь Сергеевич Дмитриев – член редколлегии нашего журнала «Вопросы истории естествознания и техники». Он – доктор химических наук, директор Музея-архива Д.И. Менделеева Санкт-Петербургского государственного университета, профессор кафедры философии науки и техники Института философии СПбГУ. Он – один из самых любимых и плодовитых наших авторов, для которого мы в нашем журнале даже однажды сделали исключение по объему статьи – напечатали 5 авторских листов. О творчестве Игоря Сергеевича мы поговорим потом, а сейчас начинаем лекцию.
И. С. Дмитриев:
— Спасибо. Во-первых, я должен поблагодарить организаторов за приглашение, и моя особая благодарность – Дмитрию Александровичу [Баюку], потому что мне сказочно повезло с редактором. Кроме того, что он – человек бесконечно глубокой и широкой эрудиции, это еще – автор работ о Галилее, это – один из его героев. Лишь раз в жизни может повезти получить такого редактора – въедливого, знающего, понимающего тонкости вопроса.
Во- вторых, я должен также поблагодарить и Константина Иванова, который был вторым редактором и тоже много сделал для издания книги. Вот книга – можете видеть, как она хорошо издана.
Меня не раз спрашивали, почему я, доктор химических наук, вдруг взялся за Галилея? После окончания химического факультета Ленинградского университета, – я заканчивал его по двум кафедрам: радиохимии и квантовой химии, программа, естественно, предусматривала много математики и физики,– меня пригласил на работу тогдашний директор Музея-архива Д.
И. Менделеева Ленинградского университета А.А. Макареня.
Тогда при Музее была создана Лаборатория истории химии, и я начал там работать. Моя кандидатская диссертация, первые статьи и книжки были посвящены истории теоретической химии XX века. Это дало мне многое. В частности, я начал догадываться, что те люди, которые жили значительно раньше – Исаак Ньютон, Галилео Галилей и др. – были не глупее нас от того, что не знали теории относительности и квантовой механики. Им было труднее.
Нильсу Бору, Альберту Эйнштейну, создателям квантовой физики XX века, можно было опереться на мощную классическую физику не только в ее «ньютонианском» варианте, но и в варианте Лагранжа и Гамильтона. Более того, некоторые разделы, скажем, квантовой механики были «промоделированы» математиками заранее. А Ньютону с Галилеем на что было опираться? На Аристотеля? Так они шли против него. Далее, для описания научной революции XVI-XVII веков я бы использовал термин «интеллектуальная революция», хотя даже этот термин всего не исчерпывает, потому что изменения происходили во всем – от бухгалтерского дела до экономики и философии.
Моя докторская диссертация была посвящена истории атомистики («Формирование атомистических представлений в химии в период становления ее как науки», 1990), потому что вторая вещь, которую я понял, работая над первой диссертацией, что, когда выбираешь тему, и старшие товарищи тебе говорят: «Да что тут делать? Тут уже все вдоль и поперек изучено!», то надо садиться и писать именно на эту тему. Еще со средней школы я был очень непослушным учеником, выслушивал 100 человек, брал что-то от них, а потом делал по-своему.
Итак, после защиты кандидатской диссертации я совсем «ушел» в XVI-XVII века. В 1999 году вышла моя книжка «Неизвестный Ньютон. Теология и алхимия в творчестве Исаака Ньютона», потом другая – «Искушение святого Коперника: ненаучные корни научной революции». Сейчас это уже библиографические редкости, в том числе и для меня: у меня есть один экземпляр книги о Ньютоне и ни одного – книги о Копернике.
Вот такое небольшое введение.
Когда у меня спрашивают, почему я вдруг заинтересовался Галилеем, то, чтобы отделаться от этого вопроса, отвечаю, что я – директор Музея Менделеева. В кабинете Дмитрия Ивановича висят отдельно три портрета. У него вообще портреты на стене собраны в, так сказать, тематические блоки. И в частности, есть «блок» основателей современного естествознания: Коперник, Галилей и Ньютон. И эти люди мне были интересны, скажем так.
Когда же меня спрашивали, для кого я пишу книги, ответ был такой: «для себя». Потому что, если мне интересно и понятно, значит, это будет интересно и понятно другим.
Теперь переходим к Галилею. Понятно, что я выбрал тематически самый лакомый кусок (если не брать глубин творчества, если не брать методологию, потому что Галилей неисчерпаем в этом отношении). Но я также вполне сознаю, что точку в истории с процессом Галилея поставить невозможно. Это «вечная тема» в истории науки. Иногда в литературе пишут о «двух процессах» над Галилеем. Это не точно, потому что в юридическом смысле полномасштабный инквизиционный процесс закончился в Риме весной 1633 года. Но перед этим был еще один пик столкновений Галилея с теологами, который иногда неточно называют «процессом». Это – увещание Галилея кардиналом Роберто Беллармино, когда кардинал призывал его не придерживаться теории Коперника, не пропагандировать ее, не учить, не трактовать и так далее.
Поэтому сначала я написал книжку «Увещание Галилея», она вышла в 2006 году в Санкт-Петербурге. Понятно, что сейчас я какие-то вещи написал иначе. Пролог ко второй книге в какой-то степени охватывает события 1616 и около этого года, чтобы избавить читателя от поисков моей первой книги о Галилее. К тому же в прологе не просто пересказано то, что было написано раньше, но многое дополнено и скорректировано, а что-то и отброшено.
Многие исследователи у нас – особенно у нас! – да, и за рубежом особой принципиальной проблемы в этой теме (процесс над Галилеем) не видели, не видели загадки в истории процесса, включая события и 1616-го, и 1633-го года.
Какая загадка? Всё предельно ясно: церковные мракобесы травили великого ученого за то, что он защищал гелиоцентрическую теорию Коперника. А дальше уже можно «расцвечивать» эту историю в меру своей эрудиции, более или менее детально описывая кто что сказал, как разворачивалась интрига, кто кого обманул и так далее. Это все интересно, но сути подхода не меняет.
В Интернете я прочитал некоторые суждения о моей книге людей, которые ее не читали, в лучшем случае ознакомились с аннотацией и небольшим фрагментом. (Россия ведь весьма своеобразная страна, ты только откроешь рот, еще ничего не успев толком сказать, а тебе уже возражают. И были такие суждения: мол, зачем писать толстую книгу (850 страниц)? Суть ведь и так ясна – Галилей писал против церкви, церковь отреагировала, но прелаты не разобрались в сути дела, да и время было такое, мракобес на мракобесе… Нет, ситуация была гораздо сложнее. А мнения непрофессионалов никогда меня не интересовали.
В данной лекции я, разумеется, не смогу рассказать все подробности этой истории. Попытаюсь очертить главное. Сначала несколько слов о Галилее.
Он родился в 1564 году, т.е. в год, когда умер Микеланджело и появились на свет Уильям Шекспир и Кристофер Марло. В России в это время вышел «Апостол» Ивана Федорова, а князь Курбский сбежал в Литву. Через месяц началась опричнина. Везде свои события, разной значимости и характера. Иногда мы не очень осознаем, что Исаак Ньютон и боярыня Ф. Морозова – это примерно одно время. В 1675 году, когда скончалась боярыня, Ньютон прислал Лондонскому Королевскому обществу свой трактат с новыми исследованиями и рассуждениями о природе света. Везде решались свои теоретические проблемы: в одной стране – как креститься, двумя или тремя перстами, в другой – как устроена Вселенная.
Отец Галилео, Винченцо Галилей, был музыкантом, теоретиком музыки, учеником Джузеппе Царлино, известного теоретика. Галилей-сын по ряду причин не закончил образование в Пизанском университете, но вскоре стал там преподавать (нам сейчас такое может показаться странным, но в принципе мы уже близки к этому).
Платили там мало, Галилею это не нравилось, и он переехал в Падую, в Падуанский университет, где проработал почти 18 лет, до конца августа 1610 года, после чего вернулся на родину – в Тоскану.
Его последние годы в Падуанском университете отмечены важными открытиями: он сконструировал свой телескоп, и навел его на небо, увидев, что Млечный Путь, даже когда он кажется нам сплошным, состоит из миллиардов звезд, что поверхность Луны принципиально не отличается от земной (в том смысле, что там есть горы, впадины, равнины и так далее). Это было важно, потому что разрушало концепцию, будто над Луной и под Луной все разное, действуют разные законы природы, в подлунном мире все идеально, а на Земле может быть все, что угодно.
Благодаря своему телескопу Галилей открывает также четыре спутника Юпитера. В действительности, их больше, но он открыл четыре, и весьма удачно это открытие использовал. Кроме того, он обнаружил, что что-то «не так» с Сатурном, что тот странно выглядит – о кольцах Сатурна заговорили позже, во второй половине XVII века, но Галилей отметил необычность этой планеты. И уже после выхода своей небольшой книги, «Sidereus Nuncius» («Звездный вестник»), где он изложил свои астрономические наблюдения и открытия, Галилей открывает фазы Венеры, что могло свидетельствовать в пользу теории Коперника, хотя одновременно и в пользу «полукоперниканской» теории Тихо Браге, согласно которой все планеты вращаются около Солнца, а оно вместе с ними – около Земли, являющейся центром мира. Галилей очень не любил эту теорию, но ее любили некоторые астрономы-иезуиты, и его это раздражало.
«Звездный вестник» вышел 13 марта 1610 года. Название можно было переводить по-разному: «Звездная весть» и «Звездный вестник». Сначала подразумевался первый перевод, но потом Галилей перестал возражать против второго варианта, потому что быть в статусе звездного вестника – тоже очень неплохо. Книга вышла в Венеции тиражом 550 экземпляров, была написана на латыни, то есть, ее могли прочитать любые образованные люди во всей Европе, и она имела большой успех.
Поначалу книга вызвала определенные возражения, причем, даже не теологов, а светских астрономов, математиков и эрудитов. Они выступали с разных позиций. Скажем, кому-то не нравилось, что получается слишком много планет (11), – поскольку открытые 4 спутника приравняли к 7 уже известным планетам, – тогда как в Иерусалимском храме стоит семи-свечник. Но вскоре начали раздаваться теологические голоса.
Небольшое отступление. Галилей был очень активным, а временами даже весьма назойливым человеком, он «хватал за пуговицу» каждого, кто мог его слушать и рассказывал про свои открытия. Кроме того, тосканский математик сам создавал себе оппонентов (или, по крайней мере, помогал им укрепить их позиции) как язвительностью тона, так и неправильным выбором стратегии аргументации.
По мере роста его славы как исследователя и умного, эрудированного и остроумного собеседника, он все чаще позволял себе в разговорах с окружающими тон снисходительного превосходства. Галилей уверяет госсекретаря Великого герцога в своей избранности Господом для открытия «чудесных творений Его рук». Галилей был глубоко убежден, что избран Богом стоять выше не только некоторых, но и всех новых астрономов. Поэтому он часто сам делал из возможных союзников противников, а из недоброжелателей – злейших врагов.
С ним было нелегко. Как каждый богато одаренный человек, он знал себе цену и считал, что обязан явить миру открывшуюся ему истину и заставить других поверить в нее. И как каждый богато одаренный человек он совершенно не умел общаться с дураками (да и просто с менее одаренными людьми). Галилей никак не мог – видимо, в силу своего полемического темперамента – следовать простой истине: когда имеешь дело с идиотами, надо быть проще. Он их обижал, подкалывал, выводил из себя, не понимая, что дурак – это большая социальная ценность, важнейшее национальное достояние.
Впрочем, высокая самооценка Галилея была отчасти инициирована теми его современниками из числа итальянских интеллектуалов, которые, не жалея превосходных степеней, славили его как научные, так и риторические способности.
Телескопические открытия Галилео сравнивали с географическими открытиями Х. Колумба, а самого тосканского математика с генуэзским путешественником. Но вернусь к основной теме.
И надо сказать, что его защита теории Коперника вызывала разную реакцию, особенно со стороны теологов, ведь в Библии ясно сказано: Иисус Навин остановил Солнце, а не Землю. Значит, двигалось Солнце! Еще было много библейских цитат, которые, если понимать их буквально, – а церковь настаивала на том, что текст Священного Писания надо понимать именно так, а не аллегорически, метафорически или иными способами, отличными от буквального, – противоречили утверждениям Коперника и Галилея. Галилей не хотел ввязываться в полемику с теологами. Но всё шло к тому. В какой-то момент он понял: конфликта не избежать.
Параллельно развивались другие события. Еще будучи в Падуе, Галилей встретил венецианскую сироту Марину (Марию) Гамба. Злые языки говорили, что она была проституткой, и он познакомился с ней на улице, по месту ее «основной работы». Они не поженились официально из-за разного социального происхождения и как бы мы сейчас сказали, состояли в гражданском браке. Галилей был все-таки из известного аристократического рода. Во флорентийской церкви Санта-Кроче, где ученый был похоронен, можно найти много могил его предков. Один из них был главой Флоренции.
У Галилея и Марины было трое детей – две дочери и сын, которого назвали Винченцо, в честь отца Галилея. Брак длился недолго, и когда Галилей в 1610 году переехал во Флоренцию, Мария отдала ему детей, оставшись в Падуе, где вскоре умерла.
Почему Галилей переехал во Флоренцию? С одной стороны, ему этого хотелось, все-таки Тоскана – его родина. Кроме того, жалованья, которое он получал в Падуе, ему не хватало, ведь ему нужно было, кроме всего прочего, платить приданое за сестер. Их очень выгодно выдали замуж, но это предполагало большое приданое. Когда отец Галилея умер, на Галилео, как на старшего сына, легла обязанность выплатить это приданое, что было тяжело и хлопотно.
Он надеялся, что во Флоренции будет зарабатывать больше.
Но просто так во Флоренцию, к великому герцогу Тосканскому, не переедешь, нужно добиться получения хорошего места. Лучшее место – это придворное. И Галилей придумывает (!) себе придворную должность: «первый философ и математик великого герцога Тосканского». Это было несколько необычно. Да, были придворные математики, астрологи и т. п., но «первый философ и математик» … – это звучало непривычно. Однако Галилею повезло. В феврале 1609 года умирает Великий герцог Тосканский Фердинандо I де Медичи. Во время болезни Фердинанда его жена обратилась к Галилею с просьбой составить гороскоп супруга и дать астрологический прогноз относительно заболевания герцога. Как Кеплер и другие математики и астрономы того времени, Галилей составлял гороскопы, во Флорентийском архиве сохранились некоторые из них.
Галилей умел заниматься саморекламой. По его прогнозам, Великий герцог Фердинандо I должен жить чуть ли не вечно. Но спустя неделю после этого предсказания Фердинандо скончался. Это, однако, никого не смутило. Новым Великий герцогом Тосканы стал Козимо II, с которым Галилей ранее занимался математикой и физикой в летние месяцы. Они были хорошо знакомы. Мальчик сильно привязался к Галилею. В свою очередь Галилей посвятил Козимо «Звездный вестник» и в посвящении написал много теплых слов в адрес нового правителя Тосканы.
Галилей не просто вульгарно льстил девятнадцатилетнему юнцу, только что занявшему трон Великого герцога («одна твоя слава, величайший герой, может придать этим светилам бессмертие имени» и т. п.), он внушает ему, что открытие спутников Юпитера – это не только замечательное астрономическое достижение, нет, это божественное подтверждение великого предназначения рода Медичи вообще и Козимо II в частности, это научное доказательство правильности их династического гороскопа: «едва лишь на земле начали блистать бессмертные красоты твоего духа, как на небе яркие светила предлагают себя, чтобы словно речью возвестить и прославить на все времена твои выдающиеся добродетели».
И никак не может быть случайным совпадением, что четыре новые блуждающие «звезды» были открыты вскоре после восшествия на престол Козимо II; что эти «звезды» блуждают не где-нибудь, а обращаются именно вокруг Юпитера, династической планеты Медичи; что в момент рождения Козимо II именно Юпитер занял надлежащее высокое место над горизонтом, передавая тем самым свою силу и добродетели новорожденному наследному принцу; что этих новых «звезд» именно четыре, т. е. столько, сколько было сыновей у Фердинандо I.
И уж, конечно, не случайно, что Бог, «всеблагой и всевеликий», «создатель и правитель звезд», предопределил, чтобы именно он, Галилей, сделал это великое открытие. Более того, сам Господь пожелал, чтобы родители Козимо II «не сочли [Галилея] недостойным» «ревностно заняться» математическим образованием их отпрыска. В итоге, Галилей представляет себя в качестве посредника между Всевышним и Светлейшим (т. е. между Богом и Козимо II). Подобно тому, как браки заключатся на небесах, патронатные связи совершаются там же. Как известно, чем грубее лесть, тем она действеннее.
Итак, Галилей, чтобы получить хорошую придворную должность, подарил Козимо II … «звезды», которые открыл на небе, т. е. спутники Юпитера, назвав их «Медицейскими», в честь правящей династии Медичи. Позже Галилею было передано пожелание короля Франции Генриха IV в случае открытия новой звезды, назвать ее в честь французского монарха. Но Галилей отнесся к этой просьбе с полным равнодушием, французская придворная ситуация его не волновала, к тому же 14 мая 1610 года Генрих IV был убит.
Но открытие спутников Юпитера надо было подтвердить, и тогда Галилей по дипломатической почте (!) обращается к Иоганну Кеплеру, который был придворным математиком императора Рудольфа II. Для придворных важно было не то, что Кеплер выдающийся ученый (об этом мало кто знал), но то, что он пользовался патронатом императора! И Кеплер, не имея телескопа (Галилей не послал ему ни одного из своих телескопов, хотя имел такую возможность – зачем облегчать жизнь конкуренту!?) подтверждает открытие Галилея, исходя из того, что тот приличный человек и врать не станет.
А когда Кеплер все же потом поинтересовался у Галилея: «А кто еще видел эти звезды?», итальянец как ни в чем ни бывало ответил: «Как кто? Великий герцог Тосканский!». В итоге, Галилей получил желанную должность с очень хорошим окладом и, вообще, был всячески обласкан.
Перед тем, как рассказывать дальше, хочу показать несколько слайдов. Томас Хэрриот, английский математик, астроном и картограф, на несколько месяцев раньше Галилея наблюдал Луну в телескоп.
Хэрриот, однако, не почувствовал, что лунный ландшафт неровный , посчитав, что темные места на диске Луны – это какие-то пятна на ее гладкой поверхности. Здесь есть и теологический момент: обычно Луна – символ Богородицы, и часто Богородица изображается, стоящей на Луне. Причем, Луна, как например, на картине Веласкеса (1618 год), изображена светящейся гладкой сферой.
Галилей видел иначе. Вот его рисунки (см. ниже). Он немного утрировал изображения – увеличивая, к примеру, некоторые кратеры. И это понятно – у него была цель проиллюстрировать как можно нагляднее главную идею (лунная поверхность, подобно земной, неровная), а детали можно будет уточнить потом.
И надо сказать, что Галилею здесь помогло понимание законов перспективы, и законов отражения света на сложных поверхностях. Вот на этом слайде представлены рисунки из знакомого Галилею трактата о перспективе Лоренцо Сиригатти «La Pratica di Prospettiva» (1596).
Мы видим игру светотени на сложной поверхности. Галилей этот опыт учитывал. Кроме того, у него был друг, художник Лодовико Карди по прозвищу Чиголи, который написал потолочную фреску в церкви Санта Мария Маджоре в Риме, на которой изобразил Мадонну, стоящей на Луне, причем поверхность Луны на фреске Чиголи – не ровная, а испещренная, покрытая возвышенностями и кратерами.
Продолжим. В 1611 году Галилей едет в Рим, чтобы астрономы Римской коллегии подтвердили его открытия, что они и сделали. Кроме того, он был принят в «Академию рысьеглазых» (Accademia dei Lincei).
Вот фотография дома в Риме, где поначалу размещалась Академия.
Постепенно теологическая критика теории Коперника, – а наиболее талантливым и активным сторонником и пропагандистом этой теории был Галилей, – усиливалась. И Галилей, чтобы защитить себя и гелиоцентрическое учение, пишет несколько писем, в расчете, что они будут ходить по рукам. Самое известное из них – письмо от 21 декабря 1613 года верному другу и ученику, бенедиктинскому монаху из Монтекассино Бенедетто Кастелли, занявшему накануне по протекции Галилея место профессора математики в Пизанском университете.
Суть этого письма: «Давайте, разделим сферы (истины) религии и науки». Галилей приводит известные слова кардинала Чезаре Боронио: «Библия научает нас не тому, как перемещаются небеса, а как нам переместиться на небо». Однако для Церкви такая позиция была совершенно неприемлема, ибо в науке она видела такую же универсализирующую силу, какой была сама.
Кроме того, Галилей настаивал, что противоречие между гелиоцентризмом и отдельными фрагментами Библии, можно устранить, если перейти от буквального понимания Священного Писания в метафорическому или аллегорическому. Церковь и здесь не могла с ним согласиться, поскольку для такого перехода нужны веские основания. Теологам остроумные рассуждения Галилея представлялись малоубедительными. Их контраргументы могли сводиться (и сводились) к следующему: возможно, буквалистское истолкование библейского текста наивно, но это все же текст Святого Духа, а не спекулятивные утверждения Галилея, в риторике которого никаких доводов, «обладающих силой необходимости и доказательности», не просматривается.
Да, Галилей прав, когда настаивает на том, что «две истины (науки и откровения) никогда не могут друг другу противоречить», но пока-то в наличии только одна – Священное Писание, а утверждение, будто движение Солнца по небосводу – не более чем иллюзия, еще нельзя считать «достоверным в силу опыта и … неопровержимых доказательств». Нет таких доказательств! Синьор Галилей явно переоценил убедительность своих аргументов, и в этом слабость его позиции.
Ведь что, собственно, он хотел сказать в своем письме Кастелли? Что теория Птолемея противоречит буквальному смыслу Писания, а потому следует принять недоказанную теорию Коперника, которая тоже противоречит буквальному смыслу священного текста; к тому же, чтобы свести концы с концами, предлагается также принять некое аллегорическое толкование ряда фрагментов Библии. А чего ради?
Но этого мало. Теологи углядели в рассуждениях Галилея по поводу толкования Священного Писания контуры протестантской позиции в сфере библейской экзегезы, допускавшей известную свободу индивидуального толкования священного текста, против чего было направлено специальное постановление Тридентского собора от 8 апреля 1546 года.
В 1615 году Галилей получает поддержку от незнакомого ему кармелитского священника Паоло Фоскарини, который в январе 1615 года опубликовал в виде небольшой брошюры свое письмо генералу ордена, где утверждал, что теорию Коперника можно согласовать с Библией, если перейти от буквального толкования соответствующих мест в ней к аллегорическим и метафорическим. И продемонстрировал, как именно это надо сделать. Не найдя поддержки в своем ближайшем окружении, Фоскарини отправил свое сочинение главному специалисту по ересям среди тогдашних прелатов кардиналу Роберто Беллармино, и тот 12 апреля 1615 года пишет ответ, явно в расчете на то, что, кроме Фоскарини, с содержанием этого ответа ознакомится и Галилей. Так оно и вышло.
Суть позиции кардинала сводилась к следующему: 1) да, Библия – не учебник астрономии, но важно не только то, что сказано в Библии, но и то, кем сказано. Святой дух не может обманывать и ошибаться, поэтому те места в Библии, которые при ее буквальном истолковании представляются геоцентрическими по смыслу, так и должны толковаться; 2) вместе с тем можно с некоторыми оговорками допустить, что, если правота Коперника будет доказана, т.е. будут предъявлены доказательства физической истинности его теории, тогда экзегеза соответствующих мест Писания будет изменена соборным или папским решением, объявленном ex cathedra (публично).
На что мог бы сослаться Беллармино в качестве показательного примера? В 80-х годах XVI века, когда наблюдали яркую комету и был измерен ее параллакс (Ред. изменение видимого положения кометы относительно удалённого фона в зависимости от положения наблюдателя), было показано, что она пришла из надлунной области без изменения траектории. Все это подрывало древнюю идею существования двух областей Вселенной, – надлунной и подлунной, – с разными физическими законами. И тогда Беллармино выступил с критикой этой позиции Аристотеля. Нечто подобного Беллармино ждал от Галилея.
Короче говоря, позиция кардинала была предельно ясна: «Доказательства, синьор Галилей! Предъявите веские доказательства справедливости гелиоцентрической теории, и только после этого (и в силу этого!) мать католическая церковь будет решать вопрос об изменении экзегезы Св. Писания». А пока теория Коперника не доказана, о ней лучше говорить как о математическом приеме, или гипотезе и т. п. образом, короче ex suppositione (предположительно).
Но Галилей решил, что доказательства правоты Коперника стоит поискать. И он начинает поиск, постепенно убеждаясь, что доказательством движения Земли могут служить приливы и отливы моря. Между тем доносы на него поступают в Инквизицию и на них надо как-то реагировать. В феврале 1616 года консультанты Инквизиции, дали ответ на запрос кардинала Беллармино по поводу двух основных положений теории Коперника: а) Солнце неподвижно и находится в центре мира; б) Земля же совершает два движения: вокруг Солнца и вокруг своей оси.
Эксперты инквизиции не замедлили с ответом. Они посчитали, что первое положение с натурфилософской точки зрения – глупое и абсурдное и формально еретическое с позиций теологии. Второе положение, о двояком движении Земли, так же следует полагать глупым и абсурдным с точки зрения философии, и по меньшей мере «ошибочным в вере».
Для Галилея это был двойной удар: получалось, что он защищал идеи не только религиозно уязвимые (выражение «формально еретическая [теория]» являлось довольно жесткой характеристикой), но и философски – т. е., как бы мы сейчас сказали, «с научной точки зрения» – глупые и абсурдные, что бросало тень и на его правоверие, и на его, так сказать, научную квалификацию.
Святые отцы, таким образом, подчеркнули, что утверждения Коперника не только противоречат принципам натурфилософии Аристотеля, но и просто здравому смыслу, а потому речь идет о теологически неприемлемой глупости, обстоятельство, которое заметно снижало пафос и семантику дискуссии. (Можно только догадываться, как бы порадовались квалификаторы Инквизиции, если бы узнали, что в далекой России, спустя без малого 400 лет треть населения будет считать, что Солнце движется вокруг Земли. И заметьте – не нужно ни аутодафе, ни инквизиционного процесса, вполне достаточно болонского. Правильно сказал К. Маркс – «история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй раз – в виде фарса»).
И еще одно отступление. Разбираясь в этой истории, очень важно иметь в виду, что люди, судившие Галилея и спорившие с ним, имели в своих головах то, что мы сейчас назвали бы «зачатками правового мышления». Именно это обстоятельство труднее всего дается многим историкам, особенно отечественным, которые проецируют свой бесценный советско-российский социальный опыт на Италию XVII века.
«Если папа не доволен Галилеем, – рассуждают (или чаще молчаливо подразумевают) они, – то какие могут быть проблемы?! Скрутить негодяя в бараний рог и всего делов!». Но именно этого Церковь и светские власти сделать не могли. Они не могли даже вызвать Галилея в Трибунал, имея на руках всего лишь копию его письма Кастелли! Нужен был оригинал! И они за ним гонялись, а Галилей делал всё, чтобы подсунуть им другой, так сказать, смягченный в пунктах веры вариант письма.
Кроме того, в этой истории очень важны формулировки, использовавшиеся Инквизицией. Например, «формально еретическое утверждение» – это жесткая формула, «утверждение, ошибочное в вере» – это помягче.
Итак, Церкви в создавшейся ситуации нужно было что-то делать. 25 февраля 1616 года папа Павел V встречается с кардиналом Беллармино, и они решают… А что, собственно, они могли решить? Ведь у Галилея не было на тот момент печатных работ, где бы он открыто высказывался в пользу теории Коперника. Были, правда, его прокоперниканские высказывания в письмах, которые ходили по рукам, в его беседах и выступлениях и т.п. Но этого маловато. Тогда решено было использовать такую меру, как благожелательное увещание (caritativa monitio). В папском «сценарии» был сказано, что кардинал Беллармино должен пригласить к себе Галилея и увещать его, а именно: Беллармино должен был запретить ему преподавать (docere), защищать (defendere) и трактовать, интерпретировать (tractare) теорию Коперника.
Вообще говоря, довольно жесткий сценарий. И выражение «благожелательное увещание» не следует понимать очень буквально, то была своего рода ловушка: ведь monitio (admonitio, monitum) – это не только уведомление потенциального еретика об ошибочности его определенных взглядов и мнений, сопровождаемое просьбой или советом эти взгляды и мнения оставить (т. е. это не только проявление своеобразной инквизиторской галантности и предупредительности), но и (и в первую очередь) своего рода испытание подозреваемого, с целью выяснить, как он отреагирует на увещание. Если не послушается дружеского пастырского совета, значит, он «упорствующий (pertinax) в ереси» и разговор с ним далее будет долгим и суровым.
Самое важное в этом сценарии – запрет на трактовку гелиоцентризма. Т.е. Галилей не мог воспользоваться тем приемом, какой использовали, скажем, советские философы: знакомить публику с западной философией, под видом ее критики. Галилей вообще, по этому сценарию, должен был молчать о теории Коперника.
26 февраля 1616 года, в пятницу, в палаццо кардинала Беллармино, в присутствии нотариуса, комиссара Инквизиции и свидетелей состоялось увещание ученого. В сценарии было прописано: если Галилей в ответ на благожелательное увещание кардинала начнет возражать, то тогда комиссар Инквизиции Микеланджело Сегицци должен будет сделать ему жесткое предписание (preceptum). А если Галилей и после этого не подчинится, то тогда его ждет процедура, которая выражается латинским глаголом carcerare, то есть, тюремное заключение.
Что же произошло 26 февраля 1616 года? Как только кардинал Беллармино закончил свою речь (т. е. увещание), как тут же выступил комиссар Сегицци. В протоколе не сказано, что Галилей как-то протестовал, жестами или словом, против сказанного кардиналом. Судя по протоколу и учитывая папский сценарий, вмешательства комиссара не требовалось. Почему же Сегицци нарушил предписание папы?
Историками были высказаны на этот счет разные предположения: комиссар посчитал, что Беллармино слишком мягок с еретиком; Галилей-таки начал (или собирался) возражать, но нотариус не отметил это в протоколе и т.д. На мой взгляд, любопытней и важнее другое: в предписании комиссара было сказано, что Галилею предписывалось «полностью оставить вышеупомянутое мнение» (т.е. теорию Коперника), «и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно (omnino relinquat, nec eam de caetero, quovis modo teneat, doceat aut defendat, verbo aut scriptis)».
Таким образом, комиссар Инквизиции сразу же после увещания Беллармино, не дав сказать Галилею ни слова, перешел к запретам: tenere (т.е. поддерживать), docere и defendere коперниканское учение. Однако, комиссар ничего не сказал о возможности (или невозможности) это учение обсуждать («tractare de ea opinione»), хотя решение Святейшего, как я уже говорил, предусматривало также и запрет на разъяснение сути коперниканства, скажем, в ходе полемики и под видом его критики. Фактически, Галилею было отказано в любых (письменных и устных) попытках обоснования гелиоцентризма (гелиостатизма) / геокинетизма как физически истинной концепции.
Более того, предписание не позволяло Галилею говорить об учении Коперника даже как о гипотезе (ex suppositione, как выразился Беллармино), даже как о математической конструкции, позволяющей «спасти явления». Да, формулировка предписания, которую использовал Сегицци, формально оставляла Галилею возможность «обсуждать (tractare)» коперниканское «мнение» (и в этом смысле она была несколько мягче планировавшегося папского запрета).
Но реально воспользоваться этой лазейкой было очень трудно, разве что попытаться изложить две главнейшие системы мира (птолемееву и коперникову), предлагая при этом лишь «неокончательные философские и физические аргументы как с одной, так и с другой стороны». Именно эту видимость и пытался в меру сил создать Галилей, когда писал «Il Dialogo sopra i due massimi sistemi del mondo, Tolemaico e Copernicano» («Диалог о двух главнейших системах мира, Птолемеевой и Коперниковой»). Другого выхода у него не было.
5 марта 1616 года был принят Декрет Конгрегации Индекса запрещенных книг, где было в частности сказано: «А так как до сведения вышеназванной Конгрегации дошло, что ложное и целиком противное Священному Писанию пифагорейское учение о движении Земли и неподвижности Солнца, которому учит Николай Коперник …, уже широко распространяется и многими принимается …, [Святая Конгрегация], чтобы подобное мнение не распространялось в будущем на пагубу католической истине, решила: названные книги Николая Коперника … должны быть временно задержаны впредь до их исправления (suspendendos esse donec corrigantur), книга же отца кармелита Паоло Антонио Фоскарини должна быть вовсе запрещена и осуждена, и все книги, кои учат тому же, запрещаются».
Книга Коперника стала первым научным (стопроцентно научным!) трактатом, осужденным Церковью и помещенным в Индекс, пусть даже с формулировкой donec carrigatur (до исправления). Причем трактат Коперника «De Revolutionibus orbium coelestium» («Об обращениях небесных сфер») семьдесят с лишним лет на совершенно законных основаниях свободно циркулировал по Европе. До этого в Индекс попадали книги по магии, некромантии, геомантии, астрологии и т.п. литература, а также сочинения религиозные или философско-религиозные, в которых были обнаружены отклонения от принятой Церковью христианской доктрины и, разумеется, труды протестантов. В этих книгах могли содержаться фрагменты (иногда пространные) натурфилософского характера, но то был, как выразился Д. Хейлброн, «collateral damage».
Замечу, далеко не все кардиналы были готовы занять в отношении гелиоцентризма, а тем более – Галилея, непримиримо жесткую позицию. Одним из результатов состоявшейся среди кардиналов Индекса дискуссии стало то, что характеристика «еретические» не была употреблена в Декрете по отношению к коперниканским воззрениям, хотя, напомню, именно такое определение эксперты Инквизиции дали тезису о неподвижности Солнца.
Павел V, разумеется, понимал, что принятие коперниканской теории как физической истины будет означать признание не только новой космологии, но и, – что куда важнее и хуже, – иного типа библейской экзегезы, что в глазах Святейшего и его единомышленников означало бы (воспользуюсь образным языком одного американского историка) «отрастанию новой головы у протестантской гидры», а для S.ta Madre Chiesa в то время страшнее гидры протестантизма зверя не было.
Однако по многим причинам – разногласия в курии в вопросе о теологическом статусе гелиоцентризма, полезность теории Коперника для практических целей, высокий придворный статус Галилея (при отсутствии у него опубликованных сочинений, прямо поддерживавших новую космологию) и проч. – Святейший воздержался (или его удержали) от принятия жестких оценок коперниканского учения, данных консультантами Св. Службы.
Во всяком случае, в опубликованном тексте Декрета, как, кстати, и в записях об увещании Галилея, термин «еретическая» по отношению к теории Коперника не фигурировал. Формулировка Декрета («ложное и целиком противное Священному Писанию пифагорейское учение») явилась результатом компромисса между теми кардиналами, которые (вместе с Павлом V) поддерживали квалификацию коперниканского учения, данную «отцами теологами», и теми, кто не считал это учение еретическим.
Теперь кратко о событиях 1632 – 1633 годов. В 1632 году Галилей публикует свой «Диалог», над которым он работал по меньшей мере в 1616 года. Я не имею возможности рассказывать обо всех перипетиях публикации «Диалога», в моей книге они описаны детально. Когда же трактат был издан и попал в начале лета 1632 года на стол к Урбану VIII, который до того прекрасно относился к Галилею, – написал в честь ученого небольшой стишок, исполнял все просьбы Галилея, работы которого Святейший просил читать ему за завтраком, – папа, просмотрев книгу, пришел в ярость. Он начал говорить о том, что Галилей его предал. Почему? Что не устроило Урбана?
Согласно традиционной версии, папа разгневался на Галилея за то, что тот фактически защищал теорию Коперника. Однако инициированный Урбаном VIII инквизиционный процесс имеет много странностей. Отмечу только одну. В «окончательном решении» Урбана VIII по делу Галилея, от 16 июня 1633 г., ученому строжайше предписывалось «не рассуждать более никоим образом, ни письменно, ни устно о движении Земли или о неподвижности Солнца, ни о противоположном (et e contra)». Иными словами, Галилею запрещалось в дальнейшем упоминать как о теории Коперника, так и о теории Птолемея?
И даже если бы Галилей письменно или устно заявил: «Слава геоцентрическому учению Птолемея, единственно верной и всепобеждающей космологической доктрине, принятой матерью католической Церковью!!!», его все равно ждали бы крупные неприятности как упорствующего еретика. Любой католик мог хвалить систему Птолемея (и даже излагать систему Коперника, не выдавая ее, однако, за физическую истину), а Галилей – нет! За что, спрашивается, тосканцу такие «привилегии»?
Урбана VIII не устраивала не сама по себе теория Коперника и даже не то, что кто-то предпочитал ее системе Птолемея, но то, как Галилей трактовал любую научную теорию, а именно: Святейшего не устраивало, что Галилей оценивает научные теории в рамках бинарной оппозиции «истинное – ложное». Иными словами, в глазах Урбана VIII, Галилей был виновен не в том, что теории Птолемея он предпочитал теорию Коперника, а в том, что он посмел утверждать, будто научная теория (любая!) может описывать реальность и раскрывать реальные причинно-следственные связи, что, по мнению Верховного понтифика, прямо вело к тяжкой доктринальной ереси – отрицанию важнейшего атрибута Бога: Его Всемогущества (Potentia Dei absoluta), а если вдуматься, то и Его Всеведения.
В этом и заключалась для папы еретичность позиции тосканского математика: Галилей, принимая теорию Коперника как verità assoluta, что было доказано экспертами Св. Службы, не только нарушил данное ранее Святейшему обещание трактовать ее гипотетически, но и сознательно пренебрег одним из центральных догматов христианской веры, в силу чего он обвинялся Церковью в распространении формальной ереси, поскольку на лицо все необходимые условия для такого обвинения: «error intellectus contra aliquam fidei veritatem» («ошибка разума против какой-либо истины веры», причем ошибка, допущенная по собственной воле – «voluntarius»), а также отягчающее обстоятельство: «cum pertinacia assertus», т. е. упорство в ереси.
По Урбану VIII, даже если существует единственная непротиворечивая теория, «спасающая» явления, т.е. описывающая их так, как мы их наблюдаем, – ситуация практически нереальная, – то ее истинность все равно остается в принципе недоказуемой в силу догмата о божественном всемогуществе, который фактически лишал любую теорию ее когнитивной значимости. Человеку не дано построить истинную «систему мира». Поэтому, если натурфилософское утверждение противоречит библейскому тексту и это противоречие оказывается неразрешимым для человеческого разума, то в этом случае, по мнению Святейшего, следует отдать предпочтение теории, наилучшим образом согласующейся с текстом Св. Писания и с теологической традицией, ибо Библия является единственным источником достоверного знания.
И если есть две или большее число теорий, «спасающих явления» и при этом логически непротиворечивых, то следует придерживаться той из них, которая имеет наибольшее теологическое оправдание, т. е. согласуется с буквальным пониманием библейского текста и/или с единодушным мнением отцов Церкви, поскольку Бог своим всемогуществом может реализовать наблюдаемые явления бесчисленным множеством способов, в том числе и недоступных человеческому разумению.
Не существует, по глубокому убеждению Урбана, физически истинных (и, соответственно, физически ложных), – актуально или потенциально, – утверждений и теорий. Есть теории, которые лучше «спасают явления» и которые делают это хуже, есть теории более удобные для вычислений и менее удобные, есть теории, в которых больше внутренних противоречий и в которых их меньше и т.д. и т.п.
Урбан вел свой dialogo не с Галилеем (точнее, не только с ним), он, на заре того, что часто называют научной революцией Нового времени, вел диалог (разумеется, по обстоятельствам эпохи и своего статуса, с позиции силы и в теологических терминах), если можно так выразиться, с самой методологией зарождающейся классической науки, выступая в этом диалоге как теолог par excellence. Галилей спасал атрибуты новой науки, Урбан – атрибуты Бога.
Галилей, в принципе, понимал все трудности научного познания и гипотетический характер научных теорий, но ученого смущало обращение папы именно к сверхъестественному миру, то, что Урбан требовал от Галилея обязательного учета наряду с естественной причинностью также «причинности» иного рода, а именно – учета действия некой сверхъестественной (божественной) «каузальности», причем речь фактически шла не просто об эксклюзивном нарушении Богом «обычного хода Природы», но о детерминации естественного хода вещей сверхъестественными факторами.
И смущало Галилея это обстоятельство, разумеется, не в силу его якобы недостаточной крепости в вере, а в силу убежденности, что Бог – не иллюзионист и не обманщик, что Он создал упорядоченный мир, явления которого подчинены определенным, математически выражаемым законам и задача науки – постичь эти законы (историк философии, разумеется, сразу уловит здесь картезианскую тему и будет прав). Если же ход естественных явлений определяется сверхъестественными причинами, то тогда в «естестве» (т.е. в Природе) не остается ничего «естественного».
Вот в чем дело! Вот теперь все становится на свои места. Понятно, почему процесс шел нестандартно. Почему были «утечки информации», почему появилась эта «et e contra», почему жесткость антикоперниканской (и антигалилеевой) риторики сочеталась с мягким реальным наказании для тосканского virtuosi и «послаблениях» ему, сделанных в ходе разбирательства в Трибунале Святой Службы. Согласившись формально признать ученого просто сильно подозреваемым в ереси, а не упорствующим еретиком, Урбан VIII пошел на уступки, причем, не только и не столько самому Галилею, сколько сложившимся обстоятельствам, которые включали:
– отношения Святого Престола с Великим герцогом Тосканы, с которым Урбан вынужден был считаться, тем более, что именно в это время понтифику приходилось вести сложные переговоры по поводу создания лиги итальянских государей, в которой Фердинандо II отводилась заметная, если не главная роль, а кроме того, нельзя было допустить укрепления отношений Великого герцогства Тосканского с Испанией и с Империей, а такая опасность существовала;
– непростую ситуацию в самой римской курии, в том числе наличие в ней прелатов, симпатизировавших Галилею, в число которых многие историки включают кардиналов Ф. Барберини, Г. Бентивольо и Д. Скалья, а также комиссара Инквизиции В. Макулано, который вел допросы ученого;
– чисто технические трудности доказательства отрицания (или умаления) Галилеем догмата о божественном Всемогуществе. Ведь Урбан VIII при всем его холерическом темпераменте все-таки не был лишен правового мышления. Он понимал – судьям Трибунала нужно нечто большее, чем ссылки на то, что излюбленный аргумент понтифика о божественном всемогуществе представлен в Dialogo как-то вяло, без должного энтузиазма и соответствующие слова вложены в уста Симпличио, фигуры явно страдательной и т.д. и т.п.;
– международную известность Галилея;
– преклонный возраст и плохое состояние здоровья ученого (папе вовсе не хотелось, чтобы Галилей перешел в лучший из миров в покоях Святой Службы; даже страшно представить, какие слухи после этого ходили бы по Риму!).
Но все эти обстоятельства, разумеется, публично не оглашались. Поэтому многие современники, как, например, Р. Декарт, недоумевали: за что судили Галилея, ведь теория Коперника – это не доктринальная ересь, это не вопрос о бессмертии души, о троичности божества и т.п.
Последняя глава моей книги, «Истина, выбранная по желанию», несколько неожиданна по своей тематике. Она посвящена Р. Декарту, его критике той методологии научного исследования, которой придерживался Галилей. Это был как бы второй, но уже не юридический, но философский суд над Галилеем, где главным обвинителем выступал французский философ.
Я написал эту книгу, а потом переписал ее заново. Помните у Марка Твена: «Когда вы закончили писать книгу, вот тогда садитесь и пишите ее, потому что именно тогда вы поняли, что хотели сказать». У меня так и получилось – после того, как был написал первый вариант, я понял, что произошло. Конечно, это моя версия событий. Насколько она правильна – покажет время. На этом я закончу.
Обсуждение лекции:
Д. Баюк: Спасибо вам большое, по-моему, это была интереснейшая лекция. У нас есть некоторое время для вопросов и замечаний.
Вопрос: Большое спасибо за лекцию. В чем состояла суть критики Декарта в адрес Галилея?
И. С. Дмитриев: Это тот вопрос, на который в кратком изложении трудно ответить. Скажу так (заведомо неполно, но вы почитайте соответствующий раздел в моей книге): на Декарта процесс над Галилеем произвел очень сильное впечатление и он решил создать «теологически безопасную картину мира». Однако Декарт не понимал главного в методологии Галилея. Дело даже не в «коперниканстве», т.е. не в принятии какой-то конкретной теории, а самом методе исследования. Вот мы изучаем движение падающего камня. Какой у Галилея был метод? Построение идеализированной модели явления.
В данном случае – движение материальной точки в безвоздушном пространстве. И, когда мы изучаем эту вымышленную, идеализированную ситуацию, мы открываем закон равноускоренного движения (s = at2/2). А дальше – вводим поправки (на сопротивление воздуха и т.д.). Декарт не соглашался с таким подходом. Как так? Какие поправки? Тело движется в воздухе, вот и надо изучать это движение, а не «замещать» его выдуманными ситуациями! Декарт надеялся открыть «настоящий» закон, применимый к реальной ситуации. Промучился много лет, но так ничего и не открыл.
Вопрос: Спасибо большое за прекрасный вечер и за прекрасную книгу. Вопрос о «процессе Галилея» как о конфронтации католический церкви и, в какой-то степени, науки – это довольно известная история. А что можно сказать об отношении к этому процессу и к работам Галилея после 1633 года в протестантском мире? И в теологическом отношении, и в научном. Мы знаем, что работы выходили, например, в Лейдене.
И. С. Дмитриев: В Лейдене вышла вторая книга Галилея – «Беседы и математические доказательства».
Вопрос (продолжение): Он только деньги зарабатывал или какое-то отношение вырабатывалось?
И.С. Дмитриев: Ему и «Диалог» предлагали издать на латыни и в протестантском мире, но он отказался и уже потом, в 1635 году, латинский перевод трактата был опубликован в Страсбурге и потом переиздан в 1641 году в Лионе. А вот уже вторую книжку после процесса издал за границей. В протестантском мире отношение к науке было более лояльным, чем в католическом, но не следует преувеличивать это различие. Потому что, когда речь шла об общих теологических моментах, обе конфессии проявляли достаточную жесткость.
У меня в книжке о Копернике («Искушение святого Коперника: ненаучные корни научной революции») этот вопрос разбирается как раз на протестантском материале. Известны слова М. Лютера, что «в Сарматии (т.е. в Польше. – И. Д.) есть один дурак, который считает, что Земля движется вокруг Солнца. Это все равно, что вы бы считали, что вы едете на телеге, а деревья едут мимо вас». Есть, конечно, тонкости отношений к новой науке у католиков и протестантов, но я бы не стал их преувеличивать. Вообще, идея, будто протестантский дискурс имеет какие-то особые пронаучные добродетели, содержит в себе некоторое преувеличение.
Вопрос (продолжение): А можно предположить, что Галилею повезло, что он был в Италии? Хотя, как известно, история не знает сослагательного наклонения, но где-то в другом месте ему было бы гораздо хуже.
И. С. Дмитриев: Я понимаю. История сослагательного наклонения не знает, а историки могут и знать. Галилею очень повезло, во-первых, что он родился не в России, где всё решалось много проще. Во-вторых, возможно, если бы он родился в протестантской стране, ему было бы жить немного легче, но … скучнее (или это был бы уже не Галилей). У меня нет четкого ответа на этот вопрос. Здесь не в сослагательном наклонении дело, просто надо подумать.
Вопрос (продолжение): Есть же Кеплер, который вполне развивал близкие идеи в протестантских странах.
И. С. Дмитриев: Да, да. И в чем-то даже эффективнее Галилея, потому что использовал математику, а Галилей – нет, ведь он мог открыть, наблюдая за спутниками Юпитера, то, что сейчас называют «третьим законом Кеплера».
Вопрос: Спасибо. Настолько интересная схема, мне показалось, что она имеет универсальное значение. Практически любое шельмование похоже, такое же запутанное. Вопрос, который меня давно мучает: что это такое – агрессивная нетерпимость? Её и сейчас очень много. Это религиозность или психологическая особенность личности или, может быть, это какая-то профессиональная ревность?
И. С. Дмитриев: Здесь все зависит от социокультурной ситуации и традиций. Как я понимаю, то, что произошло с Галилеем, было не просто эдаким «идеологическим спором», борьбой с идеологически (идейно) неприемлемой теорией, скажем так, теологически неприемлемой теорией. У каждого была «своя правда». Галилей защищал авторитет новой науки, и никак не мог уразуметь, почему невозможно ради торжества физической истины изменить экзегезу (Ред. истолкование, пояснение) Писания, а Урбан защищал интересы католической церкви, католического мира и, если хотите – католической культуры в условиях, когда шла Тридцатилетняя война, которая имела и политический и религиозный аспект.
И он никак не мог понять, почему под теологическую идею о божественном всемогуществе не изменить теорию, не относиться к теориям, как к гипотезам? Это тот случай, когда у каждого – своя правда. Речь ведь шла не просто о том, чтобы запретить что-то неортодоксальное. У каждого была своя продуманная концепция. И в этом отношении Симпличио, герой двух трактатов Галилея – это не просто такой «традиционалист-придурок», которому Галилей устами Сальвиати прочищает мозги и которого постоянно ставит в неловкое положение. У Симпличио своя, и весьма продуманная и последовательная позиция. Это одна ситуация.
И совсем другая ситуация – просто «хватать и не пущать», устраивать репрессии безо всякого разбора. Это разные вещи. Поэтому здесь бесценный советский опыт не совсем подходит. У меня есть книжка «Союз ума и фурий: французская наука в эпоху революционного кризиса конца XVIII столетия». (Она вышла в Санкт-Петербурге, а самая главная проблема сейчас – как доставить книжку «из Петербурга в Москву». В обратном направлении еще можно. Поэтому книга здесь не имела какого-то резонанса). Так вот – в принципе, то, что произошло во Франции во время революционного террора, когда была закрыта одна из лучших в мире Академий по чисто идеологическим причинам (мол, нечего разводить тут меритократию), это совсем другая история, она никак не напоминает историю Галилея.
В истории науки и философии мне интересны три судебных процесса: процесс над Фрэнсисом Бэконом (его судили не за философию, а за коррупцию, там был сугубо сфабрикованный процесс, у меня есть публикация в Интернете на эту тему, она называется «Виноград в терновнике»), процесс над Галилеем и процесс над Лавуазье. Это – совершенно разные события.
Вопрос (продолжение): Очень странный ответ. По форме – против, а по сути – вы подтверждаете то, что я сказал.
И. С. Дмитриев: Возможно, да.
Д. Баюк: Так бывает, называется «диалектика». Еще, пожалуйста, вопросы, высказывания, замечания, впечатления?
Вопрос: А можно вопрос не по процессу? Что такое «компассо»?
Д. Баюк: С чего, собственно, начиналась слава Галилея.
И.С. Дмитриев: Да, гидростатические весы, военный циркуль (compasso geometrico e militare)… Вы знаете, я очень давно занимался этим вопросом. Если Дмитрий Александрович мне поможет, я буду очень благодарен. Но это циркуль, который можно использовать при составлении карт и планов.
Д. Баюк: Это пропорциональный циркуль, очень развитый, сложный. Галилей придумал не только, как им пользоваться, но и как его делать. Он открыл у себя дома лабораторию. Его жизнь в Падуе была так устроена, что он зарабатывал на жизнь не столько в университете как профессор, читающий лекции, сколько на приеме постояльцев: него были студенты, которые жили у него дома.
И.С. Дмитриев: Причем, со слугами.
Д. Баюк: Его мама или жена для них готовили, а Галилей учил их пользоваться этим военным циркулем, показывал, как его сделать. Кроме того, к циркулю еще прикладывался небольшой трактат – своего рода User’s manual. И так получилось, что идея «носилась в воздухе», были некоторые люди, которые делали нечто подобное, они стали обвинять его в плагиате.
Вообще, споры о приоритетах сопровождали Галилея почти всю жизнь. Потом, когда он в той же самой мастерской стал шлифовать стекла и сделал свой телескоп, то его успех как астронома-наблюдателя – у него не было никакого образования астрономического, ни знания астрономии, как такового – его успех был связан именно с тем, что он делал хорошие стекла, у него получались хорошие телескопы.
Что же, нам надо поблагодарить Игоря Сергеевича еще раз (аплодисменты). Здесь продаются книги издательства «НЛО», книгу можно приобрести и подписать непосредственно у автора.
Пожелание к организаторам лекций: у Игоря Сергеевича все самое интересное «осталось за кадром» в каком-то смысле. Он хорошо нам рассказал биографию Галилея. У меня список вопросов, которые я решил не задавать, предоставив приоритет вам, но мне кажется, что лекцию надо повторить еще раз. Надо передать наши пожелания организаторам. Спасибо всем!
Упрямый Галилей – аналитический портал ПОЛИТ.РУ
Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции Игоря Сергеевича Дмитриева «Упрямый Галилей», с которой он выступил в рамках цикла «Публичные лекции «Полит.ру» в Тургеневской библиотеке-читальне 23 апреля 2015 года.
Дмитрий Баюк: Добрый день, уважаемые друзья. Продолжаем традиционные лекции «Полит.ру». Сегодняшнюю проведу я, Дмитрий Баюк. Лекция, которую мы услышим сегодня, в значительной степени связана с содержанием книги «Упрямый Галилей». Игорь Сергеевич Дмитриев – член редколлегии нашего журнала «Вопросы истории естествознания и техники». Он – доктор химических наук, директор Музея-архива Д.И. Менделеева Санкт-Петербургского государственного университета, профессор кафедры философии науки и техники Института философии СПбГУ. Он – один из самых любимых и плодовитых наших авторов, для которого мы в нашем журнале даже однажды сделали исключение по объему статьи – напечатали 5 авторских листов. О творчестве Игоря Сергеевича мы поговорим потом, а сейчас начинаем лекцию.
И. С. Дмитриев:
— Спасибо. Во-первых, я должен поблагодарить организаторов за приглашение, и моя особая благодарность – Дмитрию Александровичу [Баюку], потому что мне сказочно повезло с редактором. Кроме того, что он – человек бесконечно глубокой и широкой эрудиции, это еще – автор работ о Галилее, это – один из его героев. Лишь раз в жизни может повезти получить такого редактора – въедливого, знающего, понимающего тонкости вопроса.
Во- вторых, я должен также поблагодарить и Константина Иванова, который был вторым редактором и тоже много сделал для издания книги. Вот книга – можете видеть, как она хорошо издана.
Меня не раз спрашивали, почему я, доктор химических наук, вдруг взялся за Галилея? После окончания химического факультета Ленинградского университета, – я заканчивал его по двум кафедрам: радиохимии и квантовой химии, программа, естественно, предусматривала много математики и физики,– меня пригласил на работу тогдашний директор Музея-архива Д.И. Менделеева Ленинградского университета А.А. Макареня.
Тогда при Музее была создана Лаборатория истории химии, и я начал там работать. Моя кандидатская диссертация, первые статьи и книжки были посвящены истории теоретической химии XX века. Это дало мне многое. В частности, я начал догадываться, что те люди, которые жили значительно раньше – Исаак Ньютон, Галилео Галилей и др. – были не глупее нас от того, что не знали теории относительности и квантовой механики. Им было труднее.
Нильсу Бору, Альберту Эйнштейну, создателям квантовой физики XX века, можно было опереться на мощную классическую физику не только в ее «ньютонианском» варианте, но и в варианте Лагранжа и Гамильтона. Более того, некоторые разделы, скажем, квантовой механики были «промоделированы» математиками заранее. А Ньютону с Галилеем на что было опираться? На Аристотеля? Так они шли против него. Далее, для описания научной революции XVI-XVII веков я бы использовал термин «интеллектуальная революция», хотя даже этот термин всего не исчерпывает, потому что изменения происходили во всем – от бухгалтерского дела до экономики и философии.
Моя докторская диссертация была посвящена истории атомистики («Формирование атомистических представлений в химии в период становления ее как науки», 1990), потому что вторая вещь, которую я понял, работая над первой диссертацией, что, когда выбираешь тему, и старшие товарищи тебе говорят: «Да что тут делать? Тут уже все вдоль и поперек изучено!», то надо садиться и писать именно на эту тему. Еще со средней школы я был очень непослушным учеником, выслушивал 100 человек, брал что-то от них, а потом делал по-своему.
Итак, после защиты кандидатской диссертации я совсем «ушел» в XVI-XVII века. В 1999 году вышла моя книжка «Неизвестный Ньютон. Теология и алхимия в творчестве Исаака Ньютона», потом другая – «Искушение святого Коперника: ненаучные корни научной революции». Сейчас это уже библиографические редкости, в том числе и для меня: у меня есть один экземпляр книги о Ньютоне и ни одного – книги о Копернике. Вот такое небольшое введение.
Когда у меня спрашивают, почему я вдруг заинтересовался Галилеем, то, чтобы отделаться от этого вопроса, отвечаю, что я – директор Музея Менделеева. В кабинете Дмитрия Ивановича висят отдельно три портрета. У него вообще портреты на стене собраны в, так сказать, тематические блоки. И в частности, есть «блок» основателей современного естествознания: Коперник, Галилей и Ньютон. И эти люди мне были интересны, скажем так.
Когда же меня спрашивали, для кого я пишу книги, ответ был такой: «для себя». Потому что, если мне интересно и понятно, значит, это будет интересно и понятно другим.
Портрет Галилео Галилея (1635) кисти Юстуса Сустерманса
Теперь переходим к Галилею. Понятно, что я выбрал тематически самый лакомый кусок (если не брать глубин творчества, если не брать методологию, потому что Галилей неисчерпаем в этом отношении). Но я также вполне сознаю, что точку в истории с процессом Галилея поставить невозможно. Это «вечная тема» в истории науки. Иногда в литературе пишут о «двух процессах» над Галилеем. Это не точно, потому что в юридическом смысле полномасштабный инквизиционный процесс закончился в Риме весной 1633 года. Но перед этим был еще один пик столкновений Галилея с теологами, который иногда неточно называют «процессом». Это – увещание Галилея кардиналом Роберто Беллармино, когда кардинал призывал его не придерживаться теории Коперника, не пропагандировать ее, не учить, не трактовать и так далее.
Поэтому сначала я написал книжку «Увещание Галилея», она вышла в 2006 году в Санкт-Петербурге. Понятно, что сейчас я какие-то вещи написал иначе. Пролог ко второй книге в какой-то степени охватывает события 1616 и около этого года, чтобы избавить читателя от поисков моей первой книги о Галилее. К тому же в прологе не просто пересказано то, что было написано раньше, но многое дополнено и скорректировано, а что-то и отброшено.
Многие исследователи у нас – особенно у нас! – да, и за рубежом особой принципиальной проблемы в этой теме (процесс над Галилеем) не видели, не видели загадки в истории процесса, включая события и 1616-го, и 1633-го года. Какая загадка? Всё предельно ясно: церковные мракобесы травили великого ученого за то, что он защищал гелиоцентрическую теорию Коперника. А дальше уже можно «расцвечивать» эту историю в меру своей эрудиции, более или менее детально описывая кто что сказал, как разворачивалась интрига, кто кого обманул и так далее. Это все интересно, но сути подхода не меняет.
В Интернете я прочитал некоторые суждения о моей книге людей, которые ее не читали, в лучшем случае ознакомились с аннотацией и небольшим фрагментом. (Россия ведь весьма своеобразная страна, ты только откроешь рот, еще ничего не успев толком сказать, а тебе уже возражают. И были такие суждения: мол, зачем писать толстую книгу (850 страниц)? Суть ведь и так ясна – Галилей писал против церкви, церковь отреагировала, но прелаты не разобрались в сути дела, да и время было такое, мракобес на мракобесе… Нет, ситуация была гораздо сложнее. А мнения непрофессионалов никогда меня не интересовали.
В данной лекции я, разумеется, не смогу рассказать все подробности этой истории. Попытаюсь очертить главное. Сначала несколько слов о Галилее.
Он родился в 1564 году, т.е. в год, когда умер Микеланджело и появились на свет Уильям Шекспир и Кристофер Марло. В России в это время вышел «Апостол» Ивана Федорова, а князь Курбский сбежал в Литву. Через месяц началась опричнина. Везде свои события, разной значимости и характера. Иногда мы не очень осознаем, что Исаак Ньютон и боярыня Ф. Морозова – это примерно одно время. В 1675 году, когда скончалась боярыня, Ньютон прислал Лондонскому Королевскому обществу свой трактат с новыми исследованиями и рассуждениями о природе света. Везде решались свои теоретические проблемы: в одной стране – как креститься, двумя или тремя перстами, в другой – как устроена Вселенная.
Отец Галилео, Винченцо Галилей, был музыкантом, теоретиком музыки, учеником Джузеппе Царлино, известного теоретика. Галилей-сын по ряду причин не закончил образование в Пизанском университете, но вскоре стал там преподавать (нам сейчас такое может показаться странным, но в принципе мы уже близки к этому). Платили там мало, Галилею это не нравилось, и он переехал в Падую, в Падуанский университет, где проработал почти 18 лет, до конца августа 1610 года, после чего вернулся на родину – в Тоскану.
Его последние годы в Падуанском университете отмечены важными открытиями: он сконструировал свой телескоп, и навел его на небо, увидев, что Млечный Путь, даже когда он кажется нам сплошным, состоит из миллиардов звезд, что поверхность Луны принципиально не отличается от земной (в том смысле, что там есть горы, впадины, равнины и так далее). Это было важно, потому что разрушало концепцию, будто над Луной и под Луной все разное, действуют разные законы природы, в подлунном мире все идеально, а на Земле может быть все, что угодно.
Благодаря своему телескопу Галилей открывает также четыре спутника Юпитера. В действительности, их больше, но он открыл четыре, и весьма удачно это открытие использовал. Кроме того, он обнаружил, что что-то «не так» с Сатурном, что тот странно выглядит – о кольцах Сатурна заговорили позже, во второй половине XVII века, но Галилей отметил необычность этой планеты. И уже после выхода своей небольшой книги, «Sidereus Nuncius» («Звездный вестник»), где он изложил свои астрономические наблюдения и открытия, Галилей открывает фазы Венеры, что могло свидетельствовать в пользу теории Коперника, хотя одновременно и в пользу «полукоперниканской» теории Тихо Браге, согласно которой все планеты вращаются около Солнца, а оно вместе с ними – около Земли, являющейся центром мира. Галилей очень не любил эту теорию, но ее любили некоторые астрономы-иезуиты, и его это раздражало.
«Звездный вестник» вышел 13 марта 1610 года. Название можно было переводить по-разному: «Звездная весть» и «Звездный вестник». Сначала подразумевался первый перевод, но потом Галилей перестал возражать против второго варианта, потому что быть в статусе звездного вестника – тоже очень неплохо. Книга вышла в Венеции тиражом 550 экземпляров, была написана на латыни, то есть, ее могли прочитать любые образованные люди во всей Европе, и она имела большой успех.
Поначалу книга вызвала определенные возражения, причем, даже не теологов, а светских астрономов, математиков и эрудитов. Они выступали с разных позиций. Скажем, кому-то не нравилось, что получается слишком много планет (11), – поскольку открытые 4 спутника приравняли к 7 уже известным планетам, – тогда как в Иерусалимском храме стоит семи-свечник. Но вскоре начали раздаваться теологические голоса.
Небольшое отступление. Галилей был очень активным, а временами даже весьма назойливым человеком, он «хватал за пуговицу» каждого, кто мог его слушать и рассказывал про свои открытия. Кроме того, тосканский математик сам создавал себе оппонентов (или, по крайней мере, помогал им укрепить их позиции) как язвительностью тона, так и неправильным выбором стратегии аргументации.
По мере роста его славы как исследователя и умного, эрудированного и остроумного собеседника, он все чаще позволял себе в разговорах с окружающими тон снисходительного превосходства. Галилей уверяет госсекретаря Великого герцога в своей избранности Господом для открытия «чудесных творений Его рук». Галилей был глубоко убежден, что избран Богом стоять выше не только некоторых, но и всех новых астрономов. Поэтому он часто сам делал из возможных союзников противников, а из недоброжелателей – злейших врагов.
С ним было нелегко. Как каждый богато одаренный человек, он знал себе цену и считал, что обязан явить миру открывшуюся ему истину и заставить других поверить в нее. И как каждый богато одаренный человек он совершенно не умел общаться с дураками (да и просто с менее одаренными людьми). Галилей никак не мог – видимо, в силу своего полемического темперамента – следовать простой истине: когда имеешь дело с идиотами, надо быть проще. Он их обижал, подкалывал, выводил из себя, не понимая, что дурак – это большая социальная ценность, важнейшее национальное достояние.
Впрочем, высокая самооценка Галилея была отчасти инициирована теми его современниками из числа итальянских интеллектуалов, которые, не жалея превосходных степеней, славили его как научные, так и риторические способности. Телескопические открытия Галилео сравнивали с географическими открытиями Х. Колумба, а самого тосканского математика с генуэзским путешественником. Но вернусь к основной теме.
И надо сказать, что его защита теории Коперника вызывала разную реакцию, особенно со стороны теологов, ведь в Библии ясно сказано: Иисус Навин остановил Солнце, а не Землю. Значит, двигалось Солнце! Еще было много библейских цитат, которые, если понимать их буквально, – а церковь настаивала на том, что текст Священного Писания надо понимать именно так, а не аллегорически, метафорически или иными способами, отличными от буквального, – противоречили утверждениям Коперника и Галилея. Галилей не хотел ввязываться в полемику с теологами. Но всё шло к тому. В какой-то момент он понял: конфликта не избежать.
Параллельно развивались другие события. Еще будучи в Падуе, Галилей встретил венецианскую сироту Марину (Марию) Гамба. Злые языки говорили, что она была проституткой, и он познакомился с ней на улице, по месту ее «основной работы». Они не поженились официально из-за разного социального происхождения и как бы мы сейчас сказали, состояли в гражданском браке. Галилей был все-таки из известного аристократического рода. Во флорентийской церкви Санта-Кроче, где ученый был похоронен, можно найти много могил его предков. Один из них был главой Флоренции.
У Галилея и Марины было трое детей – две дочери и сын, которого назвали Винченцо, в честь отца Галилея. Брак длился недолго, и когда Галилей в 1610 году переехал во Флоренцию, Мария отдала ему детей, оставшись в Падуе, где вскоре умерла.
Почему Галилей переехал во Флоренцию? С одной стороны, ему этого хотелось, все-таки Тоскана – его родина. Кроме того, жалованья, которое он получал в Падуе, ему не хватало, ведь ему нужно было, кроме всего прочего, платить приданое за сестер. Их очень выгодно выдали замуж, но это предполагало большое приданое. Когда отец Галилея умер, на Галилео, как на старшего сына, легла обязанность выплатить это приданое, что было тяжело и хлопотно. Он надеялся, что во Флоренции будет зарабатывать больше.
Но просто так во Флоренцию, к великому герцогу Тосканскому, не переедешь, нужно добиться получения хорошего места. Лучшее место – это придворное. И Галилей придумывает (!) себе придворную должность: «первый философ и математик великого герцога Тосканского». Это было несколько необычно. Да, были придворные математики, астрологи и т. п., но «первый философ и математик» … – это звучало непривычно. Однако Галилею повезло. В феврале 1609 года умирает Великий герцог Тосканский Фердинандо I де Медичи. Во время болезни Фердинанда его жена обратилась к Галилею с просьбой составить гороскоп супруга и дать астрологический прогноз относительно заболевания герцога. Как Кеплер и другие математики и астрономы того времени, Галилей составлял гороскопы, во Флорентийском архиве сохранились некоторые из них.
Галилей умел заниматься саморекламой. По его прогнозам, Великий герцог Фердинандо I должен жить чуть ли не вечно. Но спустя неделю после этого предсказания Фердинандо скончался. Это, однако, никого не смутило. Новым Великий герцогом Тосканы стал Козимо II, с которым Галилей ранее занимался математикой и физикой в летние месяцы. Они были хорошо знакомы. Мальчик сильно привязался к Галилею. В свою очередь Галилей посвятил Козимо «Звездный вестник» и в посвящении написал много теплых слов в адрес нового правителя Тосканы.
Галилей не просто вульгарно льстил девятнадцатилетнему юнцу, только что занявшему трон Великого герцога («одна твоя слава, величайший герой, может придать этим светилам бессмертие имени» и т. п.), он внушает ему, что открытие спутников Юпитера – это не только замечательное астрономическое достижение, нет, это божественное подтверждение великого предназначения рода Медичи вообще и Козимо II в частности, это научное доказательство правильности их династического гороскопа: «едва лишь на земле начали блистать бессмертные красоты твоего духа, как на небе яркие светила предлагают себя, чтобы словно речью возвестить и прославить на все времена твои выдающиеся добродетели».
И никак не может быть случайным совпадением, что четыре новые блуждающие «звезды» были открыты вскоре после восшествия на престол Козимо II; что эти «звезды» блуждают не где-нибудь, а обращаются именно вокруг Юпитера, династической планеты Медичи; что в момент рождения Козимо II именно Юпитер занял надлежащее высокое место над горизонтом, передавая тем самым свою силу и добродетели новорожденному наследному принцу; что этих новых «звезд» именно четыре, т. е. столько, сколько было сыновей у Фердинандо I.
И уж, конечно, не случайно, что Бог, «всеблагой и всевеликий», «создатель и правитель звезд», предопределил, чтобы именно он, Галилей, сделал это великое открытие. Более того, сам Господь пожелал, чтобы родители Козимо II «не сочли [Галилея] недостойным» «ревностно заняться» математическим образованием их отпрыска. В итоге, Галилей представляет себя в качестве посредника между Всевышним и Светлейшим (т. е. между Богом и Козимо II). Подобно тому, как браки заключатся на небесах, патронатные связи совершаются там же. Как известно, чем грубее лесть, тем она действеннее.
Итак, Галилей, чтобы получить хорошую придворную должность, подарил Козимо II … «звезды», которые открыл на небе, т. е. спутники Юпитера, назвав их «Медицейскими», в честь правящей династии Медичи. Позже Галилею было передано пожелание короля Франции Генриха IV в случае открытия новой звезды, назвать ее в честь французского монарха. Но Галилей отнесся к этой просьбе с полным равнодушием, французская придворная ситуация его не волновала, к тому же 14 мая 1610 года Генрих IV был убит.
Но открытие спутников Юпитера надо было подтвердить, и тогда Галилей по дипломатической почте (!) обращается к Иоганну Кеплеру, который был придворным математиком императора Рудольфа II. Для придворных важно было не то, что Кеплер выдающийся ученый (об этом мало кто знал), но то, что он пользовался патронатом императора! И Кеплер, не имея телескопа (Галилей не послал ему ни одного из своих телескопов, хотя имел такую возможность – зачем облегчать жизнь конкуренту!?) подтверждает открытие Галилея, исходя из того, что тот приличный человек и врать не станет. А когда Кеплер все же потом поинтересовался у Галилея: «А кто еще видел эти звезды?», итальянец как ни в чем ни бывало ответил: «Как кто? Великий герцог Тосканский!». В итоге, Галилей получил желанную должность с очень хорошим окладом и, вообще, был всячески обласкан.
Перед тем, как рассказывать дальше, хочу показать несколько слайдов. Томас Хэрриот, английский математик, астроном и картограф, на несколько месяцев раньше Галилея наблюдал Луну в телескоп. Вот его зарисовка:
Т. Хэрриот. Зарисовка лунной поверхности (1609). Petworth HouseArchives, Великобритания
Хэрриот, однако, не почувствовал, что лунный ландшафт неровный , посчитав, что темные места на диске Луны – это какие-то пятна на ее гладкой поверхности. Здесь есть и теологический момент: обычно Луна – символ Богородицы, и часто Богородица изображается, стоящей на Луне. Причем, Луна, как например, на картине Веласкеса (1618 год), изображена светящейся гладкой сферой.
Д. Веласкес. Непорочное зачатие (ок. 1619). Лондон, Национальная галерея.
Галилей видел иначе. Вот его рисунки (см. ниже). Он немного утрировал изображения – увеличивая, к примеру, некоторые кратеры. И это понятно – у него была цель проиллюстрировать как можно нагляднее главную идею (лунная поверхность, подобно земной, неровная), а детали можно будет уточнить потом.
Акварельные зарисовки Галилеем лунной поверхности (1609 – 1610).
И надо сказать, что Галилею здесь помогло понимание законов перспективы, и законов отражения света на сложных поверхностях. Вот на этом слайде представлены рисунки из знакомого Галилею трактата о перспективе Лоренцо Сиригатти «La Pratica di Prospettiva» (1596) (4).
Мы видим игру светотени на сложной поверхности. Галилей этот опыт учитывал. Кроме того, у него был друг, художник Лодовико Карди по прозвищу Чиголи, который написал потолочную фреску в церкви Санта Мария Маджоре в Риме, на которой изобразил Мадонну, стоящей на Луне, причем поверхность Луны на фреске Чиголи – не ровная, а испещренная, покрытая возвышенностями и кратерами.
Л. Карди (Чиголи). Непорочное зачатие. Фрагмент купольной фрески в капелле Боргезе церкви Санта Мария Маджоре (1610 – 1612). Рим
Продолжим. В 1611 году Галилей едет в Рим, чтобы астрономы Римской коллегии подтвердили его открытия, что они и сделали. Кроме того, он был принят в «Академию рысьеглазых» (Accademia dei Lincei). Вот фотография дома в Риме, где поначалу размещалась Академия.
Фото И.С. Дмитриева
Постепенно теологическая критика теории Коперника, – а наиболее талантливым и активным сторонником и пропагандистом этой теории был Галилей, – усиливалась. И Галилей, чтобы защитить себя и гелиоцентрическое учение, пишет несколько писем, в расчете, что они будут ходить по рукам. Самое известное из них – письмо от 21 декабря 1613 года верному другу и ученику, бенедиктинскому монаху из Монтекассино Бенедетто Кастелли, занявшему накануне по протекции Галилея место профессора математики в Пизанском университете.
Суть этого письма: «Давайте, разделим сферы (истины) религии и науки». Галилей приводит известные слова кардинала Чезаре Боронио: «Библия научает нас не тому, как перемещаются небеса, а как нам переместиться на небо». Однако для Церкви такая позиция была совершенно неприемлема, ибо в науке она видела такую же универсализирующую силу, какой была сама.
Кроме того, Галилей настаивал, что противоречие между гелиоцентризмом и отдельными фрагментами Библии, можно устранить, если перейти от буквального понимания Священного Писания в метафорическому или аллегорическому. Церковь и здесь не могла с ним согласиться, поскольку для такого перехода нужны веские основания. Теологам остроумные рассуждения Галилея представлялись малоубедительными. Их контраргументы могли сводиться (и сводились) к следующему: возможно, буквалистское истолкование библейского текста наивно, но это все же текст Святого Духа, а не спекулятивные утверждения Галилея, в риторике которого никаких доводов, «обладающих силой необходимости и доказательности», не просматривается.
Да, Галилей прав, когда настаивает на том, что «две истины (науки и откровения) никогда не могут друг другу противоречить», но пока-то в наличии только одна – Священное Писание, а утверждение, будто движение Солнца по небосводу – не более чем иллюзия, еще нельзя считать «достоверным в силу опыта и … неопровержимых доказательств». Нет таких доказательств! Синьор Галилей явно переоценил убедительность своих аргументов, и в этом слабость его позиции.
Ведь что, собственно, он хотел сказать в своем письме Кастелли? Что теория Птолемея противоречит буквальному смыслу Писания, а потому следует принять недоказанную теорию Коперника, которая тоже противоречит буквальному смыслу священного текста; к тому же, чтобы свести концы с концами, предлагается также принять некое аллегорическое толкование ряда фрагментов Библии. А чего ради?
Но этого мало. Теологи углядели в рассуждениях Галилея по поводу толкования Священного Писания контуры протестантской позиции в сфере библейской экзегезы, допускавшей известную свободу индивидуального толкования священного текста, против чего было направлено специальное постановление Тридентского собора от 8 апреля 1546 года.
В 1615 году Галилей получает поддержку от незнакомого ему кармелитского священника Паоло Фоскарини, который в январе 1615 года опубликовал в виде небольшой брошюры свое письмо генералу ордена, где утверждал, что теорию Коперника можно согласовать с Библией, если перейти от буквального толкования соответствующих мест в ней к аллегорическим и метафорическим. И продемонстрировал, как именно это надо сделать. Не найдя поддержки в своем ближайшем окружении, Фоскарини отправил свое сочинение главному специалисту по ересям среди тогдашних прелатов кардиналу Роберто Беллармино, и тот 12 апреля 1615 года пишет ответ, явно в расчете на то, что, кроме Фоскарини, с содержанием этого ответа ознакомится и Галилей. Так оно и вышло.
Суть позиции кардинала сводилась к следующему: 1) да, Библия – не учебник астрономии, но важно не только то, что сказано в Библии, но и то, кем сказано. Святой дух не может обманывать и ошибаться, поэтому те места в Библии, которые при ее буквальном истолковании представляются геоцентрическими по смыслу, так и должны толковаться; 2) вместе с тем можно с некоторыми оговорками допустить, что, если правота Коперника будет доказана, т.е. будут предъявлены доказательства физической истинности его теории, тогда экзегеза соответствующих мест Писания будет изменена соборным или папским решением, объявленном ex cathedra (публично).
На что мог бы сослаться Беллармино в качестве показательного примера? В 80-х годах XVI века, когда наблюдали яркую комету и был измерен ее параллакс (Ред. изменение видимого положения кометы относительно удалённого фона в зависимости от положения наблюдателя), было показано, что она пришла из надлунной области без изменения траектории. Все это подрывало древнюю идею существования двух областей Вселенной, – надлунной и подлунной, – с разными физическими законами. И тогда Беллармино выступил с критикой этой позиции Аристотеля. Нечто подобного Беллармино ждал от Галилея.
Короче говоря, позиция кардинала была предельно ясна: «Доказательства, синьор Галилей! Предъявите веские доказательства справедливости гелиоцентрической теории, и только после этого (и в силу этого!) мать католическая церковь будет решать вопрос об изменении экзегезы Св. Писания». А пока теория Коперника не доказана, о ней лучше говорить как о математическом приеме, или гипотезе и т. п. образом, короче ex suppositione (предположительно).
Но Галилей решил, что доказательства правоты Коперника стоит поискать. И он начинает поиск, постепенно убеждаясь, что доказательством движения Земли могут служить приливы и отливы моря. Между тем доносы на него поступают в Инквизицию и на них надо как-то реагировать. В феврале 1616 года консультанты Инквизиции, дали ответ на запрос кардинала Беллармино по поводу двух основных положений теории Коперника: а) Солнце неподвижно и находится в центре мира; б) Земля же совершает два движения: вокруг Солнца и вокруг своей оси.
Эксперты инквизиции не замедлили с ответом. Они посчитали, что первое положение с натурфилософской точки зрения – глупое и абсурдное и формально еретическое с позиций теологии. Второе положение, о двояком движении Земли, так же следует полагать глупым и абсурдным с точки зрения философии, и по меньшей мере «ошибочным в вере».
Для Галилея это был двойной удар: получалось, что он защищал идеи не только религиозно уязвимые (выражение «формально еретическая [теория]» являлось довольно жесткой характеристикой), но и философски – т. е., как бы мы сейчас сказали, «с научной точки зрения» – глупые и абсурдные, что бросало тень и на его правоверие, и на его, так сказать, научную квалификацию.
Святые отцы, таким образом, подчеркнули, что утверждения Коперника не только противоречат принципам натурфилософии Аристотеля, но и просто здравому смыслу, а потому речь идет о теологически неприемлемой глупости, обстоятельство, которое заметно снижало пафос и семантику дискуссии. (Можно только догадываться, как бы порадовались квалификаторы Инквизиции, если бы узнали, что в далекой России, спустя без малого 400 лет треть населения будет считать, что Солнце движется вокруг Земли. И заметьте – не нужно ни аутодафе, ни инквизиционного процесса, вполне достаточно болонского. Правильно сказал К. Маркс – «история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй раз – в виде фарса»).
И еще одно отступление. Разбираясь в этой истории, очень важно иметь в виду, что люди, судившие Галилея и спорившие с ним, имели в своих головах то, что мы сейчас назвали бы «зачатками правового мышления». Именно это обстоятельство труднее всего дается многим историкам, особенно отечественным, которые проецируют свой бесценный советско-российский социальный опыт на Италию XVII века.
«Если папа не доволен Галилеем, – рассуждают (или чаще молчаливо подразумевают) они, – то какие могут быть проблемы?! Скрутить негодяя в бараний рог и всего делов!». Но именно этого Церковь и светские власти сделать не могли. Они не могли даже вызвать Галилея в Трибунал, имея на руках всего лишь копию его письма Кастелли! Нужен был оригинал! И они за ним гонялись, а Галилей делал всё, чтобы подсунуть им другой, так сказать, смягченный в пунктах веры вариант письма.
Кроме того, в этой истории очень важны формулировки, использовавшиеся Инквизицией. Например, «формально еретическое утверждение» – это жесткая формула, «утверждение, ошибочное в вере» – это помягче.
Итак, Церкви в создавшейся ситуации нужно было что-то делать. 25 февраля 1616 года папа Павел V встречается с кардиналом Беллармино, и они решают… А что, собственно, они могли решить? Ведь у Галилея не было на тот момент печатных работ, где бы он открыто высказывался в пользу теории Коперника. Были, правда, его прокоперниканские высказывания в письмах, которые ходили по рукам, в его беседах и выступлениях и т.п. Но этого маловато. Тогда решено было использовать такую меру, как благожелательное увещание (caritativa monitio). В папском «сценарии» был сказано, что кардинал Беллармино должен пригласить к себе Галилея и увещать его, а именно: Беллармино должен был запретить ему преподавать (docere), защищать (defendere) и трактовать, интерпретировать (tractare) теорию Коперника.
Вообще говоря, довольно жесткий сценарий. И выражение «благожелательное увещание» не следует понимать очень буквально, то была своего рода ловушка: ведь monitio (admonitio, monitum) – это не только уведомление потенциального еретика об ошибочности его определенных взглядов и мнений, сопровождаемое просьбой или советом эти взгляды и мнения оставить (т. е. это не только проявление своеобразной инквизиторской галантности и предупредительности), но и (и в первую очередь) своего рода испытание подозреваемого, с целью выяснить, как он отреагирует на увещание. Если не послушается дружеского пастырского совета, значит, он «упорствующий (pertinax) в ереси» и разговор с ним далее будет долгим и суровым.
Самое важное в этом сценарии – запрет на трактовку гелиоцентризма. Т.е. Галилей не мог воспользоваться тем приемом, какой использовали, скажем, советские философы: знакомить публику с западной философией, под видом ее критики. Галилей вообще, по этому сценарию, должен был молчать о теории Коперника.
26 февраля 1616 года, в пятницу, в палаццо кардинала Беллармино, в присутствии нотариуса, комиссара Инквизиции и свидетелей состоялось увещание ученого. В сценарии было прописано: если Галилей в ответ на благожелательное увещание кардинала начнет возражать, то тогда комиссар Инквизиции Микеланджело Сегицци должен будет сделать ему жесткое предписание (preceptum). А если Галилей и после этого не подчинится, то тогда его ждет процедура, которая выражается латинским глаголом carcerare, то есть, тюремное заключение.
Что же произошло 26 февраля 1616 года? Как только кардинал Беллармино закончил свою речь (т. е. увещание), как тут же выступил комиссар Сегицци. В протоколе не сказано, что Галилей как-то протестовал, жестами или словом, против сказанного кардиналом. Судя по протоколу и учитывая папский сценарий, вмешательства комиссара не требовалось. Почему же Сегицци нарушил предписание папы?
Историками были высказаны на этот счет разные предположения: комиссар посчитал, что Беллармино слишком мягок с еретиком; Галилей-таки начал (или собирался) возражать, но нотариус не отметил это в протоколе и т.д. На мой взгляд, любопытней и важнее другое: в предписании комиссара было сказано, что Галилею предписывалось «полностью оставить вышеупомянутое мнение» (т.е. теорию Коперника), «и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно (omnino relinquat, nec eam de caetero, quovis modo teneat, doceat aut defendat, verbo aut scriptis)».
Таким образом, комиссар Инквизиции сразу же после увещания Беллармино, не дав сказать Галилею ни слова, перешел к запретам: tenere (т.е. поддерживать), docere и defendere коперниканское учение. Однако, комиссар ничего не сказал о возможности (или невозможности) это учение обсуждать («tractare de ea opinione»), хотя решение Святейшего, как я уже говорил, предусматривало также и запрет на разъяснение сути коперниканства, скажем, в ходе полемики и под видом его критики. Фактически, Галилею было отказано в любых (письменных и устных) попытках обоснования гелиоцентризма (гелиостатизма) / геокинетизма как физически истинной концепции.
Более того, предписание не позволяло Галилею говорить об учении Коперника даже как о гипотезе (ex suppositione, как выразился Беллармино), даже как о математической конструкции, позволяющей «спасти явления». Да, формулировка предписания, которую использовал Сегицци, формально оставляла Галилею возможность «обсуждать (tractare)» коперниканское «мнение» (и в этом смысле она была несколько мягче планировавшегося папского запрета).
Но реально воспользоваться этой лазейкой было очень трудно, разве что попытаться изложить две главнейшие системы мира (птолемееву и коперникову), предлагая при этом лишь «неокончательные философские и физические аргументы как с одной, так и с другой стороны». Именно эту видимость и пытался в меру сил создать Галилей, когда писал «Il Dialogo sopra i due massimi sistemi del mondo, Tolemaico e Copernicano» («Диалог о двух главнейших системах мира, Птолемеевой и Коперниковой»). Другого выхода у него не было.
5 марта 1616 года был принят Декрет Конгрегации Индекса запрещенных книг, где было в частности сказано: «А так как до сведения вышеназванной Конгрегации дошло, что ложное и целиком противное Священному Писанию пифагорейское учение о движении Земли и неподвижности Солнца, которому учит Николай Коперник …, уже широко распространяется и многими принимается …, [Святая Конгрегация], чтобы подобное мнение не распространялось в будущем на пагубу католической истине, решила: названные книги Николая Коперника … должны быть временно задержаны впредь до их исправления (suspendendos esse donec corrigantur), книга же отца кармелита Паоло Антонио Фоскарини должна быть вовсе запрещена и осуждена, и все книги, кои учат тому же, запрещаются».
Книга Коперника стала первым научным (стопроцентно научным!) трактатом, осужденным Церковью и помещенным в Индекс, пусть даже с формулировкой donec carrigatur (до исправления). Причем трактат Коперника «De Revolutionibus orbium coelestium» («Об обращениях небесных сфер») семьдесят с лишним лет на совершенно законных основаниях свободно циркулировал по Европе. До этого в Индекс попадали книги по магии, некромантии, геомантии, астрологии и т.п. литература, а также сочинения религиозные или философско-религиозные, в которых были обнаружены отклонения от принятой Церковью христианской доктрины и, разумеется, труды протестантов. В этих книгах могли содержаться фрагменты (иногда пространные) натурфилософского характера, но то был, как выразился Д. Хейлброн, «collateral damage».
Замечу, далеко не все кардиналы были готовы занять в отношении гелиоцентризма, а тем более – Галилея, непримиримо жесткую позицию. Одним из результатов состоявшейся среди кардиналов Индекса дискуссии стало то, что характеристика «еретические» не была употреблена в Декрете по отношению к коперниканским воззрениям, хотя, напомню, именно такое определение эксперты Инквизиции дали тезису о неподвижности Солнца.
Павел V, разумеется, понимал, что принятие коперниканской теории как физической истины будет означать признание не только новой космологии, но и, – что куда важнее и хуже, – иного типа библейской экзегезы, что в глазах Святейшего и его единомышленников означало бы (воспользуюсь образным языком одного американского историка) «отрастанию новой головы у протестантской гидры», а для S.ta Madre Chiesa в то время страшнее гидры протестантизма зверя не было.
Однако по многим причинам – разногласия в курии в вопросе о теологическом статусе гелиоцентризма, полезность теории Коперника для практических целей, высокий придворный статус Галилея (при отсутствии у него опубликованных сочинений, прямо поддерживавших новую космологию) и проч. – Святейший воздержался (или его удержали) от принятия жестких оценок коперниканского учения, данных консультантами Св. Службы.
Во всяком случае, в опубликованном тексте Декрета, как, кстати, и в записях об увещании Галилея, термин «еретическая» по отношению к теории Коперника не фигурировал. Формулировка Декрета («ложное и целиком противное Священному Писанию пифагорейское учение») явилась результатом компромисса между теми кардиналами, которые (вместе с Павлом V) поддерживали квалификацию коперниканского учения, данную «отцами теологами», и теми, кто не считал это учение еретическим.
Теперь кратко о событиях 1632 – 1633 годов. В 1632 году Галилей публикует свой «Диалог», над которым он работал по меньшей мере в 1616 года. Я не имею возможности рассказывать обо всех перипетиях публикации «Диалога», в моей книге они описаны детально. Когда же трактат был издан и попал в начале лета 1632 года на стол к Урбану VIII, который до того прекрасно относился к Галилею, – написал в честь ученого небольшой стишок, исполнял все просьбы Галилея, работы которого Святейший просил читать ему за завтраком, – папа, просмотрев книгу, пришел в ярость. Он начал говорить о том, что Галилей его предал. Почему? Что не устроило Урбана?
Согласно традиционной версии, папа разгневался на Галилея за то, что тот фактически защищал теорию Коперника. Однако инициированный Урбаном VIII инквизиционный процесс имеет много странностей. Отмечу только одну. В «окончательном решении» Урбана VIII по делу Галилея, от 16 июня 1633 г., ученому строжайше предписывалось «не рассуждать более никоим образом, ни письменно, ни устно о движении Земли или о неподвижности Солнца, ни о противоположном (et e contra)». Иными словами, Галилею запрещалось в дальнейшем упоминать как о теории Коперника, так и о теории Птолемея?
И даже если бы Галилей письменно или устно заявил: «Слава геоцентрическому учению Птолемея, единственно верной и всепобеждающей космологической доктрине, принятой матерью католической Церковью!!!», его все равно ждали бы крупные неприятности как упорствующего еретика. Любой католик мог хвалить систему Птолемея (и даже излагать систему Коперника, не выдавая ее, однако, за физическую истину), а Галилей – нет! За что, спрашивается, тосканцу такие «привилегии»?
Урбана VIII не устраивала не сама по себе теория Коперника и даже не то, что кто-то предпочитал ее системе Птолемея, но то, как Галилей трактовал любую научную теорию, а именно: Святейшего не устраивало, что Галилей оценивает научные теории в рамках бинарной оппозиции «истинное – ложное». Иными словами, в глазах Урбана VIII, Галилей был виновен не в том, что теории Птолемея он предпочитал теорию Коперника, а в том, что он посмел утверждать, будто научная теория (любая!) может описывать реальность и раскрывать реальные причинно-следственные связи, что, по мнению Верховного понтифика, прямо вело к тяжкой доктринальной ереси – отрицанию важнейшего атрибута Бога: Его Всемогущества (Potentia Dei absoluta), а если вдуматься, то и Его Всеведения.
В этом и заключалась для папы еретичность позиции тосканского математика: Галилей, принимая теорию Коперника как verità assoluta, что было доказано экспертами Св. Службы, не только нарушил данное ранее Святейшему обещание трактовать ее гипотетически, но и сознательно пренебрег одним из центральных догматов христианской веры, в силу чего он обвинялся Церковью в распространении формальной ереси, поскольку на лицо все необходимые условия для такого обвинения: «error intellectus contra aliquam fidei veritatem» («ошибка разума против какой-либо истины веры», причем ошибка, допущенная по собственной воле – «voluntarius»), а также отягчающее обстоятельство: «cum pertinacia assertus», т. е. упорство в ереси.
По Урбану VIII, даже если существует единственная непротиворечивая теория, «спасающая» явления, т.е. описывающая их так, как мы их наблюдаем, – ситуация практически нереальная, – то ее истинность все равно остается в принципе недоказуемой в силу догмата о божественном всемогуществе, который фактически лишал любую теорию ее когнитивной значимости. Человеку не дано построить истинную «систему мира». Поэтому, если натурфилософское утверждение противоречит библейскому тексту и это противоречие оказывается неразрешимым для человеческого разума, то в этом случае, по мнению Святейшего, следует отдать предпочтение теории, наилучшим образом согласующейся с текстом Св. Писания и с теологической традицией, ибо Библия является единственным источником достоверного знания.
И если есть две или большее число теорий, «спасающих явления» и при этом логически непротиворечивых, то следует придерживаться той из них, которая имеет наибольшее теологическое оправдание, т. е. согласуется с буквальным пониманием библейского текста и/или с единодушным мнением отцов Церкви, поскольку Бог своим всемогуществом может реализовать наблюдаемые явления бесчисленным множеством способов, в том числе и недоступных человеческому разумению.
Не существует, по глубокому убеждению Урбана, физически истинных (и, соответственно, физически ложных), – актуально или потенциально, – утверждений и теорий. Есть теории, которые лучше «спасают явления» и которые делают это хуже, есть теории более удобные для вычислений и менее удобные, есть теории, в которых больше внутренних противоречий и в которых их меньше и т.д. и т.п.
Урбан вел свой dialogo не с Галилеем (точнее, не только с ним), он, на заре того, что часто называют научной революцией Нового времени, вел диалог (разумеется, по обстоятельствам эпохи и своего статуса, с позиции силы и в теологических терминах), если можно так выразиться, с самой методологией зарождающейся классической науки, выступая в этом диалоге как теолог par excellence. Галилей спасал атрибуты новой науки, Урбан – атрибуты Бога.
Галилей, в принципе, понимал все трудности научного познания и гипотетический характер научных теорий, но ученого смущало обращение папы именно к сверхъестественному миру, то, что Урбан требовал от Галилея обязательного учета наряду с естественной причинностью также «причинности» иного рода, а именно – учета действия некой сверхъестественной (божественной) «каузальности», причем речь фактически шла не просто об эксклюзивном нарушении Богом «обычного хода Природы», но о детерминации естественного хода вещей сверхъестественными факторами.
И смущало Галилея это обстоятельство, разумеется, не в силу его якобы недостаточной крепости в вере, а в силу убежденности, что Бог – не иллюзионист и не обманщик, что Он создал упорядоченный мир, явления которого подчинены определенным, математически выражаемым законам и задача науки – постичь эти законы (историк философии, разумеется, сразу уловит здесь картезианскую тему и будет прав). Если же ход естественных явлений определяется сверхъестественными причинами, то тогда в «естестве» (т.е. в Природе) не остается ничего «естественного».
Вот в чем дело! Вот теперь все становится на свои места. Понятно, почему процесс шел нестандартно. Почему были «утечки информации», почему появилась эта «et e contra», почему жесткость антикоперниканской (и антигалилеевой) риторики сочеталась с мягким реальным наказании для тосканского virtuosi и «послаблениях» ему, сделанных в ходе разбирательства в Трибунале Святой Службы. Согласившись формально признать ученого просто сильно подозреваемым в ереси, а не упорствующим еретиком, Урбан VIII пошел на уступки, причем, не только и не столько самому Галилею, сколько сложившимся обстоятельствам, которые включали:
– отношения Святого Престола с Великим герцогом Тосканы, с которым Урбан вынужден был считаться, тем более, что именно в это время понтифику приходилось вести сложные переговоры по поводу создания лиги итальянских государей, в которой Фердинандо II отводилась заметная, если не главная роль, а кроме того, нельзя было допустить укрепления отношений Великого герцогства Тосканского с Испанией и с Империей, а такая опасность существовала;
– непростую ситуацию в самой римской курии, в том числе наличие в ней прелатов, симпатизировавших Галилею, в число которых многие историки включают кардиналов Ф. Барберини, Г. Бентивольо и Д. Скалья, а также комиссара Инквизиции В. Макулано, который вел допросы ученого;
– чисто технические трудности доказательства отрицания (или умаления) Галилеем догмата о божественном Всемогуществе. Ведь Урбан VIII при всем его холерическом темпераменте все-таки не был лишен правового мышления. Он понимал – судьям Трибунала нужно нечто большее, чем ссылки на то, что излюбленный аргумент понтифика о божественном всемогуществе представлен в Dialogo как-то вяло, без должного энтузиазма и соответствующие слова вложены в уста Симпличио, фигуры явно страдательной и т.д. и т.п.;
– международную известность Галилея;
– преклонный возраст и плохое состояние здоровья ученого (папе вовсе не хотелось, чтобы Галилей перешел в лучший из миров в покоях Святой Службы; даже страшно представить, какие слухи после этого ходили бы по Риму!).
Но все эти обстоятельства, разумеется, публично не оглашались. Поэтому многие современники, как, например, Р. Декарт, недоумевали: за что судили Галилея, ведь теория Коперника – это не доктринальная ересь, это не вопрос о бессмертии души, о троичности божества и т.п.
Последняя глава моей книги, «Истина, выбранная по желанию», несколько неожиданна по своей тематике. Она посвящена Р. Декарту, его критике той методологии научного исследования, которой придерживался Галилей. Это был как бы второй, но уже не юридический, но философский суд над Галилеем, где главным обвинителем выступал французский философ.
Я написал эту книгу, а потом переписал ее заново. Помните у Марка Твена: «Когда вы закончили писать книгу, вот тогда садитесь и пишите ее, потому что именно тогда вы поняли, что хотели сказать». У меня так и получилось – после того, как был написал первый вариант, я понял, что произошло. Конечно, это моя версия событий. Насколько она правильна – покажет время. На этом я закончу.
Обсуждение лекции:
Д. Баюк: Спасибо вам большое, по-моему, это была интереснейшая лекция. У нас есть некоторое время для вопросов и замечаний.
Вопрос: Большое спасибо за лекцию. В чем состояла суть критики Декарта в адрес Галилея?
И. С. Дмитриев: Это тот вопрос, на который в кратком изложении трудно ответить. Скажу так (заведомо неполно, но вы почитайте соответствующий раздел в моей книге): на Декарта процесс над Галилеем произвел очень сильное впечатление и он решил создать «теологически безопасную картину мира». Однако Декарт не понимал главного в методологии Галилея. Дело даже не в «коперниканстве», т.е. не в принятии какой-то конкретной теории, а самом методе исследования. Вот мы изучаем движение падающего камня. Какой у Галилея был метод? Построение идеализированной модели явления.
В данном случае – движение материальной точки в безвоздушном пространстве. И, когда мы изучаем эту вымышленную, идеализированную ситуацию, мы открываем закон равноускоренного движения (s = at2/2). А дальше – вводим поправки (на сопротивление воздуха и т.д.). Декарт не соглашался с таким подходом. Как так? Какие поправки? Тело движется в воздухе, вот и надо изучать это движение, а не «замещать» его выдуманными ситуациями! Декарт надеялся открыть «настоящий» закон, применимый к реальной ситуации. Промучился много лет, но так ничего и не открыл.
Вопрос: Спасибо большое за прекрасный вечер и за прекрасную книгу. Вопрос о «процессе Галилея» как о конфронтации католический церкви и, в какой-то степени, науки – это довольно известная история. А что можно сказать об отношении к этому процессу и к работам Галилея после 1633 года в протестантском мире? И в теологическом отношении, и в научном. Мы знаем, что работы выходили, например, в Лейдене.
И. С. Дмитриев: В Лейдене вышла вторая книга Галилея – «Беседы и математические доказательства».
Вопрос (продолжение): Он только деньги зарабатывал или какое-то отношение вырабатывалось?
И.С. Дмитриев: Ему и «Диалог» предлагали издать на латыни и в протестантском мире, но он отказался и уже потом, в 1635 году, латинский перевод трактата был опубликован в Страсбурге и потом переиздан в 1641 году в Лионе. А вот уже вторую книжку после процесса издал за границей. В протестантском мире отношение к науке было более лояльным, чем в католическом, но не следует преувеличивать это различие. Потому что, когда речь шла об общих теологических моментах, обе конфессии проявляли достаточную жесткость.
У меня в книжке о Копернике («Искушение святого Коперника: ненаучные корни научной революции») этот вопрос разбирается как раз на протестантском материале. Известны слова М. Лютера, что «в Сарматии (т.е. в Польше. – И. Д.) есть один дурак, который считает, что Земля движется вокруг Солнца. Это все равно, что вы бы считали, что вы едете на телеге, а деревья едут мимо вас». Есть, конечно, тонкости отношений к новой науке у католиков и протестантов, но я бы не стал их преувеличивать. Вообще, идея, будто протестантский дискурс имеет какие-то особые пронаучные добродетели, содержит в себе некоторое преувеличение.
Вопрос (продолжение): А можно предположить, что Галилею повезло, что он был в Италии? Хотя, как известно, история не знает сослагательного наклонения, но где-то в другом месте ему было бы гораздо хуже.
И. С. Дмитриев: Я понимаю. История сослагательного наклонения не знает, а историки могут и знать. Галилею очень повезло, во-первых, что он родился не в России, где всё решалось много проще. Во-вторых, возможно, если бы он родился в протестантской стране, ему было бы жить немного легче, но … скучнее (или это был бы уже не Галилей). У меня нет четкого ответа на этот вопрос. Здесь не в сослагательном наклонении дело, просто надо подумать.
Вопрос (продолжение): Есть же Кеплер, который вполне развивал близкие идеи в протестантских странах.
И. С. Дмитриев: Да, да. И в чем-то даже эффективнее Галилея, потому что использовал математику, а Галилей – нет, ведь он мог открыть, наблюдая за спутниками Юпитера, то, что сейчас называют «третьим законом Кеплера».
Вопрос: Спасибо. Настолько интересная схема, мне показалось, что она имеет универсальное значение. Практически любое шельмование похоже, такое же запутанное. Вопрос, который меня давно мучает: что это такое – агрессивная нетерпимость? Её и сейчас очень много. Это религиозность или психологическая особенность личности или, может быть, это какая-то профессиональная ревность?
И. С. Дмитриев: Здесь все зависит от социокультурной ситуации и традиций. Как я понимаю, то, что произошло с Галилеем, было не просто эдаким «идеологическим спором», борьбой с идеологически (идейно) неприемлемой теорией, скажем так, теологически неприемлемой теорией. У каждого была «своя правда». Галилей защищал авторитет новой науки, и никак не мог уразуметь, почему невозможно ради торжества физической истины изменить экзегезу (Ред. истолкование, пояснение) Писания, а Урбан защищал интересы католической церкви, католического мира и, если хотите – католической культуры в условиях, когда шла Тридцатилетняя война, которая имела и политический и религиозный аспект.
И он никак не мог понять, почему под теологическую идею о божественном всемогуществе не изменить теорию, не относиться к теориям, как к гипотезам? Это тот случай, когда у каждого – своя правда. Речь ведь шла не просто о том, чтобы запретить что-то неортодоксальное. У каждого была своя продуманная концепция. И в этом отношении Симпличио, герой двух трактатов Галилея – это не просто такой «традиционалист-придурок», которому Галилей устами Сальвиати прочищает мозги и которого постоянно ставит в неловкое положение. У Симпличио своя, и весьма продуманная и последовательная позиция. Это одна ситуация.
И совсем другая ситуация – просто «хватать и не пущать», устраивать репрессии безо всякого разбора. Это разные вещи. Поэтому здесь бесценный советский опыт не совсем подходит. У меня есть книжка «Союз ума и фурий: французская наука в эпоху революционного кризиса конца XVIII столетия». (Она вышла в Санкт-Петербурге, а самая главная проблема сейчас – как доставить книжку «из Петербурга в Москву». В обратном направлении еще можно. Поэтому книга здесь не имела какого-то резонанса). Так вот – в принципе, то, что произошло во Франции во время революционного террора, когда была закрыта одна из лучших в мире Академий по чисто идеологическим причинам (мол, нечего разводить тут меритократию), это совсем другая история, она никак не напоминает историю Галилея.
В истории науки и философии мне интересны три судебных процесса: процесс над Фрэнсисом Бэконом (его судили не за философию, а за коррупцию, там был сугубо сфабрикованный процесс, у меня есть публикация в Интернете на эту тему, она называется «Виноград в терновнике»), процесс над Галилеем и процесс над Лавуазье. Это – совершенно разные события.
Вопрос (продолжение): Очень странный ответ. По форме – против, а по сути – вы подтверждаете то, что я сказал.
И. С. Дмитриев: Возможно, да.
Д. Баюк: Так бывает, называется «диалектика». Еще, пожалуйста, вопросы, высказывания, замечания, впечатления?
Вопрос: А можно вопрос не по процессу? Что такое «компассо»?
Д. Баюк: С чего, собственно, начиналась слава Галилея.
И.С. Дмитриев: Да, гидростатические весы, военный циркуль (compasso geometrico e militare)… Вы знаете, я очень давно занимался этим вопросом. Если Дмитрий Александрович мне поможет, я буду очень благодарен. Но это циркуль, который можно использовать при составлении карт и планов.
Д. Баюк: Это пропорциональный циркуль, очень развитый, сложный. Галилей придумал не только, как им пользоваться, но и как его делать. Он открыл у себя дома лабораторию. Его жизнь в Падуе была так устроена, что он зарабатывал на жизнь не столько в университете как профессор, читающий лекции, сколько на приеме постояльцев: него были студенты, которые жили у него дома.
И.С. Дмитриев: Причем, со слугами.
Д. Баюк: Его мама или жена для них готовили, а Галилей учил их пользоваться этим военным циркулем, показывал, как его сделать. Кроме того, к циркулю еще прикладывался небольшой трактат – своего рода User’s manual. И так получилось, что идея «носилась в воздухе», были некоторые люди, которые делали нечто подобное, они стали обвинять его в плагиате.
Вообще, споры о приоритетах сопровождали Галилея почти всю жизнь. Потом, когда он в той же самой мастерской стал шлифовать стекла и сделал свой телескоп, то его успех как астронома-наблюдателя – у него не было никакого образования астрономического, ни знания астрономии, как такового – его успех был связан именно с тем, что он делал хорошие стекла, у него получались хорошие телескопы.
Что же, нам надо поблагодарить Игоря Сергеевича еще раз (аплодисменты). Здесь продаются книги издательства «НЛО», книгу можно приобрести и подписать непосредственно у автора.
Пожелание к организаторам лекций: у Игоря Сергеевича все самое интересное «осталось за кадром» в каком-то смысле. Он хорошо нам рассказал биографию Галилея. У меня список вопросов, которые я решил не задавать, предоставив приоритет вам, но мне кажется, что лекцию надо повторить еще раз. Надо передать наши пожелания организаторам. Спасибо всем!
Жизнь Галилея
I
Галилей демонстрирует мальчику Андреа Сарти, сыну своей экономки и будущему ученику, на простых примерах коперниканскую модель солнечной системы. Галилей говорит о том, что наступает время нового знания, время пересмотра всех прежних истин и рождения новых.
Птолемеевская система рассматривала землю неподвижной, надёжной опорой. Сейчас всё не так, оказывается, что нет никаких опор — всё подвижно.
Мальчик не сразу верит Галилею, поскольку придерживается наивной картины мира (ведь земля-то плоская, а не круглая). Тем не менее, Андреа ради шутки повторяет «ересь» в школе. Этим недовольна его мать, экономка Галилея — госпожа Сарти. Она удивляется, когда узнаёт, что Галилей действительно разделяет эти идеи (она считала это выдумками сына). Но её больше интересует то, что Галилей не платит молочнику, что у них долги.
Галилей доказывает Андреа, что его взгляд наивен. Земля может быть подвижна, и мы можем при этом оставаться на ногах. В качестве примера он втыкает в яблоко щепку, крутит его и говорит, что верх щепки всегда выше её низа, как ни поворачивай яблоко. Галилей рассуждает о новом в науке. Он сравнивает исследователей с мореплавателями: раньше они ходили только вдоль побережий, теперь направляют корабли в открытое море.
Андреа говорит, что к Галилею хочет прийти учиться богатый молодой человек Людовико Марсили. Галилей видит, что для Людовико наука — лишь модное увлечение. Людовико говорит, что наука предлагает много диковинок. Он видел в Голландии некое устройство, в котором 2 линзы: двояковогнутая и двояковыпуклая. К удивлению Людовико, это устройство увеличивает предметы. Галилей отсылает Людовико, а сам о чём-то задумывается.
Приходит Приули, куратор университета в Падуе. Галилео хочет надбавки к жалованию. Но куратор говорит, что математика, которую преподаёт Галилео, — это лишь забава для тех, кто её финансирует. Надо радоваться тому, что есть. Приули и Галилей спорят: куратор говорит о том, что в Венеции науку не преследует инквизиция (Джордано Бруно выдали как не венецианца), есть возможность свободно творить, а во Флоренции и вообще по всей Европе платят больше, но преследуют. Галилео говорит, что без денег наука тоже не может развиваться, и что мало хорошего в такой свободе. Приули возражает, что если бы Галилей изобрёл что-нибудь, то наверняка получил бы надбавку. Он вспоминает разные полезные вещи, которые Галилей придумывал.
Галилей работает над подзорной трубой. Он говорит с Андреа. Тот уже в восторге от открытия Галилея, но учёный предостерегает мальчика: это лишь гипотеза, проверить никто пока не может. Галилей показывает трубу мальчику, и говорит: «Это принесёт нам пятьсот скуди».
II
Галилей демонстрирует публике своё новое изобретение — подзорную трубу. Все в восторге. Галилей получает прибавку в жаловании. Но он погружён в свои мысли.
Любое научное открытие имеет «двойной» смысл. Для непосвящённых это лишь подзорная труба, практическая польза. Людовико уже начал понимать, что Галилей просто надул всех: такие трубы уже продаются по всей Европе. Но только сам Галилей осознал, что он придумал совершенно новое применение этой трубе. А на своей афере просто заработал денег на исследование. Действительно, практическая польза — но не та, которой радуются правители города и военные.
III
10 января 1610 года Галилей со своим другом Сагредо наблюдают Луну. Они видят рельеф, видят, что Луна не излучает свет. Галилей говорит, что Луна для Земли — то же, что Земля для Луны. Это противоречит стройной иерархичной системе небесных сфер Аристотеля. «Сегодня человечество заносит в летописи: небо отменено». Сагредо страшно: Джордано Бруно сожгли за это.
Приходит куратор Приули, ругается, что Галилей опозорил его в истории с трубой. Галилей говорит, что выиграл время и деньги на новые исследования. Цель оправдывает средства — главный девиз Галилея. Его открытие новой небесной механики поможет составить навигационные карты звёздного неба для моряков, а это очень поможет Венеции. Куратор не хочет больше ничего слушать.
Галилео и Сагредо наблюдают спутники Юпитера. Они убеждаются, что вокруг Юпитера движутся 4 спутника и делают вывод, что кристаллической сферы, к которой прикреплён Юпитер, не существует. Всё это подтверждает гипотезу Коперника. Галилей в восторге. Он хочет рассказать о новой истине людям. Сагредо предостерегает его: люди не поймут. Но Галилей считает, что свойство истины — простота и понятность.
Утром приходит дочь Галилея Вирджиния. Галилей уже составил письмо великому герцогу Флоренции — Козимо Медичи. Он называет спутники Юпитера именами Медичи.
IV
Галилей и Андреа Сарти переезжают в Флоренцию и поселяются во дворце Медичи. Герцог Козимо такого же возраста, как и Андреа. Андреа показывает Козимо коперниканскую модель солнечной системы, Козимо предпочитает птолемеевскую. Они дерутся, птолемеевская модель ломается. В этот момент входят Галилей, Математик, Философ и свита Козимо. Математик и Философ не хотят вести наблюдения, прежде чем не обсудят, возможны ли в принципе те явления, о которых говорит Галилей. Они противоречат Аристотелю. Математик и Философ остаются при своём мнении. Галилей не достиг своей цели. Его наблюдения отправляют на проверку самому главному астроному Ватикана — патеру Кристоферу Клавиусу.
V
Во Флоренции чума, но Галилей продолжает свои исследования. Галилей не хочет покидать свои записи и книги, он остаётся. С ним остаётся и экономка госпожа Сарти.
Кварталы оцепляют. Еду и воду подают Галилею на шестах. Госпожа Сарти заболевает, её забирают. Вскоре она умирает. Возвращается Андреа — он спрыгнул с кареты, чтобы остаться с Галилеем. Галилей сочувствует мальчику, его даже мучает совесть, ведь если бы он уехал, то и мать Андреа осталась бы в живых. Галилей продолжает работать.
VI
1616 год. «Коллегиум Романум» — исследовательский институт Ватикана — подтверждает открытие Галилея.
Пока ждут решения патера Клавиуса, монахи обсуждают ужасные последствия, в случае если коперниканская система окажется доказанной. Один их них говорит: «А теперь, по-ихнему, и Земля — это звезда. Нет ничего, кроме звёзд! Мы ещё доживём до того, что они скажут: нет различия между человеком и животным, человек тоже только животное; нет ничего, кроме животных!»
Кардинал говорит, что человек — венец творения, центр вселенной, и поэтому Земля — тоже центр. Патер Клавиус тем временем подтверждает правоту Галилея. Об этом шёпотом сообщает один из монахов.
VII
5 марта 1616 года инквизиция налагает запрет на учение Коперника.
Кардиналы Барберини и Беллармин пытаются убедить Галилея отказаться от своей теории. Они намекают на социальное значение его открытий. Церковь, Писание — всё это вносит смысл в жизни людей, особенно простонародья, а Галилей подвергает сомнению прочную картину мира. Кардиналы предлагают Галилею оставаться в рамках математики и использовать свои наблюдения лишь для вычислений, лишь как математическую гипотезу, модель. Никто не запрещает исследовать, но познать до конца — нельзя. Галилея это не устраивает.
Кардинал-инквизитор говорит с Вирджинией, намекая ей на двусмысленность положения отца.
VIII
Дворец флорентийского посла в Риме. Галилей беседует с маленьким монахом, тем самым, который после заседания «Коллегиума» шёпотом сообщил ему мнение папского астронома.
Маленький монах говорит о своих родителях в Кампаньи. Они трудятся из последних сил, страдают в нищете. И что будет с такими людьми, когда выяснится, что тот смысл, который они видели в своих страданиях, — всего лишь игра богословов, а не истина? Маленький монах предостерегает Галилея. Но Галилей не хочет соглашаться с этим. Он считает, что наука откроет глаза всем людям. Прикладные изобретения, которые улучшат жизнь, упростят труд — бессмысленны, когда простой человек невежествен.
Галилей всё более наполняет свою риторику социальным смыслом: освобождение от рабства, угнетателей. Маленький монах явно симпатизирует Галилею, ведущему почти революционную проповедь, и в конце концов отвлекается на его книги, просит пояснить что-то. Галилей иронично восклицает: «Яблоко с древа познания! Он уже вгрызается в него». Монах становится учеником.
IX
Галилей 8 лет не может вести исследования в любимой области. Он и все его ученики заняты механикой. Но вот он узнаёт, что учёный-кардинал Барберини стал папой Урбаном VIII. Галилей снова возвращается к астрономии. Ему пишут со всей Европы, спрашивая о солнечных пятнах. Он не может заниматься ими, поскольку это очередная «запретная тема».
В этот момент появляется Людовико. Он так и не женился на Вирджинии из-за неблагонадёжности будущего тестя. Он льстит Галилею, говорит о том, что Галилей наконец-то вернулся в лоно благоразумных исследований. Он-то и сообщает о новом Папе. Как раз в этот момент Галилей заявляет, что возвращается к своим исследованиям. Причём будет вести их на родном языке, а не на латыни, чтобы их поняли все. Галилей не может понять, как связана наука с его дочерью, но Людовико аристократ и не может жениться на дочери еретика. Галилею всё равно.
X
В течение последующего десятилетия учение Галилея широко распространяется в народе. Памфлетисты и уличные певцы подхватывают новые идеи. В карнавальную ночь 1632 года во многих городах в оформлении карнавальных шествий многих гильдий используются астрономические темы.
Люди поют частушки, в которых осмеивают церковь, старые порядки, в том числе и социальные. Галилей провозглашается разрушителем католицизма, героем. Нарастает напряженность.
XI
1633 год. Галилей и его дочь ожидают приёма у великого герцога. Из-за напряжённой работы Галилей теряет зрение. Вирджиния предостерегает отца от происков инквизиции. Приходит Ванни — крупный делец. Он говорит о том, что в Европе уже давно другие порядки, что всё купечество на стороне Галилея и против церкви. Он предостерегает Галилея: герцог не друг ему. Ванни предлагает Галилею скрыться. Но Галилей против: он слишком любит комфорт.
Козимо действительно не помогает Галилею. Галилей говорит дочери, что уже подготовил побег. Но как раз в этот момент их приглашают в карету и увозят в Рим.
XII
Папа и кардинал-инквизитор обсуждают участь Галилея. Кардинал требует самых жёстких мер. Он говорит о социальной напряжённости. Папа категорически против, он защищает Галилея. Тем не менее, Папа не понимает, как можно пользоваться навигационными картами Галилея, если они составлены на основе ереси. Но кардинал сообщает, что всё больше моряков требуют звёздные карты Галилея. Папа наконец соглашается с кардиналом, но приказывает припугнуть Галилея.
XIII
Процесс против Галилея окончен. Он почти до неузнаваемости изменился за время процесса. Ученики отступают от него. Галилей болен, он совсем плохо видит.
22 июня 1633 года Галилео Галилей отрекается от своего учения о вращении Земли по требованию инквизиции. Андреа возмущён отступничеством своего учителя.
За сценой читают фрагмент из книги Галилея «Dicorsi». В аллегорической форме говорится о том, что велика цена за великие открытия: «Разве не ясно, что лошадь, упав с высоты в три или четыре локтя, может сломать себе ноги, тогда как для собаки это совершенно безвредно, а кошка без всякого ущерба падает с высоты в восемь или десять локтей, стрекоза — с верхушки башни, а муравей мог бы даже с Луны».
XIV
С 1633 по1642 год Галилео Галилей живёт в загородном доме вблизи Флоренции, вплоть до своей смерти оставаясь пленником инквизиции.
Вирджиния, убеждённая кардиналами, считает участь Галилея счастливой. Она ухаживает за отцом, который почти ослеп. Галилей разбирает какие-то цитаты из священного писания, которые присылают ему из Церкви. Вирджния записывает, не замечая иронии в ответах отца. Они под наблюдением.
Приходит Андреа. Он уезжает в Голландию. Он пришёл только потому, что другие учёные попросили его узнать, как здоровье Галилея. Но Галилей ненавязчиво открывает Андреа глаза. Галилей спас себя для науки. Всё это время по ночам он писал свои «Discorsi». Андреа кается в своём отношении к учителю. Галилей отдаёт ему свитки и напутствует Андреа, а вместе с ним — всю науку.
Галилей говорит, что он недоволен собой. Он предал науку тем, что отдалил знание от человечества. Наука ради науки — пуста и даже опасна. Цель не оправдывает средства, как он раньше считал. На первом месте — человек, а знания, цивилизация, культура — вторичны.
«Я полагаю, что единственная цель науки — облегчить трудное человеческое существование. И если учёные, запуганные своекорыстными властителями, будут довольствоваться тем, что накопляют знания ради самих знаний, то наука может стать калекой и ваши новые машины принесут только новые тяготы. Со временем вам, вероятно, удастся открыть всё, что может быть открыто, но ваше продвижение в науке будет лишь удалением от человечества. И пропасть между вами и человечеством может оказаться настолько огромной, что в один прекрасный день ваш торжествующий клич о новом открытии будет встречен всеобщим воплем ужаса».
XV
В 1637 году Андреа покидает Италию. На границе его досматривают, но невнимательно: пограничникам лень пересматривать все книги. Во время досмотра мальчики, играющие неподалёку, обсуждают какую-то местную ведьму. Они спрашивают у Андреа, можно ли летать по воздуху. Они видят сундучок Андреа, который не заметили пограничники, и сообщают им. Там ещё книги, но пограничники пропускают его. Уже из-за границы Андреа кричит мальчикам: «На палке нельзя летать по воздуху. Для этого к ней нужно было бы по меньшей мере приделать машину. Но такой машины пока не существует. Может быть, её никогда и не будет, ведь человек слишком тяжёл. Но, разумеется, этого знать нельзя. И мы вообще ещё очень мало знаем. У нас всё впереди!»
«А всё-таки она вертится…»
12.04.2021 10:30:00«А всё-таки она вертится…»
12 апреля 1633 года в Риме начался процесс по делу учёного Галилео Галилея, посмевшего вопреки учению Церкви утверждать, что Солнце является центром, вокруг которого вращается Земли и другие планеты.Галилей был обвинен в признании «ложного учения» Николая Коперника. Учёного держали в заключении во Дворце святой инквизиции. Он пользовался необычайными привилегиями — занимал три комнаты, имел в своем распоряжении слугу, получал от друзей передачи, вел переписку. На допросах Галилей долго пытался лавировать, но под угрозой пытки 22 июня вынужден был отречься от «ереси, внушенной ему дьяволом»:
«Я, Галилео Галилей, сын Винченцо Галилея, флорентиец, на семидесятом году моей жизни лично предстал перед судом, преклонив колена перед вами, высокие и достопочтенные господа кардиналы Вселенской христианской республики, имея перед очами Святое Евангелие, которого касаюсь собственными руками, клянусь, что всегда веровал, теперь верую и при помощи Божией впредь буду верить во всё, что содержит, проповедует и чему учит святая Католическая и Апостольская Церковь. Но так как от сего Святого судилища мне было давно уже сделано законное внушение, дабы я покинул ложное мнение, полагающее Солнце в центре Вселенной и неподвижным, дабы не держался этого мнения, не защищал его, не учил ему каким бы то ни было способом, ни устно, ни письменно, а я между тем сочинил и напечатал книгу, в которой излагаю осуждённое учение и привожу в пользу его сильные доводы, хотя и не привожу окончательного заключения, то вследствие сего признан я находящимся под сильным подозрением в ереси, то есть что думаю и верю, будто Солнце есть центр Вселенной и неподвижно, Земля же не центр и движется.
Посему, желая изгнать из мыслей ваших, высокопочтенные господа и кардиналы, равно как и из ума всякого истинного христианина это подозрение, законно против меня возбуждённое, от чистого сердца и с непритворной верою отрекаюсь, проклинаю, возненавидев вышеуказанную ересь, заблуждение или секту, не согласную со Святой Церковью.
…Я, поименованный Галилео Галилей, отрёкся, покаялся и обязался, как сказано выше.
В подтверждение прикладываю руку под сиею формулою моего отречения, которую прочёл во всеуслышание от слова до слова.
Июня 22 дня 1633 года в монастыре Минервы в Риме.
Я, Галилео Галилей, от вышеуказанного отрёкся собственноручной подписью»
Галилео Галилей. Этюды об ученых :: Класс!ная физика
«Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию.» — М.Монтень
ГАЛИЛЕО ГАЛИЛЕЙ
«Я НАПРАВИЛ ИЗЫСКАНИЯ К НЕБУ…»
Человечество не хочет жить без великих людей: в ту неделю, когда умер Микеланджело, родился Галилео Галилей. Счастье и несчастье распределились в его судьбе очень неравномерно: поистине грозовым был закат его жизни, а на заре, в юности, старший сын многодетного знатного, но бедного Венченцо Галилея был весел и удачлив. Он учился во Флоренции — городе, который околдовал его на всю жизнь, потом в университете Пизы, где сразу заскучал на схоластических лекциях, увлекался литературой, живописью, любимой своей лютней. Отец желал видеть его медиком и всячески старался отвадить от математики и физики. О существовании работ Архимеда и Евклида Галилей узнал только в 18 лет. Эти книги притягивали его к себе как магнит. Его философские симпатии еще неопределенны, а знания достаточно поверхностны. Разумеется, он слышал о новой системе мира, предложенной этим польским астрономом по фамилии Коперник, но: «Я был убежден,— писал Галилей,— что новая система чистейшая глупость. Я спрашивал многих из бывших на лекциях и увидел, что для них лекции эти служили неистощимым предметом для насмешек». Да, тогда об учении Коперника еще читали лекции. Но пройдут годы, и маски идиотского смеха превратятся в гримасы ненависти, в оскал бессильной жестокости перед бессмертным открытием великого поляка.
…Толпы студентов и любопытных окружили знаменитую Пизанскую башню: сегодня молодой профессор будет бросать с ее вершины различные предметы, чтобы доказать, что тела неравного веса падают с одинаковой высоты в одинаковое время. …Тысячи желтеньких язычков чуть колеблются, когда вступает хор Пизанского собора, и в дрожании свечного пламени Галилей замечает, как раскачивается большая люстра. Зависят ли колебания от времени? Здесь, в соборе, открыл он принцип изохронизма’ колебаний. Имя молодого профессора быстро становится популярным, и это многим не нравится. Коллеги начинают тихую травлю. А тут еще так некстати раскритиковал он механический черпак Джованни Медичи, весьма влиятельного молодого человека, почитавшего себя изрядным инженером. Галилей не умел приспосабливаться. Как часто нарушает он нормы «здравого смысла» и «житейской дальновидности»! Профессорам риторики в Падуе, куда он переехал, платили до 1700 флоринов; он, профессор математики, согласился на 180. В 1606 году, когда с земель Венецианской республики изгонялись иезуиты, зачем так неосмотрительно поторопился он одобрить декрет об изгнании?
Ведь уже не мальчик, уже 42 года ему — Неужели надо дожидаться, пока всесильный кардинал Ришелье сам попросит прислать изобретенный Галилеем телескоп?! Ужели венецианскому дожу Леонардо Донати требуется намекать, что сенат будет гордиться, если этот удивительный прибор будет поднесен республике?! Хорошо еще, что «умные люди» присоветовали ему назвать четыре открытых им спутника Юпитера «Звездами Медичи»…
Восемнадцать лет прожил он в Падуе. Здесь стал он знаменитым ученым. На его лекции приходило до двух тысяч слушателей. Здесь сделал он свои знаменитые астрономические открытия, здесь писал учебники и ученые трактаты, изобретал невиданные машины, придумал новые фортификационные системы, смастерил воздушный термометр и пропорциональный циркуль. Но сердцу не прикажешь: не любил он эту Падую и все годы вспоминал милую свою Флоренцию, лучший город на Земле…
Не выдержал, уехал. Венецианцы считают его неблагодарным, флорентийцы более чем настороженно относятся к тем, кто искал и показал ошибки у самого Аристотеля. Правда, его высочество определил его учителем своих сыновей и положил высокое жалованье. А зачем ему деньги? Впрочем, нужны: он назначил приданое двум своим сестрам и выдал их замуж. Он радовался встрече с любимым городом и не сразу заметил тучи, которые сгущались над его головой. 5 марта 1616 года священный цензурный комитет Рима запрещает книги Коперника и Роскарини — «до тех пор, пока не будут исправлены». Понял ли он, что запрет этот не только месть мертвому Копернику, но и угроза ему, живому Галилею? Неужели надеялся он переубедить папу Павла V, который, по свидетельству современника, «страшился литературы и искусств, которых новостей и тонкостей он не мог переносить»? Он наивно верит, что новый папа Урбан VIII — бывший кардинал Маффео Барберини, его участливый собеседник, почти друг — снимет запрет с учения Коперника. Галилей полон радужных надежд, когда везет в Рим свой «Диалог о двух главнейших системах мира». Каждый здравомыслящий человек увидит в нем полное крушение системы Птолемея , поймет великую логику Коперника. Риккарди, дворецкий священного дворца, визирует рукопись для печати, но вдруг, испугавшись чего-то, берет назад свое разрешение, рекомендуя другого цензора, уже во Флоренции. Там в 1632 году 68-летний Галилей выпустил главную книгу своей жизни.
Ватикан пришел в ярость. Папа, которому уже нашептали, что под видом схоласта в книге выведен он сам, не желает слушать никаких оправданий. — Ваш Галилей осмелился писать то, чего не должен, и вдобавок о самых важных вопросах, о самых опасных, какие только можно подымать в наше время! — кричит Урбан VIII тосканскому посланнику, пытавшемуся защитить ученого. О ссылках на разрешения цензоров он не хочет даже слушать.
— Святая инквизиция никогда никому не дает предупредительных советов. Это не в ее обычаях…
Уже через два дня после этого разговора флорентийская инквизиция по особому повелению инквизиционного суда приказывает Галилею ехать в Рим. Все попытки отменить этот приказ терпят неудачу. Галилей стар? Немощен? Он плохо себя чувствует? Есть даже справка медиков о его болезни?
— Ну пусть он едет потихоньку, piano, piano, на носилках…— отвечает папа.
В феврале 1633 года Галилей прибыл в Рим. Проявив «снисхождение и любовь», папа позволяет ему жить в доме тосканского посланника, а не в тюрьме суда инквизиции, «от которого не избавлены даже государи». У папы скорбное лицо: «Господь да простит его за то, что он стал рассуждать о вещах, касающихся новых учений и священного писания, ибо всегда лучше следовать общепринятому учению… Мне горько делать ему неприятности, но дело касается веры и вероисповедания».
Суд длился более двух месяцев. Четыре допроса раз за разом убивали волю старика. «Унижение великого человека было глубокое и полное,— писал один из французских биографов Галилея. — В этом унижении он был доведен до отречения от самых горячих убеждений ученого и до мучения человека, побежденного страданием и страхом костра…»
Альберт Эйнштейн писал о Галилее: «Перед нами предстает человек незаурядной воли, ума и мужества, способный в качестве представителя рационального мышления выстоять против тех, кто, опираясь на невежество народа и праздность учителей в церковных облачениях и университетских мантиях, пытается упрочить и защитить свое положение». 22 июня 1633 года в церкви монастыря святой Минервы в присутствии всех прелатов и кардиналов суда, подчиняясь приговору, коленопреклоненный, он прочел отречение. То, что, поднимаясь с коленей, он якобы крикнул: «А все-таки она вертится!» — скорее всего миф. Желанный, но миф. Инквизиция никогда не простила бы ему отречения чисто формального. От него ждали именно покаяния, смирения, требовалось не согнуть, а сломать его мысль…
В субботу 10 ноября 1979 года в Ватиканской академии наук происходила торжественная церемония, посвященная столетию со дня рождения Альберта Эйнштейна. Перед членами академии выступал папа Иоанн-Павел II. — Галилей и Эйнштейн — каждый составил целую эпоху,— вдруг произнес папа. Присутствующие насторожились: что бы это значило? При чем тут Галилей? А папа тем временем продолжал развивать свою мысль, он признал, что великий флорентиец «много выстрадал — мы не можем этого скрывать — по вине служителей органов церкви». А далее уж совсем неожиданно: — Я желал бы, чтобы теологи, ученые и историки, искренне руководствуясь идеей сотрудничества, как можно глубже проанализировали дело Галилея и, чистосердечно признав вину за теми, на ком она действительно возлежит, помогли бы искоренить недоверие, которое это дело все еще вызывает в умах многих, мешая прийти к плодотворному согласию между наукой и верой… Неужели Иоанн-Павел II не понял, что никогда не придет Галилео Галилей к этому «плодотворному согласию»?
Что значит эта речь? Реабилитация церковью Галилея? Если так, она опоздала на 346 лет… Отречение убило его душу, а тело умирало еще девять лет. Ослепший и больной, он оставался «узником инквизиции». Он умер близ Флоренции на 78-м году жизни. Но человечество не хочет жить без великих людей: в тот год родился Исаак Ньютон.
Другие страницы по теме»Этюды об ученых»
Штрихи к портретам ученых-физиков:
П.Н. Яблочков
А.С. Попов
Н. Коперник
Архимед
Н.Е. Жуковский
Дж.К. Максвелл
Ф. Жолио-Кюри
И. Жолио-Кюри
П. Кюри
М. Склодовская-Кюри
Г. Галилей
М. Фарадей
Э. Резерфорд
Д.И. Менделеев
А. Эйнштейн
А.Г. Столетов
М.В. Ломоносов
Э.Х. Ленц
И. Кеплер
А. Белл
К.Э. Циолковский
Б. Паскаль
Главы из книги «Этюды об ученых» авт. Я. Голованов:
Архимед
Джордано Бруно
Леонардо да Винчи
Галилео Галилей
Христиан Гюйгенс
Иоган Кеплер
Николай Коперник
Иван Кулибин
Исаак Ньютон
Блез Паскаль
Э. Торричелли
Джеймс Уатт
Майкл Фарадей
Альберт Эйнштейн
Томас Эдисон
Павел Яблочков
Борис Якоби
Голая правда о Галилее – Газета Коммерсантъ № 237 (5747) от 23.12.2015
Премьера театр
На Новой сцене Александринского театра состоялась премьера спектакля ее главного режиссера Марата Гацалова «Новое время» по пьесе Татьяны Рахмановой. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Когда Новая сцена Александринского театра еще только открывалась, его худрук Валерий Фокин объяснял, что историческая сцена и ее хайтековский филиал должны подпитывать и обогащать друг друга. Что дает Новая сцена главной, расскажем в другой раз, а сейчас важно, что спектакль «Новое время» взял у Александринского театра лучшее — актеров-мастеров старшего поколения. Народные артисты Виктор Смирнов и Николай Мартон и заслуженные Семен Сытник и Аркадий Волгин играют соответственно Римского Папу, Философа, Ученого и Торговца, квартет главных героев пьесы Татьяны Рахмановой, в центре споров и конфликтов которых — судьба Галилео Галилея.
Собственно говоря, не названным в программке источником вдохновения для Марата Гацалова стала пьеса Бертольта Брехта «Жизнь Галилея». Самой знаменитой ее версией на российской сцене был спектакль Юрия Любимова с Владимиром Высоцким в главной роли — в спектакле полувековой давности были очевидны мотивы протеста против наступления политической реакции, против удушения свободной мысли. Предисловие к первой редакции брехтовской пьесы свидетельствует о том, что и для автора главной темой стала историческая неизбежность отката общества — люди «дерзнули продвинуться вперед, а теперь на них нападают, старое им мстит». Так что актуальность Брехта и правомочность обращения к нему именно сейчас доказывать нет надобности, а выражение «новое время» обретает не радостную, а мрачную коннотацию. Татьяна Рахманова, взяв многие слова Брехта, обошлась тем не менее без большинства героев довольно сложной для сценического воплощения пьесы и даже — как бы это ни показалось странным — без самого Галилео Галилея.
Слова его отречения произносит в спектакле молодая женщина, названная служанкой,— персонаж скорее фиктивный, чем реальный. Зато более чем реальна четверка, участвующая в решении участи Галилея, судьба которого зависит от ответа на вопрос, что выгоднее: уничтожить великого ученого как еретика или, как следует припугнув его, сломить его, но тем самым сохранить. Дело здесь, как уже понятно, не в конкретном астрономе, а в системе. Поэтому на первый план выходит конфликт Римского Папы и Философа. Виктор Смирнов незабываемо играет прикованного к инвалидному креслу главу церкви — рыхлого телом и предельно сосредоточенного умом, скупого на эмоции и жесты прагматика, тщательно взвешивающего все за и против. Ему противостоит подвижный, насквозь театральный философ Николая Мартона, извилистый комбинатор и утонченный до извращенности поэт инквизиции — сцена, в которой он подробно, сладострастно рассказывает о способах пыток, о деталях колесования и сажания на кол, доводя зрителя буквально до тошноты, одна из лучших в спектакле.
Сам спектакль, впрочем, не сводится к напряженным диалогам о важном или к празднику актерского мастерства. Марат Гацалов отважно распахивает смысловое пространство «Нового времени», он говорит не только о социальных закономерностях. Хотя и они заставляют поежиться от неудобства. Спектакль играют среди выстроенных рядами и заполняющих всю сцену металлических рамок. Как часто бывает в театральной практике, сегодняшняя стесненность в постановочных средствах (декорация вряд ли стоила дорого и сочинена самим режиссером) приводит к выразительным и сильным решениям — все люди в этой неподвижной, мертвой кристаллической решетке выглядят «неправильными» атомами, своего рода дефектами, сгустками страстей, обреченными на исчезновение. Но еще существенней иная ассоциация, которая, может быть, и не оформилась бы в конкретные слова, если бы не фотоподсказка на обложке программки — берлинский памятник жертвам холокоста, город из бетонных параллелепипедов, напоминание о едва ли не самом страшном «новом времени» в человеческой истории.
Есть, однако, и иное измерение спектакля Гацалова. Оно словно открывается в музыке композитора Владимира Раннева — аккомпанементом действию становятся сложенные в тревожную, непредсказуемую линию звуки настройки рояля. Мир, в котором человек несвободен, оказывается «не настроен», рассогласован и к тому же — вопреки приятному заблуждению человечества — вовсе не стремится к гармонии. Финалом представления оказывается пластический этюд на несколько минут — сумеречное пространство между рамками заполняют обнаженные женщины (хореограф Татьяна Гордеева), простые движения которых каким-то странным образом оказываются неконфликтны по отношению к металлу. Думаю, рациональные объяснения такого окончания заведомо обманчивы. Но, может быть, дело в том, что плотское, живородящее начало человека — спасение из того тупика, в который завел людей их разум? А даже если догадка неверна, то это было просто очень красиво.
Галилео | Биография, открытия, изобретения и факты
Галилео , полностью Галилео Галилей , (родился 15 февраля 1564 года, Пиза [Италия] — умер 8 января 1642 года, Арчетри, недалеко от Флоренции), итальянский натурфилософ, астроном и математик, внесший фундаментальный вклад в развитие науки. науки о движении, астрономии и сопротивлении материалов, а также развитию научного метода. Его формулировка (круговой) инерции, закона падающих тел и параболических траекторий положила начало фундаментальным изменениям в изучении движения.Его настаивание на том, что книга природы написана на языке математики, изменило естественную философию от словесного качественного описания к математическому, в котором экспериментирование стало признанным методом открытия фактов природы. Наконец, его открытия с помощью телескопа произвели революцию в астрономии и проложили путь к принятию гелиоцентрической системы Коперника, но его защита этой системы в конечном итоге привела к процессу инквизиции против него.
Популярные вопросы
Кем был Галилей?
Галилей был естествоиспытателем, астрономом и математиком, внесшим фундаментальный вклад в науки о движении, астрономии и сопротивлении материалов, а также в развитие научных методов.Он также сделал революционные открытия с помощью телескопов, включая четыре самых больших спутника Юпитера.
Что изобрел Галилей?
Галилей изобрел термометр первого типа. Хотя он не изобрел телескоп, он внес в него значительные улучшения, которые позволили проводить астрономические наблюдения.
Какие открытия сделал Галилей?
Казнила ли Галилея Римско-католическая церковь?
За свою ересь, утверждавшую, что Земля вращается вокруг Солнца, Галилей был приговорен Римско-католической церковью к пожизненному заключению в 1633 году.Его не пытали и не казнили. Он отбыл наказание под домашним арестом и умер дома в 1642 году после болезни.
Как Галилей повлиял на науку сегодня?
Галилей оказывал влияние на ученых на десятилетия вперед, не в последнюю очередь своей готовностью противостоять церкви и защищать свои открытия. Его усовершенствования телескопа привели к успехам в области астрономии. Позднее сэр Исаак Ньютон расширил работу Галилея, предложив свои собственные теории.
Молодость и карьера
Галилей родился в Пизе, Тоскана, 15 февраля 1564 года, он был старшим сыном Винченцо Галилея, музыканта, внесшего важный вклад в теорию и практику музыки и который, возможно, проводил некоторые эксперименты с музыкой. Галилей в 1588–89 о взаимосвязи между высотой тона и натяжением струн.Семья переехала во Флоренцию в начале 1570-х годов, где семья Галилей жила в течение нескольких поколений. В подростковом возрасте Галилей посещал монастырскую школу в Валломброзе, недалеко от Флоренции, а затем в 1581 году поступил в Пизанский университет, где он должен был изучать медицину. Однако он увлекся математикой и решил сделать математические предметы и философию своей профессией, несмотря на протесты своего отца. Затем Галилей начал готовиться к преподаванию аристотелевской философии и математики, и несколько его лекций сохранились.В 1585 году Галилей оставил университет, не получив ученой степени, и в течение нескольких лет давал частные уроки математики во Флоренции и Сиене. В этот период он разработал новую форму гидростатических весов для взвешивания небольших количеств и написал небольшой трактат La bilancetta («Маленькие весы»), который разошелся в рукописной форме. Он также начал свои исследования движения, которым неуклонно занимался в течение следующих двух десятилетий.
В 1588 году Галилей подал заявление на кафедру математики в Болонском университете, но безуспешно.Однако его репутация росла, и позже в том же году его попросили прочитать две лекции во Флорентийской академии, престижной литературной группе, об устройстве мира в романе Данте Inferno . Он также нашел несколько гениальных теорем о центрах тяжести (опять же, распространенных в рукописи), которые принесли ему признание среди математиков и покровительство Гвидобальдо дель Монте (1545–1607), дворянина и автора нескольких важных работ по механике. В результате он получил кафедру математики в Пизанском университете в 1589 году.Там, согласно его первому биографу Винченцо Вивиани (1622–1703), Галилей продемонстрировал, сбрасывая тела разного веса с вершины знаменитой Пизанской башни, что скорость падения тяжелого предмета не пропорциональна его весу. как утверждал Аристотель. Рукописный трактат De motu ( On Motion ), завершенный в этот период, показывает, что Галилей отказался от аристотелевских представлений о движении и вместо этого использовал архимедов подход к проблеме.Но его нападки на Аристотеля сделали его непопулярным среди коллег, и в 1592 году его контракт не был продлен. Его покровители, однако, обеспечили ему кафедру математики в Падуанском университете, где он преподавал с 1592 по 1610 год.
Хотя зарплата Галилея там была значительно выше, его обязанности как главы семьи (его отец умер в 1591 году) ) означало, что ему постоянно не хватало денег. Его университетская зарплата не могла покрыть все его расходы, и поэтому он принимал обеспеченных студентов-интернатов, которых обучал в частном порядке по таким предметам, как фортификация.Он также продал пропорциональный компас или сектор собственной разработки, сделанный мастером, которого он нанял в своем доме. Возможно, из-за этих финансовых проблем он не женился, но у него была договоренность с венецианкой Мариной Гамба, которая родила ему двух дочерей и сына. В разгар своей напряженной жизни он продолжал свои исследования движения, и к 1609 году он определил, что расстояние, на которое упало тело, пропорционально квадрату прошедшего времени (закон падающих тел) и что траектория полета снаряда — парабола, оба вывода противоречили аристотелевской физике.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасГалилео | Биография, открытия, изобретения и факты
Галилео , полностью Галилео Галилей , (родился 15 февраля 1564 года, Пиза [Италия] — умер 8 января 1642 года, Арчетри, недалеко от Флоренции), итальянский натурфилософ, астроном и математик, внесший фундаментальный вклад в развитие науки. науки о движении, астрономии и сопротивлении материалов, а также развитию научного метода.Его формулировка (круговой) инерции, закона падающих тел и параболических траекторий положила начало фундаментальным изменениям в изучении движения. Его настаивание на том, что книга природы написана на языке математики, изменило естественную философию от словесного качественного описания к математическому, в котором экспериментирование стало признанным методом открытия фактов природы. Наконец, его открытия с помощью телескопа произвели революцию в астрономии и проложили путь к принятию гелиоцентрической системы Коперника, но его защита этой системы в конечном итоге привела к процессу инквизиции против него.
Популярные вопросы
Кем был Галилей?
Галилей был естествоиспытателем, астрономом и математиком, внесшим фундаментальный вклад в науки о движении, астрономии и сопротивлении материалов, а также в развитие научных методов. Он также сделал революционные открытия с помощью телескопов, включая четыре самых больших спутника Юпитера.
Что изобрел Галилей?
Галилей изобрел термометр первого типа. Хотя он не изобрел телескоп, он внес в него значительные улучшения, которые позволили проводить астрономические наблюдения.
Какие открытия сделал Галилей?
Казнила ли Галилея Римско-католическая церковь?
За свою ересь, утверждавшую, что Земля вращается вокруг Солнца, Галилей был приговорен Римско-католической церковью к пожизненному заключению в 1633 году. Его не пытали и не казнили. Он отбыл наказание под домашним арестом и умер дома в 1642 году после болезни.
Как Галилей повлиял на науку сегодня?
Галилей оказывал влияние на ученых на десятилетия вперед, не в последнюю очередь своей готовностью противостоять церкви и защищать свои открытия.Его усовершенствования телескопа привели к успехам в области астрономии. Позднее сэр Исаак Ньютон расширил работу Галилея, предложив свои собственные теории.
Молодость и карьера
Галилей родился в Пизе, Тоскана, 15 февраля 1564 года, он был старшим сыном Винченцо Галилея, музыканта, внесшего важный вклад в теорию и практику музыки и который, возможно, проводил некоторые эксперименты с музыкой. Галилей в 1588–89 о взаимосвязи между высотой тона и натяжением струн.Семья переехала во Флоренцию в начале 1570-х годов, где семья Галилей жила в течение нескольких поколений. В подростковом возрасте Галилей посещал монастырскую школу в Валломброзе, недалеко от Флоренции, а затем в 1581 году поступил в Пизанский университет, где он должен был изучать медицину. Однако он увлекся математикой и решил сделать математические предметы и философию своей профессией, несмотря на протесты своего отца. Затем Галилей начал готовиться к преподаванию аристотелевской философии и математики, и несколько его лекций сохранились.В 1585 году Галилей оставил университет, не получив ученой степени, и в течение нескольких лет давал частные уроки математики во Флоренции и Сиене. В этот период он разработал новую форму гидростатических весов для взвешивания небольших количеств и написал небольшой трактат La bilancetta («Маленькие весы»), который разошелся в рукописной форме. Он также начал свои исследования движения, которым неуклонно занимался в течение следующих двух десятилетий.
В 1588 году Галилей подал заявление на кафедру математики в Болонском университете, но безуспешно.Однако его репутация росла, и позже в том же году его попросили прочитать две лекции во Флорентийской академии, престижной литературной группе, об устройстве мира в романе Данте Inferno . Он также нашел несколько гениальных теорем о центрах тяжести (опять же, распространенных в рукописи), которые принесли ему признание среди математиков и покровительство Гвидобальдо дель Монте (1545–1607), дворянина и автора нескольких важных работ по механике. В результате он получил кафедру математики в Пизанском университете в 1589 году.Там, согласно его первому биографу Винченцо Вивиани (1622–1703), Галилей продемонстрировал, сбрасывая тела разного веса с вершины знаменитой Пизанской башни, что скорость падения тяжелого предмета не пропорциональна его весу. как утверждал Аристотель. Рукописный трактат De motu ( On Motion ), завершенный в этот период, показывает, что Галилей отказался от аристотелевских представлений о движении и вместо этого использовал архимедов подход к проблеме.Но его нападки на Аристотеля сделали его непопулярным среди коллег, и в 1592 году его контракт не был продлен. Его покровители, однако, обеспечили ему кафедру математики в Падуанском университете, где он преподавал с 1592 по 1610 год.
Хотя зарплата Галилея там была значительно выше, его обязанности как главы семьи (его отец умер в 1591 году) ) означало, что ему постоянно не хватало денег. Его университетская зарплата не могла покрыть все его расходы, и поэтому он принимал обеспеченных студентов-интернатов, которых обучал в частном порядке по таким предметам, как фортификация.Он также продал пропорциональный компас или сектор собственной разработки, сделанный мастером, которого он нанял в своем доме. Возможно, из-за этих финансовых проблем он не женился, но у него была договоренность с венецианкой Мариной Гамба, которая родила ему двух дочерей и сына. В разгар своей напряженной жизни он продолжал свои исследования движения, и к 1609 году он определил, что расстояние, на которое упало тело, пропорционально квадрату прошедшего времени (закон падающих тел) и что траектория полета снаряда — парабола, оба вывода противоречили аристотелевской физике.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчаслучших книг Галилео Галилея и о них
От гения к еретику и обратно.
Галилей предлагает свой телескоп трем молодым женщинам, сидящим на троне. Картина неизвестного художника. Библиотека Конгресса.Галилео Галилей известен своими астрономическими открытиями и одним из первых, кто использовал телескоп, чтобы смотреть на небо.Его часто называют одним из «отцов» современной астрономии. У Галилея была бурная и интересная жизнь, и он часто конфликтовал с церковью (которая не всегда одобряла его работу). Большинство людей знают о его первых наблюдениях за планетой-гигантом Юпитер и о его открытии колец Сатурна. Но Галилей также изучал Солнце и звезды.
Галилей был сыном известного музыканта и теоретика музыки по имени Винченцо Галилео (который сам был бунтарем, но в музыкальных кругах).Младший Галилей получил образование дома, а затем у монахов в Валломброзе. В молодости он поступил в Пизанский университет в 1581 году, чтобы изучать медицину. Там он обнаружил, что его интересы меняются на философию и математику, и он закончил свою университетскую карьеру в 1585 году, не получив ученой степени.
В начале 1600-х годов Галилей сконструировал свой собственный телескоп на основе конструкции, которую он увидел экспертом по оптике Хансом Липперши. Используя его для наблюдения за небом, он начал много писать о нем и своих теориях об объектах, которые он видел в нем.Его работа привлекла внимание старейшин церкви, и в последующие годы его обвинили в богохульстве, когда его наблюдения и теории противоречили официальным учениям о Солнце и планетах.
Галилей написал несколько работ, которые все еще изучаются сегодня, особенно изучающими историю астрономии и теми, кто интересовался эпохой Возрождения, во время которой он жил. Кроме того, жизнь и достижения Галилея постоянно привлекают писателей, заинтересованных в дальнейшем изучении этих тем для широкой публики.Следующий список включает в себя некоторые из его собственных работ, а также экспертные взгляды на его жизнь более современных писателей.
Прочтите о нем труды и труды Галилея
Книга: Дочь Галилея Давы Собель. Издательство «Пингвин»Открытия и мнения Галилея, Галилео Галилей. Перевод Стиллмана Дрейка. Прямо из конского рта, как говорится. Эта книга представляет собой перевод некоторых произведений Галилея и дает глубокое понимание его мыслей и идей.Он провел большую часть своей взрослой жизни, наблюдая за небом и записывая то, что он видел. Эти заметки заключены в его сочинениях.
Галилео, Бертольда Брехта. Необычная запись в этом списке. На самом деле это пьеса о жизни Галилея, изначально написанная на немецком языке. Брехт был немецким драматургом, который жил и работал в Мюнхене, Бавария.
Дочь Галилея, Давы Собель. Это захватывающий взгляд на жизнь Галилея из писем его дочери и от нее.Хотя Галилей никогда не был женат, у него были непродолжительные отношения с женщиной по имени Марина Гамба. На самом деле она родила ему троих детей и жила в Венеции.
Галилео Галилей: изобретатель, астроном и бунтарь, Майкл Уайт. Это более свежая биография Галилея.
Галилей в Риме, Мариано Артигас. Все очарованы судом над Галилеем перед инквизицией. В этой книге рассказывается о его различных поездках в Рим, начиная с юности и до знаменитого судебного процесса.Было трудно подавить.
Маятник Галилея, Роджер Г. Ньютон. Я нашел эту книгу интригующим взглядом на молодого Галилея и одним из открытий, благодаря которым он занял свое место в истории науки.
Кембриджский компаньон Галилея, Питера К. Мачамера. Эту книгу легко прочесть практически любой человек. Не отдельная история, а серия эссе, которые углубляются в жизнь и творчество Галилея и представляют собой полезный справочник по этому человеку и его творчеству.
День, когда Вселенная изменилась, Джеймса Берка, который рассматривает жизнь Галилеона и его влияние на историю.
Глаз рыси: Галилей, его друзья и истоки современной природы, Дэвид Фридберг. Галилей принадлежал к скрытному линксейскому обществу, группе ученых. В этой книге описывается группа и особенно ее самый известный член, а также его вклад в современную науку и естественную историю.
Звездный вестник. Собственные слова Галилея, иллюстрированные чудесными изображениями. Это необходимо для любой библиотеки. (перевод Питера Сиса). Его первоначальное название — Sidereus Nuncius, , оно было опубликовано в 1610 году. Оно описывает его работу с телескопами и его последующие наблюдения Луны, Юпитера и других небесных объектов.
Отредактировано и обновлено Кэролайн Коллинз Петерсен.
Жизнь от начала до конца по почасовой истории
Эту книгу безупречно читать после «Инквизиции. (Почасовая история, «Галилео Галилей», местонахождение 18)
Галилей был великим человеком. Откуда взялось это величие, все еще обсуждается в двадцать первом веке. Он изменил мир так, как не могли другие; не всеми дисциплинами, которыми он себя окружал, а способами вывода на первый план противоречий, аргументов и проблем его времени, где они вступали в противоречие с культурой дня …
Если невежество
Эту книгу безупречно читать после «Инквизиции» «Почасовой истории. (Почасовая история, «Галилео Галилей», местонахождение 18)
Галилей был великим человеком. Откуда взялось это величие, все еще обсуждается в двадцать первом веке. Он изменил мир так, как не могли другие; не всеми дисциплинами, которыми он себя окружал, а способами, которыми споры, аргументы и проблемы его времени выходили на первый план, где они вступали в противоречие с культурой дня …
Если невежество и упрямство можно просто назвать культурой lol Ну, неизбежное незнание времени правда, но упрямству им нет оправдания, и то же самое и сегодня.
(Kindle Location 25)
«Быть великим — значит быть неправильно понятым». —Ральф Уолдо Эмерсон
Это должно быть из-за неизбежного незнания времени, поэтому не вините ни в чем не повинных.
(Kindle Locatiom 145)
Когда Галилей опубликовал «Звездный вестник», многие люди были настроены скептически. Реакция варьировалась от похвалы до недоверия и враждебности …
Сегодня мы все знаем, какими людьми на самом деле были те, кто скептически или враждебно относился к сообщениям Галилея.
(Kindle Location 164)
… Многие ведущие астрономы и философы того времени отказывались верить, что такой человек, как Галилей, мог сделать такое важное открытие.
Страх потерять авторитет.
(Kindle Location 158)
«… авторитет тысячи не стоит скромных РАЗУМОВ одного человека». —Галилео Галилей
Книга кажется краткой, но ясно помогает нам узнать жизнь и борьбу Галилео Галилея и истинное лицо нашего мира, который склонен принимать то, что он хочет, быть правдой, а не то, что на самом деле является правдой и правдой.
В каком мире мы жили бы, если бы его работы все еще отвергались сегодня?
Поскольку мы более рациональны, чем те, кто жил до нас, теперь мы знаем, что правильно, чтобы наш мир стал лучше для нас и наших детей. Мы знаем, что для этого нужно делать. Невежество просто невинно, но не практиковать то, что мы знаем, правильно, — это грех и преступление для наших следующих поколений, которым придется страдать от последствий.
История Галилея всегда актуальна
В семнадцатом веке Галилей подвергся преследованиям за свои еретические взгляды на астрономию.Предоставлено: Архив Халтона / Гетти
.Галилей и отрицатели науки Марио Ливио Саймон и Шустер (2020)
Есть ли место в переполненном каноне для новой биографии Галилео Галилея? Так считает астрофизик Марио Ливио. Его Galileo and the Science Deniers стремится выделиться, помещая первоначального человека эпохи Возрождения и его открытия в современный научный и социальный контекст. В частности, утверждает он, обвинения в ереси, с которыми Галилей столкнулся за свои научные утверждения в семнадцатом веке, сегодня имеют свои аналоги в осуждении отрицателей науки.
Галилей родился в 1564 году в Пизе, Италия, в интеллигентной семье со скудным состоянием. Он изучал медицину в Пизанском университете. Но вскоре он оставил свой курс, чтобы изучать математику, свою непреходящую страсть. Как известно, Вселенная «написана на языке математики». Это был аргумент, который позволил ему отказаться от аристотелевской космологии, ценимой католической церковью, и начать новое количественное исследование природы.
В Пизе Галилей углубился в механику, используя свои наблюдения, чтобы подвергнуть сомнению общепринятые представления о движении (хотя Ливио напоминает нам, что Галилей, вероятно, никогда не проводил знаменитый эксперимент, в котором он якобы сбрасывал сферы с падающей башни города и обнаружил, что они падали в одинаковая скорость независимо от их массы).
В 1592 году он переехал в Падуанский университет в Италии, интеллектуально либеральную среду, благополучно находившуюся вне юрисдикции Папы. Здесь он начал обсуждать революционную теорию, предложенную польским математиком Николаем Коперником в 1543 году, согласно которой Земля не является фиксированным центром Вселенной, как утверждал Аристотель, а фактически вращается вокруг Солнца.
Ливио строит свой отчет частично на основе конкретных работ, в том числе книги Галилея 1610 The Sidereal Messenger , в которой описаны его основные астрономические наблюдения.Работая в Падуе, Галилей часто бывал в близлежащем порту Венеции, где ему знакомили «подзорную трубу», новомодный прибор из Голландии, который можно было использовать для наблюдения за приближающимися судами. Галилей обратил его к небесам, чтобы сделать открытия, которые изменили курс астрономии, и положили начало его собственной судьбе.
В своих первых наблюдениях Галилей увидел, что Луна не была гладкой сферой, а была гористой. Это противоречило точке зрения церкви, согласно которой небеса были нетронутыми и неизменными, в отличие от испорченной, изменчивой Земли.Он также видел спутники, вращающиеся вокруг Юпитера, пробив брешь в геоцентрическом аргументе о том, что если Земля переместится, она потеряет свою Луну.
В 1610 году, вопреки совету друзей и в погоне за большими деньгами, Галилей покинул защитную среду Падуи и переехал во Флоренцию, чтобы работать на Козимо II Медичи, великого герцога Тосканы. Несмотря на то, что теперь он находится в сфере влияния Папы, в 1632 году Галилей опубликовал свою книгу Диалог о двух главных мировых системах , воображаемую дискуссию между Сальвиати, сторонником гелиоцентризма, и глупым геоцентристом по имени Симпличио.
Изложить точку зрения Папы о том, что Вселенная Бога по своей природе непознаваема, в уста глупца было рискованно. Слава и богатство Галилея росли, но вместе с ним росли сила и решимость его врагов, и Святая инквизиция, наконец, потребовала его. В захватывающем отчете о судебном процессе Ливио описывает, как инквизиция отвергла утверждение Галилея о том, что диалог «Диалог » был сбалансированным аргументом, который в конечном итоге отверг коперниканство. 22 июня 1633 года один из самых почитаемых ученых мира преклонил колени перед его членами, отвергая ошибки и ереси, присущие коперниканству.
Ливио анализирует значительные и часто неоднозначные свидетельства о жизни и испытании Галилея и комментирует выводы, к которым пришли различные историки. Официальное резюме судебного разбирательства, пишет он, «выявило явное намерение представить Галилея в худшем свете». Как и другие до него, Ливио сомневается, что Галилей покинул двор, демонстративно бормоча о Земле, «а она все же движется».
Энтони Фаучи и Дональд Трамп участвуют в ежедневном брифинге целевой группы по коронавирусу в Белом доме в Вашингтоне.Предоставлено: Дрю Ангерер / Гетти
.За не хронологическими зигзагами в книге может быть трудно проследить, но это позволяет Ливио сосредоточиться на таких темах, как полиматия Галилея. Он подчеркивает, что Галилей на протяжении всей жизни изучал великих итальянских поэтов Данте Алигьери, Торквато Тассо и Людовико Ариосто. И он отмечает, что навыки рисования и знание перспективы астронома позволили ему понять, что тени на Луне — это тени, отбрасываемые горами, и изобразить их прекрасными акварельными красками.
Ливио на высоте, когда обсуждает, как научное понимание Галилея соотносится с пониманием современных исследователей. Галилей предположил, например, что кометы могут быть оптическим явлением, вызванным отражением солнечного света парами, испускаемыми Землей. Теперь мы знаем, что это «грязные снежки» из льда, камней, пыли и замороженных газов. Некоторые из этих компонентов испаряются, когда они приближаются к Солнцу, давая кометам два хвоста: один из пыли, отражающей солнечный свет, и один из газа, который светится при ионизации.
А как насчет сегодняшних отрицателей науки? Ливио вкратце рассказывает о том, как религия и деловые интересы все еще сговариваются, чтобы атаковать доказательства эволюции и антропогенного изменения климата. В целом, он отмечает, что «процессы, которые не до конца поняты, не являются недостатками», но критики, от креационистов до Дональда Трампа, дискредитируют научные аргументы, используя пробелы в знаниях. Это пугающе актуальная тема, но параллели, которые он проводит между судом над Галилеем и современными научными войнами, кажутся тонкими, и разочаровывающее отсутствие примеров демонстрирует непрерывность отрицания на протяжении веков.
Тем не менее, Ливио добавил к канону доступное и научное повествование, в котором просвечивает глубокая любовь к Галилею.
Галилео Галилей 1564 — 1642
Галилео Галилей 1564 — 1642Галилей был астрономом и ученым во время итальянского Возрождения. период. Он был пионером научной революции, которая расцвела в его творчестве. Исаака Ньютона. Основным вкладом Галилея в астрономию были:
- Использование телескопа в наблюдениях (не он изобрел телескоп)
- Открытие гор на Луне
- Открытие четырех крупнейших спутников Юпитера.
В физике он открыл законы падения предметов или снарядов и тела.
В учебниках истории Галилей стоит как символ борьба против власти за свободу и право выразить себя.
Галилео Галилей родился недалеко от Пизы 15 февраля 1564 года. Его отцом был известный музыкант. Галилей обучался у монахов и позже вошел в университет в Пизе в 1580 году для изучения медицины. Хотя эта тема ему не подходило, это дало ему хорошее введение в аристотелевскую физику.
Ключ к физике Галилея лежит в математике. Хотя он все еще был изучая медицину, он тратил все больше времени на дополнительные учебные лекции по математике. Это было с помощью университета математик Остилло Риччи.
В конце концов Галилей решил покинуть университет, не получив ученой степени или любой квалификации. Какое-то время он был частным учителем и писал на гидростатика, но он ничего не опубликовал. В 1589 году он стал профессор математики Пизанского университета.
Самая известная история — это Галилей, сбрасывающий предметы с Пизанская башня перед собравшимися профессорами, демонстрирующая, что Аристотель глубоко ошибался в отношении законов движения. Этот История исходит от биографа Аристотеля.
Галилей на самом деле не изобрел телескоп — он просто улучшил его увеличение.
Галилей написал много книг о своих теориях и идеях. Его книги были почти все они были написаны на итальянском языке, так как его первая книга, которая была на латыни, была униженный и презираемый разными профессорами, поэтому вместо этого он решил попытайтесь научить менее образованных людей в Италии.Галилей всегда был не хватало денег, и ему пришлось отправить обеих своих девочек в монастырь.
Одним из самых известных его изобретений был пропорциональный компас. Этот совмещал функции компаса с вычислительным инструментом. Этот инструмент пользовался большим спросом, так как был очень полезен в военных инженерное дело.
Тодд Леки
7 декабря 1999 г.
Вернуться домой
Проект Галилео | Биография
Проект Галилео | Биография | Текстовая версияБиография Галилея
Текст Меган Уайлд.Простой текстовая версия отредактирована Эшли Фелл для Центра электронного текста. Этот биография основана на информации, взятой из проекта Галилео. Веб-сайт.
Разделы:
Ранняя жизнь
Галилей и маятник
Галилей в движении
Механические устройства Галилея
Семейная жизнь Галилея
Телескоп Галилея
Галилей и инквизиция
Ранняя жизнь Галилея
Галилей родился в Пизе, Италия. 15 февраля 1564 г.Его отец, Винченцо Галилей, был музыкантом. Матерью Галилея была Джулия дельи Амманнати. Галилей был первый из шести (хотя некоторые считают, что семь) детей. Его семья принадлежала к знати, но не был богатым. В начале 1570-х годов он с семьей переехал во Флоренцию.
Вернуться к началу
Маятник
В 1581 году Галилей начал учиться в Пизанском университете, где его отец надеялся, что он будет изучать медицину.Находясь в Пизанском университете, Галилей начал изучение маятника. в то время как, согласно легенде, он наблюдал, как подвесной светильник раскачивается взад и вперед в соборе Пизы. Однако только в 1602 году Галилей сделал свое наиболее заметное открытие о маятнике — период (время, в которое маятник качается вперед-назад) не зависит от дуги качания ( изохронизм). В конце концов, это открытие привело к дальнейшим исследованиям Галилея. временных интервалов и развитие его идеи маятниковых часов.
Вернуться к началу
В движении
В Пизанском университете Галилей изучил физику древнегреческий ученый Аристотель. Однако Галилей усомнился в аристотелевской подход к физике. Аристотелицы считали, что более тяжелые предметы падают быстрее через средние, чем через более легкие. Галилей в конце концов опроверг эту идею, утверждая, что все объекты, независимо от их плотности, падают с одинаковой скоростью в вакууме.Чтобы определить это, Галилей провел различные эксперименты, в которых он ронял предметы с определенной высоты. В одном из своих ранних экспериментов он катали шары по пологой наклонной плоскости и затем определяли их положение через равные промежутки времени. Он записал свои открытия о движении в своей книга, Де Моту, что означает «На Движение.»
Вернуться к началу
Механические устройства
В 1592 году Галилей был назначен профессором математики в Падуанский университет.Преподавая там, он часто посещал места называется Арсенал, где пристыковывались и загружались венецианские корабли. Галилей имел всегда интересовался механическими устройствами. Естественно, что во время его визитов в Арсенал, он увлекся морскими технологиями, такими как сектор и судостроение. В 1593 году он столкнулся с проблемой размещения весел на камбузе. Он относился к веслу как к рычагу и правильно делал воду точка опоры.Год спустя он запатентовал модель насоса. Его насос был устройством, которое подняло воду, используя только одну лошадь.
Вернуться к началу
Семейная жизнь
Галилей никогда не был женат. Однако у него были непродолжительные отношения. с Мариной Гамбой, женщиной, которую он встретил на одном из своих многочисленных поездки в Венецию. Марина жила в доме Галилея в Падуе, где и родила его. трое детей. Две его дочери, Вирджиния и Ливия, были отправлены в монастыри. где они стали, соответственно, Сестра Мария Селеста и сестра Аркангела.В 1610 году Галилей переехал из Падуи во Флоренцию, где он занял должность при дворе семьи Медичи. Он оставил своего сына Винченцио с Марина Гамба в Падуе. В 1613 году Марина вышла замуж за Джованни Бартолуцци, и Винченцио присоединился к своему отцу во Флоренции.
Наверх
Телескоп
Галилео изобрел много механических устройств, кроме насоса, например, гидростатический баланс. Но, возможно, его Самым известным изобретением был телескоп.Галилей сделал свой первый телескоп 1609 года, созданный по образцу телескопов, произведенных в других частях Европы. который мог увеличивать объекты в три раза. Позже в том же году он создал телескоп. год, который мог увеличивать объекты в двадцать раз. С помощью этого телескопа он смог посмотреть на Луну, открыть четыре спутника Юпитера, наблюдать сверхновую, проверить фазы Венеры и обнаружить солнечные пятна. Его открытия доказали система Коперника, которая гласит что Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца.До Коперникана системе считалось, что Вселенная геоцентрическая, что означает, что Солнце вращается вокруг земли.
Вернуться к началу
Инквизиция
Вера Галилея в систему Коперника в конечном итоге втянул его в неприятности с католической церковью. Инквизиция была постоянным учреждением в Католическая церковь обвиняется в искоренении ересей. Комитет консультанты заявили Инквизиции, что предложение Коперника, что Солнце — центр Вселенной было ересью.
