Художники осажденного города

Военная блокада Ленинграда продлилась почти 900 дней и ночей. Несмотря на масштабную эвакуацию, многие ленинградцы остались в родном городе. Рассказываем о художниках, которые продолжили работать в тяжелейших условиях.

Анна Остроумова-Лебедева

Анна Остроумова-Лебедева. «Петербург». 1922. Альбом литографий

Анна Остроумова-Лебедева. «Петербург». 1922. Альбом литографий

Анна Остроумова-Лебедева. «Петербург». 1922. Альбом литографий

Петербург, а потом Петроград и Ленинград всегда были главными героями графических пейзажей Анны Остроумовой-Лебедевой. Не стал исключением и период блокады. Семидесятилетняя художница не покинула город и продолжила работать, обустроив себе кабинет в ванной комнате: там было тише и безопаснее.

Писала часто в ванной комнате. Положу на умывальник чертежную доску, на нее поставлю чернильницу. Впереди на полочке — коптилка. Здесь глуше звучат удары, не так слышен свист летящих снарядов, легче собрать разбегающиеся мысли и направить их по должному пути. Я хочу остаться. Твердо хочу остаться на все страшное впереди. Голова кружится от утомления и слабости, но я скрываю свое состояние и усердно пишу, внутренне терзая себя за плохое качество работы.

В военные годы Остроумова-Лебедева создала ряд гравюр с изображением блокадного Ленинграда, издала почтовые открытки со своими пейзажами, оформила пригласительные билеты на премьеру Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича. Кроме того, художница вела дневник, который после войны был издан под названием «Автобиографические записки».

Иван Билибин

Иван Билибин. Иллюстрация к сборнику «Сказки. Былины». Издательство ИД Мещерякова. 2016

Иван Билибин. Иллюстрация к сборнику «Сказки. Былины». Издательство ИД Мещерякова. 2016

Иван Билибин. Иллюстрация к сборнику «Сказки. Былины». Издательство ИД Мещерякова. 2016

Известный своими книжными иллюстрациями и театральными работами, Иван Билибин сумел добиться признания и в России, и за рубежом. Художник пробыл в эмиграции 16 лет, однако в 1936 году решил вернуться в любимый Ленинград. Там он продолжал рисовать, преподавать и работать в театре. С началом блокады он не покинул город, хотя уехать ему предлагали неоднократно. Билибин так ответил наркому просвещения Владимиру Потемкину: «Из осажденной крепости не убегают. Ее защищают».

Среди последних работ Билибина — иллюстрации к былине «Дюк Степанович». Хотя художник сильно болел и был физически истощен, он трудился над ними до последнего дня: «Работа продолжается… Книга должна выйти, когда наступит победоносный мир. Книга о нашем эпическом и героическом прошлом…» Иван Билибин работал в осажденном Ленинграде до самой смерти — он умер 7 февраля 1942 года.

Павел Филонов

Павел Филонов. Те, кому нечего терять. 1911. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Павел Филонов. Животные. 1930. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Павел Филонов. Колхозник. 1931. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Один из лидеров русского авангарда Павел Филонов встретил начало войны в Ленинграде. Правда, запечатлеть военные события он не успел — Павел Филонов умер от истощения 3 декабря 1941 года. Сестра художника так вспоминала о смерти брата: «…он лежал в куртке, теплой шапке, на левой руке была белая шерстяная варежка, на правой варежки не было, она была зажата в кулак. Он был как будто без сознания, глаза полузакрыты, ни на что не реагировал. Лицо его, до неузнаваемости изменившееся, было спокойно. Рука большого мастера, не знавшая при жизни покоя, теперь успокоилась». Все работы художника остались у его семьи — долгое время они не могли эвакуироваться, боясь, что картины пропадут. Только когда полотна и архив художника оказались в музее, родственники Филонова покинули блокадный город.

Алексей Пахомов

Алексей Пахомов. Маленькая швея. 1957. Музей изобразительных искусств республики Карелия, Петрозаводск

Алексей Пахомов. Купание краснофлотцев с борта корабля. 1933. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Алексей Пахомов. Молодая девушка в синем. 1929. Изображение: artchive.ru

До войны ученик Николая Тырсы Алексей Пахомов преимущественно работал в книжной графике. Во время блокады художник остался в городе, где в 1942–1944 годах создал серию литографий «Ленинград в дни блокады». В цикл вошло более 30 работ, среди которых — «За водой», «В очаге поражения», «На Марсовом поле в затишье». Вот как вспоминал художник работу над серией: «…я делал очень мало набросков с натуры. Больше наблюдал и запоминал. Вначале не было разрешения на зарисовки, а когда разрешение было получено, отважиться рисовать было не так-то просто. Население с таким недоверием и злобой набрасывалось на рисующего, видя в нем диверсанта и шпиона, что рисование превращалось в непрерывное объяснение. Подходил какой-нибудь военный и успокаивал недоверчивых, что-де удостоверение на зарисовки настоящее, а не поддельное. Но военный и успокоенные уходили, появлялись новые прохожие, и снова надо было объясняться и отбиваться. Но главная причина, конечно, была не в этих трудностях. Просто события были столь значительные, что, мне казалось, и отражены они должны быть не в легких набросках, а в форме наиболее монументальной (в пределах графического искусства): в проработанном эстампе большого формата…»

Читайте также:

Константин Рудаков

Константин Рудаков. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». 1947. Частное собрание

Константин Рудаков. Автопортрет. 1944. Галеев-галерея, Москва

Константин Рудаков. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». 1945. Частное собрание

Ученик Добужинского и Кустодиева, мирискусник Константин Рудаков после революции нашел себя в иллюстрациях для сатирических журналов «Чиж», «Смехач» и «Крокодил». Иллюстрировал он и серьезную литературу — «Евгения Онегина» и «Ревизора». Во время блокады Рудаков создал цикл портретов бойцов противовоздушной обороны, делал эскизы театральных декораций и костюмов к чеховской «Свадьбе» и «Горю от ума» Александра Грибоедова. Также в блокадные годы Рудаков выполнил иллюстрации к «Войне и миру» и «Анне Карениной» Льва Толстого. Наконец, в 1942 году, несмотря на тяжелые условия работы, Рудаков принялся за монументальный проект — большое панно в честь 25-й годовщины Октябрьской революции. Художница Татьяна Белоцветова вспоминала о его работе: «У Рудакова очень большое панно, полное горя и смятения. Семья беженцев — мать и четверо детей — на фоне зарева пожарища спешит уйти от гибели. Впечатление… сильное, но не тяжелое: верилось, что люди спасутся… Комиссия… для осмотра панно Рудакова решила подняться на хоры. Некоторое время прошло в полном молчании. Потом сверху послышался тихий плач. Константин Иванович быстро поднялся наверх. Долго они там оставались».

Леонид Чупятов

Леонид Чупятов. Скоростной поезд. 1924. Частное собрание

Леонид Чупятов. Покров Богородицы над осажденным городом. 1941. Галерея «Наши художники», Москва

Леонид Чупятов. Белый натюрморт. 1936. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Художник Леонид Чупятов был одним из деятелей русского авангарда: участвовал в выставках «Мира искусства» и «Жар-цвет», учился у Кузьмы Петрова-Водкина. До войны он работал в театре (в частности, был сценографом «Пиковой дамы» в постановке Всеволода Мейерхольда) и в мультипликации (нарисовал «Сказку о глупом мышонке» Михаила Цехановского). После наступления немцев Чупятов остался в осажденном Ленинграде. В одном из своих последних писем он говорил: «Я умру здесь, и моя семья, так мы решили… Я погибаю как художник, гибнут все мои честно, бескорыстно написанные вещи (м.б., никому не нужные, что поделать, очевидно, такие случаи редкие, но бывают), написанные в течение 30 лет…»

Художник умер в декабре 1941 года, но успел написать полотно «Покров Богородицы над осажденным городом» — символ всей блокады. Дмитрий Лихачев вспоминал:

Умирая, он рисовал, писал картины. Когда не хватило холста, он писал на фанере и на картоне. Лучшая его картина темный ленинградский двор колодцем, вниз уходят темные окна, ни единого огня в них нет; смерть там победила жизнь; хотя жизнь, возможно, и жива еще, но у нее нет силы зажечь коптилку. Над двором на фоне темного ночного неба — покров Богоматери. Богоматерь наклонила голову, с ужасом смотрит вниз, как бы видя все, что происходит в темных ленинградских квартирах, и распростерла ризы; на ризах — изображение древнерусского храма. Душа блокады в ней отражена больше, чем где бы то ни было.

Соломон Юдовин

Соломон Юдовин. Оборона Петрограда в дни наступления Юденича. У Калинкина моста. 1933. Частное собрание

Соломон Юдовин. Оборона Петрограда в дни наступления Юденича. У Петропавловской крепости. 1933. Частное собрание

Соломон Юдовин. Сапожник. Из цикла «Былое». 1926. Частное собрание

Ученик Рериха и Добужинского Соломон Юдовин занимался в основном графикой. До Великой Отечественной войны он создал такие циклы гравюр, как «Оборона Петрограда в дни наступления Юденича» и «Гражданская война». Юдовин прожил почти год блокады в Ленинграде, где выпускал почтовые открытки, а также начал работу над циклом «Ленинград в дни Великой Отечественной войны». Затем художника эвакуировали в Ярославскую область, но как только блокаду сняли, он вернулся в Ленинград и завершил начатый цикл. Альбом гравюр Юдовина был издан в 1948 году.

---

Автор: Лидия Утёмова

Умереть за свой город. Подвиги жителей блокадного Ленинграда | Люди | ОБЩЕСТВО

27 января 1944 года Ленинград был полностью освобожден от фашистской блокады. Мужество жителей Северной столицы оказалось сильнее вражеских атак. Ленинградцы провели 871 день в тяжелейших условиях, умирая от голода и замерзая прямо на улицах, но не пустили врага и отстояли город. SPB.AIF.RU рассказывает о героизме простых людей, которые погибали ради мирной жизни потомков.

Альпинисты-герои

Каждый день фашисты бомбили блокадный Ленинград. Иногда артобстрелы не прекращались сутки напролет. Ориентирами для вражеских орудий служили высокие шпили исторических зданий и купола храмов Северной столицы. Все эти конструкции необходимо было замаскировать – обить деревянными досками или закрасить. На выполнение этой задачи была отправлена группа из 30 спортсменов-альпинистов. Когда они закрашивали серой краской шпиль Петропавловского собора, ударили 40-градусные морозы. Альпинисты орудовали кистями ночью, на высоте более 122 метров. Все они могли покинуть город во время эвакуации, но не стали – хотели защитить других жителей Ленинграда. Благодаря бесстрашию альпинистов архитектурные памятники Северной столицы не были разрушены, и тысячи жизней были спасены.

Музыка блокадного города

В первые месяцы после начала блокады композитор Дмитрий Шостакович создал свою Седьмую симфонию, которую назвал «Ленинградской», или «Блокадной». «Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному Ленинграду…», – написал он на партитуре.  Премьера симфонии в Ленинграде состоялась 9 августа 1942 года в Большом зале филармонии. Свободных мест не было. Музыку услышали все ленинградцы: симфонию транслировали по всем городским громкоговорителям и радиоприемникам. Звуки музыки доносились и до врага, осаждавшего город. Уже тогда было понятно: дух ленинградцев не сломить. По воспоминаниям жителей Северной столицы, этот концерт в филармонии вселил в них уверенность и дал сил, чтобы выдержать испытание блокадой.

Семена для будущего

Осажденный Ленинград не стали покидать 13 сотрудников Института растениеводства имени Вавилова, который располагается на Исаакиевской площади. Они остались, чтобы сохранить огромный фонд зерновых культур. В зданиях института хранились овес, рис, пшено, ячмень, арахис, миндаль. Всего этого с лихвой хватило бы на оставшихся в городе сотрудников института, но за все годы блокады они не тронули ни одного пакетика с зерном. Они слабели, хотя зерно было в двух шагах – руку протяни!  Главной задачей сотрудников было восстановить сельское хозяйство после войны – а в том, что Советский Союз победит, ленинградцы не сомневались – поэтому зерно было неприкосновенно. Во время блокады трое сотрудников института – хранители риса, овса и масличных культур – умерли от голода прямо на рабочих местах. Сохраненное ими зерно помогло Советскому Союзу быстрее вернуться к нормальной жизни после войны.

Дорога жизни

Уже через несколько дней после начала блокады, 12 сентября 1941 года, открылась Дорога жизни – транспортная магистраль через Ладожское озеро. Именно по ней эвакуировали жителей осажденного города и доставляли продукты питания в Ленинград. Летом в «полуторку» мог попасть фашистский снаряд, а зимой машина к тому же рисковала провалиться под лед, но шоферы не останавливались перед опасностью. За полтора года работы Дороги жизни перевезли больше 1 миллиона 615 тысяч тонн грузов и эвакуировали больше 1 миллиона 376 тысяч человек.

Футбол во время блокады

Первая блокадная зима стала самой тяжелой для ленинградцев. Но она не сломила дух жителей Северной столицы. Уже весной, 31 мая 1942 года, в городе прошел первый футбольных матч – между «Динамо» и командой Ленинградского металлического завода. Из-за бомбежек игру приходилось неоднократно прерывать, а таймы сократить до 30 минут. Несмотря на трудности, матч был доигран до финального свистка. Футболисты, которые вышли на поле и играли в полную силу, заявили всему городу: «Ленинград жив!».

Блокадный трамвай

В начале первой блокадной зимы подача электричества в Ленинграде была прекращена. Город оказался полностью обесточен. Ценой неимоверных усилий в марте 1942 года трамвайное движение удалось «оживить». Трамвай ходил в городе всю блокаду. В вагонах перевозили не только пассажиров, но и раненых, продукты, сырье и топливо для заводов. Блокадный трамвай стал символом осажденного Ленинграда: благодаря ему было видно, что город жив.

Ленинградский театр

Через год после начала блокады, 18 октября 1942 года, в Ленинграде открылся театр имени В.Ф. Комиссаржевской. Он появился в самое страшное время, когда сотни людей ежедневно умирали у себя дома и на улицах – от голода и холода. Первый спектаклем стала постановка по пьесе Константина Симонова «Русские люди» о мужестве советских разведчиков. Артисты, которые играли на сцене, сами были истощены и обессилены, но зрителю это было не видно: актеры старались, как никогда, чтобы ленинградцы хоть на пару часов забыли о своем горе. До сих пор некоторые пенсионеры называют театр имени Комиссаржевской Блокадным.

Бесстрашные девушки

Оставшиеся в блокадном Ленинграде девушки внесли неоценимый вклад в Победу. Вчерашние школьницы, 18-летние девочки, добровольно вступили в 34-й отдельный инженерный батальон миноразыскников и истребителей танков. Во время блокады «девичья команда», как называли батальон в городе, протянула километры проводов связи и обезвредила тысячи снарядов.

Женщина-молотобоец

С началом войны муж Татьяны Яковлевой, рабочий Металлического завода, ушел на фронт. Женщина решила стать машинистом парового молота вместо супруга. Она освоила эту специальность и приступила к работе. Когда один из молотобойцев цеха умер от голода, Татьяна стала трудиться и за него, чтобы выполнить срочный заказ для фронта. После смены в качестве молотобойца 50-летняя женщина заменила нагревальщика, который больше не мог работать. После трех смен ленинградка забылась коротким сном, а потом вновь взялась за молот. Всю войну она проработала на заводе за двоих.

Подвиг мальчишки

Для тушения зажигательных бомб на крышах зданий блокадного Ленинграда работали дежурные, которые всегда должны были быть на чеку. Когда бомба падала на кровлю дома, дежурный быстро брал ее железными щипцами и бросал ее в специально заготовленную бочку с водой, засыпал песком. В некоторых случаях бомбы сбрасывали вниз, на землю – и тушили уже там. Среди дежурных был подросток Павел Ловыгин.

Однажды во время его смены на крышу попали сразу две зажигательные бомбы. Они прожгли железную крышу и оказались на чердаке. Времени было мало. Павел схватил бомбы за стабилизаторы и бросил в бочку. От осколков снарядов загорелись перекрытия на чердаке. Подросток начал их тушить, когда на крышу попали еще две бомбы. Павел получил сильные ожоги и упал, но, превозмогая боль, поднялся и потушил все бомбы. После лечения в больнице он снова вышел на дежурство. За мужество и героизм подросток был удостоен правительственной награды.

Подвиг и боль: героические 872 дня блокадного Ленинграда | Статьи

Блокада — это та правда Великой Отечественной, к которой трудно прикасаться. В годы войны лишения испытывала вся страна, но на долю ленинградцев выпали самые страшные испытания. 27 января 1944 года войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов победно провели Ленинградско-Новгородскую стратегическую наступательную операцию и разгромили красносельско-ропшинскую группировку вермахта. В день 75-летия разгрома немцев под Ленинградом «Известия» вспоминают о том, как выжил город на Неве.

Операцию называли романтично — «Январский гром». Это была настоящая победная весна среди суровой зимы! Гитлеровцев окончательно отбросили от стен города Ленина. В тот вечер тысячи людей нашли в себе силы, чтобы выйти на улицы, когда ленинградское небо расцветили вспышки салюта. Это воспринималось как чудо. Как рубеж. Позади — 872 дня смертельной опасности. Впереди — возрождение. Изможденный, обессиленный город расцвел среди зимы.

Голодная зима

Немцам удалось блокировать Ленинград на 79-й день войны, после захвата Шлиссельбурга. В тот же день захватчики маршировали по ленинградским пригородам. Пройти дальше им не удалось — ни первой фронтовой осенью, ни позже. Вместе с жителями пригородных районов в блокадном кольце оказались более 2,8 млн человек.

Противотанковые ежи, надолбы и баррикады перекрывали все въезды в город. Октябрь 1941 года

Фото: РИА Новости/Анатолий Гаранин

Трудно отрешиться от горечи при мысли о том, что тогда, первой фронтовой зимой, страна не сумела вырвать «город над вольной Невой» из тисков окружения, не сумела спасти тысячи ленинградцев, которых унес голод. В детстве, узнав в самых общих чертах о трагедии Ленинграда, я мечтал о машине времени и о волшебной палочке, чтобы помочь нашим дедам разомкнуть кольцо блокады и доставить в город продовольствие… Но «переиграть» историю невозможно.

Ошибки первых недель войны обходились дорого. Для Ленинграда — особенно. Город оказался не готов к осаде. Острая нехватка продовольствия и топлива ощущалась уже в начале осени. При этом городским властям не удалось провести масштабную эвакуацию — даже детей, инвалидов и стариков.

Установка аэростата воздушного заграждения на Невском проспекте в дни блокады

Фото: РИА Новости/Борис Кудояров

С 20 ноября по 25 декабря 1941 года ленинградцы получали самую низкую норму хлеба за все время блокады — 250 г по рабочей карточке (это примерно треть жителей города) и 125 г служащим, иждивенцам и детям… Работавшие в горячих цехах получали 375 г. И это был хлеб с овсяной шелухой, целлюлозой и обойной пылью. С 25 декабря нормы стали возрастать: помогала Дорога жизни. Но в рано ударившие холода еще труднее было найти дополнительное пропитание… Каждый ленинградец жил на волосок от голодной смерти.

Самые черные дни Ленинграда — это ранняя зима 1941–1942-го, первая блокадная зима. В городе не работала система отопления, не было горячей воды. Не хватало топлива — и поэтому стоял транспорт. В январе 1942 года в городе умерло 107 477 человек, в том числе 5636 детей в возрасте до одного года. Среди них — и погибшие при бомбежках, и жертвы болезней, но 9 из 10 унёс голод.

Передают атмосферу тех черных месяцев стихи Анны Ахматовой:

Птицы смерти в зените стоят.

Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг — он дышит,

Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне

Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!»

До седьмого доходят неба…

Но безжалостна эта твердь.

И глядит из всех окон — смерть.

И стоит везде на часах

И уйти не пускает страх.

Мирное население на строительстве оборонительных сооружений

Фото: РИА Новости/Григорий Чертов

22 ноября началось движение «полуторок» по специально проложенной через Ладожское озеро ледовой дороге. Страна не могла прорвать окружение в первую блокадную зиму, но военным, морякам, ленинградцам удалось в условиях блокады провести по Дороге жизни, по дну Ладожского озера три магистрали: телефонный кабель, трубопровод и линии электропередач. Блокадный город получил связь с Большой землей, получил топливо и электричество. Без этих подводных артерий город ждала верная гибель.

В записках академика Дмитрия Лихачева есть, на первый взгляд, парадоксальная мысль: «Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить величайшую подлость и величайшее самопожертвование». И то, и другое — и самопожертвование, и подлость — он видел в дни блокады. Но победило все-таки самопожертвование. Голод расчеловечивает, корежит психику. Но ленинградцам и в этих тисках удалось сохранить человеческий облик.

Борьба за умы

На полную мощь работала немецкая пропаганда. Нацисты понимали: не выиграв борьбу за умы, невозможно ни одолеть, ни уничтожить врага. Первые вражеские листовки появились в городе еще в середине июля. Выпускались поддельные выпуски «Правды» и некоторых ленинградских газет. По радио велись антисемитские передачи на русском языке.

На весах 125 г хлеба — установленная норма для служащих, иждивенцев и детей в блокадном ноябре 1941 года

Фото: ТАСС/Николай Адамович

Приведем одну из многих листовок, которые распространяли гитлеровцы в осажденном городе: «Ваши вожди хотят сжечь и взорвать ваши фабрики, ваши склады, ваши жилища и этим предать вас голодной смерти и морозу. Собирайтесь силами и занимайте свои фабрики и склады, охраняйте свои дома и сопротивляйтесь преступным поджигателям и взрывателям!».

Немцы пытались дискредитировать саму идею защиты Ленинграда, рисовали розовые перспективы капитуляции… Но они получили отпор и на этом поле боя. Ответным оружием несломленного Ленинграда стало радио. На улицах города появились сотни новых репродукторов. «Зима. Хрипло и приглушенно говорит радио. Слышно, как в паузах голодный диктор заглатывает слюну», — это из дневника писателя Леонида Пантелеева. Но радио не смолкало. Оказалось, что постоянное звуковое сопровождение смягчает ужас голода и одиночества.

Невский проспект. Табличка на доме: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»

Фото: РИА Новости/Сергей Шиманский

Ежедневно на улицах города появлялись ленинградские «Окна ТАСС». Художники умирали от голода, но работа не прекращалась. Для многих это был знак: город живет и сражается. Умер от голода с кистью в руках 25-летний Моисей Ваксер, который, кроме плакатов, создал в декабре 1941 года проект будущего парка Победы. Не сомневался в победе и архитектор Александр Никольский. В его дневнике есть запись: «Смерти уже не потрясают. Нервы притупились… Но сдавать город нельзя. Лучше умереть, чем сдать. Я твердо верю в скорое снятие осады и начал думать о проекте триумфальных арок для встречи Героев — войск, освободивших Ленинград». И он рисовал, рисовал триумфальные арки Победы первой блокадной зимой.

Родственники везут на кладбище умершего от голода ленинградца

Фото: РИА Новости/Борис Кудояров

Не менее важную роль сыграла Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича, ставшая для всего мира символом героического сопротивления осажденного города и получившая имя «Ленинградской». 20 июня 1942 года в США вышел номер журнала Time c портретом Шостаковича в пожарной каске на обложке. Гениальный композитор на фоне горящего города… Лицо утонченного интеллигента — и пожар войны.

Паутина лжи

В последние годы неожиданно сомкнулись с немецкими пропагандистами некоторые современные «потрясатели основ» — в том числе и наши соотечественники, для которых рассуждения о блокаде стали лишь поводом для пересмотра всех — без разбора — устоявшихся в нашем обществе представлений об истории. Их задача — тотальная дегероизация Великой Отечественной. Последствий они не просчитывают — главное «ввязаться в драку», завоевать пропагандистскую инициативу. Время от времени мы слышим оскорбительный по сути вопрос: «А стоило ли оборонять Ленинград? Может быть, гуманнее было бы сдать город врагу?».

Дорога жизни через Ладожское озеро

Фото: РИА Новости

Я повторил эти слова одному из детей блокады — олимпийскому чемпиону, выдающемуся борцу вольного стиля Александру Владимировичу Иваницкому. Он ответил без колебаний: «Так могут думать только люди, не знающие и не понимающие русского характера. У нас принято сражаться до конца. А если бы капитулировали — нас бы просто сейчас никого не было на свете». Александр Владимирович видел смерть. В первую блокадную зиму, когда весь Ленинград мечтал «дожить до травы», голодал в квартире с заколоченными окнами, в которой день смешался с ночью. И все-таки у него нет сомнений: не было другого пути, кроме сопротивления.

Для версий о благополучной судьбе капитулировавшего Ленинграда просто нет оснований. Гитлеровское командование опасалось непредсказуемых уличных боев и сознательно избрало блокадную тактику уничтожения города. «В город не вступаем, капитуляцию не принимаем», — таким принципом руководствовались генералы Вермахта после первой, неудачной, попытки штурма.

Рабочие заливают формы на одном из заводов осажденного Ленинграда

Фото: РИА Новости

На советской земле гитлеровцы вели войну на уничтожение. Щадить Ленинград не входило в их планы. Они придавали еще большее значение символам, чем советские идеологи, а Ленинград считался (и действительно был!) символом и Октябрьской революции, и Петровской империи. Не стоило ждать от «сверхчеловеков» и уважения к культурному наследию Ленинграда, к его архитектурным шедеврам, музеям и храмам. Месяц за месяцем накапливалась злость захватчиков на город, на его защитников и жителей. Уничтожение Ленинграда — Санкт-Петербурга должно было символизировать слом советского и русского (в данном случае это почти синонимы) духа. Расчет варварский, но неглупый: подняться после такого удара нашей стране было бы непросто. Достаточно вспомнить дневниковую запись немецкого генерал-полковника Гальдера: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которые в противном случае мы будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки». И таких свидетельств немало.

Никто не забыт и ничто не забыто

Северная столица стала для всей страны примером мужества. Ничто не могло заслонить этого мученического подвига. 1 мая 1945 года в приказе Верховного главнокомандующего именно Ленинград был назван первым городом-героем. Нет в России большей святыни, чем камни Пискаревского кладбища. Там покоятся 500 тыс. блокадников.

Автор цитаты

Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,

Так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням:

Никто не забыт и ничто не забыто.

Атака десантников. Ленинградский фронт, район Красного села, 19 января 1944 года

Фото: РИА Новости/Борис Лосин

Это слова Ольги Берггольц, поэтессы, которая была собеседницей, утешительницей, вдохновительницей ленинградцев с первого до последнего дня блокады.

Печать блокады навсегда осталась на облике города, который ныне снова носит свое первое имя — Санкт-Петербург. Но слово «Ленинград» даже много лет спустя будут повторять русские люди — с болью и любовью.

Каждое историческое событие — даже такое трагическое — имеет свой смысл, посыл в будущее. Второго Ленинграда в истории современных войн не было. Ни одному городу не довелось выдержать столь жестокую и продолжительную осаду и остаться неприступным. Ни один город не принес для победы такую жертву. История ленинградской блокады стала для нас, для всего мира предупреждением о том, что современную войну уже невозможно воспринимать как продолжение политики другими средствами. В наше время большая война — это смерть. Не затерялся ли, не стерся ли этот урок блокады за 75 лет?

Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

 

Памятные места блокадного Ленинграда

Квартира Тани Савичевой, памятник блокадной проруби, памятник рыбке-колюшке, надпись про артобстрелы и сохранившиеся повреждения от снарядов на Исаакиевском соборе. Собрали важные и памятные места в истории Ленинграда.

Главным памятником Великой Отечественной войне в Санкт-Петербурге является Пискаревское мемориальное кладбище – место массовых захоронений жертв блокады и воинов Ленинградского фронта. Здесь установлен монумент Матери-Родины, протянувшей руки к кладбищенской аллее. В память о жертвах блокады и героических защитниках города на Пискаревском кладбище горит Вечный Огонь.

(ru.wikipedia.org)

будние дни, выходные 250; дошкольникам бесплатно; пенсионерам, студентам, школьникам 150

Монумент защитникам города, расположенный на въезде в город по пути из аэропорта, открылся в 1975 году. 48-метровый гранитный обелиск символизирует торжество Победы, у основания обелиска установлены скульптуры рабочего и солдата, символизирующие единство города и фронта.

Парк Победы расположен на территории крематория (бывшего кирпичного завода №1), в печах которого сжигали тела ленинградцев, которые погибли и умерли от голода в блокаду. Известно, что крематорий зачастую не справлялся с работой, многих людей хоронили на ближайшей территории без кремации – на месте нынешнего парка. Зная печальную историю этого места, Парк Победы многие называют «Второй Пискаревкой».

Памятник ленинградскому громкоговорителю

Неброское напоминание о войне появилось на углу Невского проспекта и Малой Садовой в 2002 году. В дни обороны Ленинграда жители блокадного города слушали здесь сообщения с фронта. Сейчас об этом написано на мемориальной доске, а рядом с ней расположился громкоговоритель военного образца.

(ru.wikipedia.org)

Дом Тани Савичевой

«Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня» – эти строки из дневника 12-летней ленинградской девочки Тани Савичевой знают во всем мире. Таня была вывезена из блокадного города, но погибла в эвакуации в 1944 году. Её дневник оказался одним из обвинительных документов на Нюрнбергском процессе. У дома по адресу 2 линия ВО, д.13, где жила и умирала во время блокады семья Савичевых, петербуржцы по сей день оставляют рядом с мемориальной доской цветы и игрушки.

Блокадная подстанция на наб.Фонтанки, д.3

Тяговая подстанция №11 в блокаду снабжала электричеством трамваи, которым нередко приходилось курсировать под бомбежками. В самые тяжёлые дни блокады трамваи вставали, энергии едва хватало на больницы, хлебозаводы и предприятия, выполнявшие военные заказы. Поэтому восстановление работы весной 1942 года, которая обеспечивала напряжением, в том числе, и трамвайную сеть, стало знаменательным событием в жизни города.

К слову, в Петербурге есть и непосредственный памятник блокадному трамваю. Своеобразный символ мужества и доблести ленинградцев можно найти на проспекте Стачек, 114.

Памятник Ленинградской проруби

Во время блокады регулярные артобстрелы и сильные морозы повредили сети водоканала, и воду жители города носили из прорубей, проделанных во льду. Гранитная плита на набережной Фонтанки у дома №21 по сей день напоминает об этих тяжелых испытаниях.

Кони Клодта в первые дни блокады были демонтированы и сохранены, но ограда и постаменты были серьезно повреждены осколками от снарядов. Здесь установлена памятная табличка, напоминающая о 148478 снарядах, выпущенных врагами по Ленинграду.

Аналогичную табличку можно найти и на Исаакиевском соборе. Воспоминанием о тех годах служат выбоины на ступенях и одной из колонн здания, специально оставленные при реставрации.

Надпись «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»

Такие предупреждения сохранились на шести улицах города. В годы блокады они спасли не одну жизнь горожан. В Ленинграде надписи наносились на северных и северо-восточных сторонах улиц, так как обстрел велся со стороны Пулково и Стрельны. В Кронштадте надписи появились на юго-западных сторонах улиц – обстрел города велся из Петергофа.

(st-roll.ru)

Адреса: Невский пр., д 14; Лесной пр., д. 61; 22 линия ВО, д.7; ул. Калинина, д. 6; Посадская ул., д. 17/14; ул. Аммермана, д. 25.

будние дни 200; пенсионерам, студентам, школьникам 50

Открытый во вторую годовщину снятия блокады в 1946 году музей подвергся чуть ли не политическим преследованиям и окончательно был закрыт спустя семь лет, в 1953 году. Прошло ещё 46 лет, прежде чем музей снова был открыт по инициативе жителей города.

Памятник колюшке в Кронштадте

На стене Обводного канала около Синего моста в Кронштадте расположен памятник колюшке – маленькой рыбке. В мирное время она не имела промышленного значения, а в период войны спасала от голода тысячи умирающих людей.

(travel-bug.club)

Памятные места ленинградской блокады за границами Петербурга

будние дни, выходные 80; дошкольникам, школьникам бесплатно; пенсионерам 40

Музей открылся в 1990 году, объединив музей-диораму и участки местности Южного Приладожья, на которых происходили важные события операции по снятию блокады Ленинграда. В январе 2018 по соседству со старым музеем открылся новый современный музей, посвящённый прорыву блокады Ленинграда, состоящий из двух залов: в первом демонстрируют документальный фильм и рассказывают о самой операции «Искра», а во втором – на площади 500 квадратных метров развернута 3D-картина драматических событий января 1943 года.

Мемориал в виде двух полукруглых арок символизируют  разрыв блокадного кольца вокруг Ленинграда, а разрыв между ними – Дорогу Жизни. На основании памятника виднеются уходящие к Ладожскому озеру следы от автомобильных шин.

(petersburglike.ru)

На 3-м километре Дороги Жизни расположен большой гранитный цветок, олицетворяющий память о погибших ленинградских детях. На его лепестках написано «Пусть всегда будет солнце». В мемориал также входит траурный курган «Дневник Тани Савичевой» и аллея Дружбы.

Отлитый из бронзы грузовик ГАЗ-АА, установленный на Румболовской горе, на 10-м км Дороги Жизни, установлен в память об отважных водителях, которые ценой своей жизни перевозили сотни тысяч тонн продуктов в отрезанный город и эвакуировали 1,5 миллиона блокадных жителей.

А какие ещё блокадные памятники знаете вы?

Подписывайтесь на нас в Google News и Яндекс.Дзен: больше интересного каждый день. Все интересные события — в нашей еженедельной рассылке. Категории: Аничков мост Блокада Ленинграда Война Всеволожский район День Победы Исторический центр Кладбища Корюшка Культура Ладога Мемориалы и памятники Московский район Московское шоссе Новости Московской Новости Пискаревки Пискаревское кладбище Топ в Петербурге

Выберите тип маршрута и кликните на карте для указания места отправления

«Пережить блокаду помогли генетические изменения» – Огонек № 24 (5377) от 22.06.2015

Гены людей, переживших ленинградскую блокаду, впервые стали предметом исследования ученых

Российские генетики выяснили: у всех ленинградцев, выживших в нечеловеческих блокадных условиях 1941-1943 годов, в организме присутствуют одни и те же генетические мутации, отвечающие за особый обмен веществ. Более того, след блокады на генетическом уровне несут и их потомки. Рассказ об этом важнейшем открытии был опубликован в июньском номере «Science» и вызвал сенсацию в научном мире. В 74-ю годовщину начала Великой Отечественной войны «Огонек» обратился за подробностями к автору уникальной работы, старшему научному сотруднику НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта, ведущему научному сотруднику Санкт-Петербургского университета, генетику Олегу Глотову.

— Олег Сергеевич, изучал ли кто-либо до вас гены людей, переживших блокаду в Ленинграде?

— Нет. Это первая работа на такую тему. Были исследования, авторы которых искали отличительные особенности организма блокадников, но именно гены блокадников никто не изучал. Нам показалось, что наш долг как ученых понять этот уникальный феномен, потому что нынешние жители Санкт-Петербурга обязаны своей жизнью именно этим героическим людям, которые смогли не только пережить блокаду, но затем завести семью, работать, прожить долгую жизнь.

— Сама тема как-то связана с вашими предыдущими исследованиями?

— Да, последние 15 лет мы в институте занимаемся генетикой старения. В 2007 году я защитил диссертацию на эту тему, и уже тогда, чтобы глубже изучить механизм старения, мы приступили к сбору образцов крови пожилых людей для биобанка. После защиты я продолжил работу в этом направлении, так как было интересно разобраться в механизмах старения на генетическом уровне и, возможно, разработать методы, чтобы бороться с этим процессом.

— Что в итоге оказалось самым эффективным?

— В итоге мы остановились на признанном во всем мире способе «calorie restriction» — ограничения калорийности питания. Заметьте, это не малое количество потребляемой пищи, а именно ограничение калорий. То есть пища должна поступать в достаточном количестве, содержать все питательные вещества, но при этом ее не должно быть в избытке. У нас возникла идея, что мы сможем лучше понять механизмы этого процесса, изучив гены жителей блокадного Ленинграда. Эти люди попали в тяжелейшие условия, и была выдвинута гипотеза, что они выжили во многом благодаря тому, что их метаболизм был настроен на медленный расход энергии. Иными словами, люди смогли пережить тот страшный голод, потому что все, что они съедали, было максимально использовано организмом. На остатки президентского гранта, выделенного на изучение проблем старения, мы стали собирать коллекцию генетического материала жителей блокадного Ленинграда. В работе мне помогли мой научный руководитель профессор Владислав Баранов и моя ученица Ирина Полякова. А также профессор Лидия Хорошинина, которая организовала сбор биобанка — образцов крови, взятых у ветеранов войн, разумеется, согласно всем официальным правилам — с информированным согласием и так далее.

— Ваше исследование основывается на образцах крови из этого биобанка?

— Да, в итоге мы использовали для работы примерно 200 образцов.

— И в чем же состояло само исследование?

— Мы изучали ДНК, полученную из образцов крови. Искали определенные генетические маркеры, связь которых с энергетическим обменом нам была известна. Речь идет о генах, ответственных за метаболизм углеводов и липидов. Это особые гены-регуляторы, от которых зависит работа огромного количества других генов. Они могут, например, переключать метаболизм с потребления углеводов на потребление жиров и обратно.

Вторая группа генов, которую мы изучали, находится в митохондриях — энергетических субстанциях, которые отвечают за расход энергии и терморегуляцию. Мы изучали гены, которые могут замедлять или ускорять расход энергии.

— Что же в итоге удалось выяснить?

— Мы установили, что есть связь между наличием определенных генетических маркеров и тем фактом, что люди смоли выжить. Были и неожиданные открытия. Прежде, например, считалось, что чем меньше человек находился в блокадном кольце, тем больше шансов у него было выжить. Так вот, с точки зрения генетики это оказалось не совсем так: все решила, как мы полагаем, первая блокадная зима 1941-1942 годов. Именно в этот период на генетическом уровне происходили перемены. Точнее, так: те люди, у которых они произошли, смогли в итоге выжить. Хотя, разумеется, кроме генетики на выживание влиял и ряд иных факторов.

— Нашли ли вы различия в генах у выживших мужчин и у выживших женщин?

— Различия были, но несущественные. Они связаны с разным количеством маркеров на обоих или на одной хромосоме.

— Очень важная работа, даже странно, что до сих пор никто не догадался ее провести…

— Все не так просто. Долгое время у нас не было доступных методик работы с генами. А теперь, когда прошло столько времени после блокады, в работе с людьми, пережившими ее, возникает много сложностей и нюансов. Например, многие наши с вами современники уверены, что те, кто был в реальной блокаде, до наших дней просто не дожили. С такими тяжело спорить: обычно я отвечаю, что условием участия человека в проекте было только его блокадное удостоверение. Ничего другого мы не имели права спрашивать.

— А какую роль вообще в нашей эволюции сыграла такая мутация генов? Они же наверняка проявились у нас в блокаду не просто так…

— Здесь мы любим приводить слова наших коллег, которые занимаются популяционной генетикой, про первобытного человека, который скитался по саванне и у него чередовалось, когда еда была и когда ее не удавалось достать долгие периоды. В то время было важно максимально долго сохранять энергию, которая питала человека. Поэтому, вероятно, именно эти формы генов отбирались у нас из поколения в поколение.

— Можно ли сказать, насколько они распространены у современного человека?

— Достаточно распространены, с чем, кстати, связана эпидемия ожирения. Это заболевание стало одной из глобальных мировых проблем именно потому, что тысячелетиями отбирались именно такие формы генов, которые позволяют аккумулировать энергию. Они прекрасно работают тогда, когда человек находится в постоянном движении и затрачивает колоссальные усилия для выживания. Если же повышенных энергозатрат нет, то возникают ожирение, диабет второго типа и так далее. Говоря иначе, у этой мутации есть как положительная, так и отрицательная сторона: в одних обстоятельствах она может спасти жизнь, в других — привести к серьезным заболеваниям.

Не забывайте: такие генетические особенности есть не у всех, хотя людей с таким генотипом много. И, в принципе, вопрос интересен не только с точки зрения изучения механизмов выживания во время блокады. Оказалось, эта форма генов позволяет не только замедлять расход энергии, но и повышает работоспособность, выносливость и, значит, помогает тем же спортсменам, к примеру бегуну на длинные дистанции. Известно, что люди с быстрым обменом веществ под конец дистанции просто не могут бежать: у них, говоря ненаучно, кончаются силы.

— А можно ли как-то активировать или, наоборот, ослабить действие этих генов?

— Непосредственно влиять на работу генов очень трудно. Оптимизм в отношении генной терапии, который присутствовал среди специалистов лет 15 назад, сейчас поутих — все оказалось намного сложнее. Сейчас скорее рассматривают способы того, как скорректировать последствия работы генов, например, с помощью питания, биологически активных добавок и так далее. В этом направлении развивается спортивная медицина: врачи изучают, с помощью чего можно ускорять или замедлять метаболизм. Но конкретных работ по этой теме мало.

— Вы намерены в дальнейшем работать по этой теме?

— Конечно! При этом меня интересует не только изучение генома самих блокадников. Хотелось бы собрать побольше материала, чтобы провести более масштабные исследования, в том числе в Санкт-Петербургском университете. Там сейчас идет работа над созданием уникального биобанка образцов, и мы бы хотели заложить туда не только биологический материал наших героических граждан, но и их потомков.

— А чем науке интересны потомки блокадников?

— Дело в том, что, по многим данным, у детей блокадников совершено другая частота разных заболеваний. Ученые связывают это с эпигенетикой. «Эпи» означает «сверх» — сверх того, что мы получаем с генами по наследству. Дело в том, что существует определенный механизм, позволяющий закреплять некоторые признаки, которые родители получают в течение жизни, и передавать их детям на генетическом уровне. На это обращали внимание, в частности, голландские исследователи, которые изучали недолговременный голод во время войны в своей стране. Они установили, что у потомков людей, его переживших, «особые отношения» с обменом веществ. Нам важно понять: как испытания, выпавшие на долю одного поколения, откликаются на других. И, что гораздо важнее, научиться адекватно оценивать те ресурсы, которые наш организм способен мобилизовать в крайне тяжелых условиях.

Беседовала Елена Кудрявцева

Пережившие смерть

Цифры

Несколько цифр, чтобы понять, что пришлось вынести блокадникам

872 дня длилась блокада: она началась 8 сентября 1941 года, была прорвана 18 января 1943 года, а окончательно снята 27 января 1944 года

630 000 ленинградцев погибли за это время от голода и истощения (по данным, озвученным на Нюрнбергском трибунале)

500 граммов хлеба в сутки составляла норма выдачи для военных в 1941 году. Рабочие получали 250 граммов, служащие и иждивенцы — 125 граммов. Сам хлеб представлял собой смесь ржаной и овсяной муки, куда добавляли жмых, сосновую кору, солод

4 вагона кошек привезли в Ленинград в 1943 году для борьбы с расплодившимися крысами

Опора на собственные гены

Детали

Ученые установили, какие гены помогут выжить в трудные времена. Вот некоторые

UCP2 l

Эти гены связаны с процессом терморегуляции. Их обладатели наилучшим образом используют энергию из жиров и равномерно распределяют ее по всему телу в виде тепла.

PPARA

Так обозначают «гены блокадников», которые позволяют максимально аккумулировать энергию жиров и углеводов, замедляя при этом обмен веществ.

PPARD

Гены-регуляторы, управляющие окислением жирных кислот и обменом холестерина. За счет этого они позволяют быстро наращивать мышечную массу.

PPARG

Гены повышенной выносливости, позволяют хорошо адаптироваться к физическим нагрузкам.

Блокадные дневники • Arzamas

Юра Рябинкин

8 сентября 1941 года

«День тревог, волнений, переживаний. Расскажу все по порядку.

Утром мама прибегает с работы, говорит, что ее посылают на работу в сов­хоз, что в Ораниенбауме. Ей пришлось бы оставить меня и [сестру] Иру одних. Она пошла в райсовет — ей дали там отсрочку до завтра. Потом мы догово­рились о спец­школе. <…> Когда я вернулся домой, мама уже пришла. Она сказала мне, что, возможно, меня примут. Но я очень и очень сомневаюсь. Затем мама пошла опять куда-то.

И тогда-то началось самое жуткое.

Дали тревогу. Я и внимания не обратил. Но затем слышу, на дворе поднял­ся шум. Я выглянул, посмотрел сперва вниз, затем вверх и увидел… 12 „юнкер­сов“. Загремели разрывы бомб. Один за другим оглушительные разрывы, но стекла не дребезжали. Видно, бомбы падали далеко, но были чрезвычайно большой силы. Я с Ирой бросился вниз. Взрывы не прекращались. Я побежал обратно к себе. Там на нашей площадке стояла жена Загоскина  Возможно, речь идет о соседях.. Она тоже перепугалась и прибежала вниз. Я разговорился с ней. Потом откуда-то прибе­жала мама, прорвалась по улице. Скоро дали отбой. Результат фашистской бом­бежки оказался весьма плачевный. Полнеба было в дыму. Бомбили гавань, Кировский завод и вообще ту часть города. Настала ночь. В стороне Кировского завода виднелось море огня. Мало-помалу огонь стихает. Дым, дым проникает всюду, и даже здесь ощущаем его острый запах. В горле немного щиплет от него.

Да, это первая настоящая бомбежка города Ленинграда.

Сейчас настанет ночь, ночь с 8 на 9/IX. Что-то эта ночь принесет?»

Ирина Зеленская

13 сентября 1941 года

«Положение осложняется всесторонне. Ночь прошла спокойно, но город об­стреливается артиллерией, один снаряд попал у Никольского переулка, были попадания в районе Московского вокзала. Наша артиллерия отвечает из порта, с линкоров и из самого города. На станции было очень тревожно. С территории соседних заводов до трех часов ночи обстреливали из винтовок наши посты и даже прохожих на улице. Вахтенные, которые шли к 10-часовой смене, дол­жны были остаться вдоль стены. Все наши заявления об этой внутренней вспых­нувшей опасности пока ни к чему не привели. Вчера вечером по дороге к трамваю я шла в толпе женщин с детьми и узлами, бегущих из этого района. Это был настоящий великий исход. Так велика паника перед воздушным напа­дением в соседстве с большими заводами при отсутствии бомбоубежища.

Я спросила одну женщину, которая стояла на тротуаре и плакала, не в силах справиться с грудным ребенком на руках, трехлетним у юбки и большим уз­лом: „Куда вы идете?“ Она сказала: „Сама не знаю, попросимся куда-нибудь в первый этаж“. Я помогла ей пройти часть пути, потом встретилась какая-то женщина, которая имела пропуска в соседнее бомбоубежище и увела их с со­бой. В трамвае другая женщина, одна с маленьким чемоданчиком, говорит: „Все уходят, и я ушла“.

<…>

В кабинете моем уцелели чудом все стекла в прошлую ночь (окно вовремя распахнулось), но его забили снаружи наглухо фанерой, сидим без дневного света.

Хлебный паек в 3 дня скатился с 400 до 200 гр. для служащих и с 600 до 400 для рабочих, но разговоров об этом мало слышно. Преобладает физический страх перед бомбежкой».

Лена Мухина

22 сентября 1941 года

«Я пока жива и могу писать дневник.

У меня теперь совсем нет уверенности в том, что Ленинград не сдадут.

Сколько говорили, сколько было громких слов и речей: Киев и Ленинград стоят неприступной крепостью!.. Никогда фашистская нога не вступит в цветущую столицу Украины, в северную жемчужину нашей страны — Ленинград. И что же, сегодня по радио сообщают: после ожесточенных многодневных боев наши войска оставили… Киев! Что же это значит? Никто не понимает.

Нас обстреливают, нас бомбят.

Вчера в 4 часа ко мне пришла Тамара  Одноклассница и подруга Лены., мы пошли с ней гулять. Первым делом мы пошли смотреть разрушенные дома. Это совсем близко. На Большой Мос­ковской, рядом с домом Веры Никитичны, бомба попала в дом и разру­шила почти все здание. Но с улицы разрушений не видно, они со двора. В соседних домах, в том числе и в доме Веры Никитичны, отсутствуют стекла. На площади Нахимсона в 4 местах взломан асфальт, это следы от бомб. Далее, по стороне, где зоомагазин, от загиба пр. Нахимсона до переулка, что напротив нового ТЮЗа, также отсутствуют стекла. Но еще ужасней разрушения на Стрель­кином переулке, 1. Там в одном месте разрушены здания по обеим сторонам переулка. Переулок засыпан обломками. Кругом ни одного стекла. Но страшней всего — это вид одного здания: у него срезан весь угол и видно всё: комнаты, коридоры и их содержимое. В комнате на 6-м этаже у стенки стоит дубовый буфет, рядом маленький столик, на стене висят (это очень странно), висят старинные часы с длинным маятником. Спинкой к нам, как раз у той стенки, которая отсут­ствует, стоит диван, покрытый белым покрывалом».

Ирина Зеленская

24 сентября 1941 года

«С моей обеденной нагрузкой хлопот и беготни не оберешься, а также грубости и руготни. Человеческое нутро выявляется на этом испытании необыкновенно выразительно, и я испытываю несравненное чувство облегчения и даже благо­дарности, когда изредка наталкиваюсь на порядочность и спокойствие вместо жадного крика „жрать!“. Но это редко, большинство только и умеет, что защи­щать права своего желудка любыми средствами. Я являюсь ближайшей инстан­цией, и поэтому все удары приходится принимать на свою голову. Я уже не раз слышала, что я съедаю чужие супы, позабирала себе все пропуска и т. д. А меж­ду тем в этой дикой кутерьме, когда нужно совершать евангельские чудеса с раз­множением пищи и чудеса эти не удаются, я даже не успеваю использо­вать свои скромные обеденные права. Сегодня я опоздала на свою смену в сто­ло­вую и совсем не обедала, но так как это, вероятно, будет еще [не] раз, то я смо­трела на это как на пробу своей выносливости. Утром за чаем я съела тоненький ломтик хлеба граммов 20 и 2 холодных картофелины, в течение дня выпила несколько чашек чая и к вечеру чувствовала себя совершенно нормаль­но, даже голода особого не испытывала. Возможно, что нельзя всех судить по се­бе, но, когда люди уверяют меня, что они четыре дня ничего не ели и осла­бели до неработоспособности, я им просто не верю и не сочувствую».

Юра Рябинкин

25 сентября 1941 года

«Сегодня я окончательно решил, что мне делать. В спецшколу не иду. Получаю паспорт. Остаюсь в школьной команде. Прошу маму эвакуироваться, чтобы иметь возможность учиться. Пока езжу на окопы. Через год меня берут в ар­мию. Убьют не убьют. После войны иду в кораблестроительный институт или на исторический факультет. Попутно буду зарабатывать на физической работе сколько могу. Итак, долой политику колебаний! Сегодня иду в школу к 8-ми. Если мама придет раньше, скажу ей мое решение. Все остальные исхо­ды я продумал и отказался от них.

Кроме того: решил тратить на еду себе начиная с завтрашнего дня 2 рубля или 1,5.

Мое решение — сильный удар для меня, но оно спасет и от другого, еще более сильного удара. А если смерть, увечье — то все равно. Но это-то именно и бу­дет, наверное, мне. Если увечье — покончу с собой, а смерть — двум им не бы­вать. Хорошо, очень хорошо, что у мамы еще есть Ира.

Итак, из опасения поставить честь на карту я поставил на карту жизнь. Пыш­ная фраза, но верная».

Юра Рябинкин

1 и 2 октября 1941 года

«Мне — 16 лет, а здоровье у меня, как у 60-летнего старика. Эх, поскорее бы смерть пришла. Как бы так получилось, чтобы мама не была этим сильно удручена.

Черт знает какие только мысли лезут в голову. Когда-нибудь, перечитывая этот дневник, я или кто иной улыбнется презрительно (и то хорошо, если не хуже), читая все эти строки, а мне сейчас все равно.

Одна мечта у меня была с самого раннего детства: стать моряком. И вот эта мечта превращается в труху. Так для чего же я жил? Если не буду в В[оенно]-М[орской] спец­школе  В июле 1940 года постановлением Совнар­кома были учреждены семь военно-морских спецшкол (в Москве, Ленинграде, Баку, Кие­ве, Одессе, Владивостоке и Горьком). В Ле­нинграде 2-явоенно-морская спецшкола рас­полагалась на Васильевском острове, напро­тив Высшего военно-морского училища име­ни Фрунзе. Во время блокады ученики оста­лись в Ленин­граде, а в феврале 1942 года были вместе с преподавателями эвакуи­ро­ва­ны в город Тара Омской области и верну­лись только летом 1944 года., пойду в ополчение или еще куда, чтобы хоть не беспо­лезно умирать. Умру, так родину защищая».

Ольга Берггольц

5 октября 1941 года

«…Мы жили на дрожащей земле, под воющим небом. Наш слух работал без нашего контроля, ловя каждый звук — не сирена ли? Не свист ли бомбы или снаряда? Не немецкий ли самолет? Наш или немецкий? В меня или не в ме­ня? Когда раздавался отбой, все тихонечко вторили ему, напевали его, думая: „Этого больше никогда не будет…“ Мы научились понимать, что значит дом, жилище, человеческое жилище, которое ежеминутно готово было защи­тить нас. Дома душили своих хозяев.

Вчера я, Юра и Мартынов  Юра — филолог, пушкинист Георгий Макого­ненко (1912–1986), будущий муж Ольги Берг­гольц. Во время блокады работал редакто­ром и начальником Литературного отдела Ленинградского радиокомитета.
Мартынов — Алексей Мартынов (1913–1942), ленинградский радиожур­налист, коллега Оль­ги Берггольц. В феврале 1942 года умер от истощения. были за Московской заставой, организовали мате­риал для сегодняшней передачи на эфир. Мы были там в разгар артоб­стрела, он длился семь часов, все время, пока мы там были. На «Электросилу» мне не удалось пройти, за виадук Путиловской ветки  Путиловский виадук — открытый в 1934 году путепровод Путиловской железной дороги, соеди­нявший Кировский завод (бывший Пу­ти­ловский) и завод «Электросила». не пускают, там уже фронт. В те часы на «Эл[ектро]силе»  «Электросила» — одно из крупнейших пред­приятий Ленинграда, располагавшееся на Мос­­ковском проспекте, в квартале у Мари­инской улицы. В 1931­–1934 годах Оль­га Берг­гольц работала редактором завод­ской газеты «Электросила». убило 2-х и ранило 11».

Юра Рябинкин

14 октября 1941 года

«Сегодня дома безобразная сцена. Ира закатила истерику, что я вот ел в сто­ловой треста, а она даже тарелки супа не съела в столовой — мама ей говорит, чтобы она успокоилась. Мне в то же время говорит, что Ире давали борщ в сто­ловой и фасоль со шпиком, а Ира говорила, что ее от них тошнит и не стала есть. А съела оставшиеся полплитки шоколада, и только. Сама не ест и на меня злится! Я, говорит, голодная хожу! А кто ей мешает пообедать? Мне уже мама начинает говорить, что надо привыкнуть к мысли, что если накормят человека днем тарелкой супа, то и будь доволен. А если мне к этой мысли не привык­нуть?.. Я не ем даже половины, четверти того, чтобы себя насытить… Эх, война, война…

Сейчас хмурая пасмурная погода. Морозит, идет снежок».

Юра Рябинкин

25 октября 1941 года

«Только отморозил себе ноги в очередях. Больше ничего не добился. Инте­ресно, в пивных дают лимонад, приготовленный на сахарине или натуральных соках?

Эх, как хочется спать, спать, есть, есть, есть… Спать, есть, спать, есть… А что еще человеку надо? А будет человек сыт и здоров — ему захочется еще чего-нибудь, и так без конца. Месяц тому назад я хотел, вернее, мечтал о хлебе с маслом и колбасой, а теперь вот уж об одном хлебе…

<…>

Мама мне говорит, что дневник сейчас не время вести. А я вести его буду. Не при­дется мне перечитывать его, перечитает кто-нибудь другой, узнает, что за человек такой был на свете — Рябинкин Юра, посмеется над этим чело­ве­ком, да…»

Юра Рябинкин

29 октября 1941 года

«Я теперь еле переставляю ноги от слабости, а взбираться по лестнице для меня огромный труд. Мама говорит, что у меня начинает пухнуть лицо. А все из-за недоедания. Анфиса Николаевна сегодня вечером проронила интересные слова: „Сейчас все люди — эгоисты, каждый не думает о завтрашнем дне и поэтому сегодня ест как только может“. Она права, эта кошечка.

Я сегодня написал еще одно письмо Тине  Тина — тетя Юры Рябинкина. Работала в Ле­нинграде врачом-терапевтом. Во время вой­ны была мобилизована в эвакуационный госпиталь. В дневнике Юра Рябинкин сооб­щает, что она находилась в Шлиссельбурге. После войны Тина нашла оставшуюся в жи­вых сестру Юры Ирину и поселила у себя в Ленинграде.. Прошу прислать посылочку из картофельных лепешек, дуранды  Дуранда — жмых, отходы производства расти­тельного масла. Дуранду прессовали в бруски, во время блокады из нее делали муку, варили супы. и т. п. Неужели эта посылка — вещь невозможная? Мне надо приучаться к голоду, а я не могу. Ну что же мне делать?

Я не знаю, как я смогу учиться. Я хотел на днях заняться алгеброй, а в голове не формулы, а буханки хлеба.

Сейчас я бы должен был прочесть снова рассказ Джека Лондона „Любовь к жизни“. Прекрасная вещь, а для моего сегодняшнего настроения как нельзя более лучшая. Говорят, что на ноябрьских карточках все нормы прежние. Даже хлеба не прибавили. Мама мне сказала, что, если даже немцы будут отбиты, нормы будут прежние…

Теперь я мало забочусь о себе. Сплю одетый, слегка прополаскиваю разок утром лицо, рук мылом не мою, не переодеваюсь. В квартире у нас холодно, темно, ночи проводим при свете свечки».

Ирина Зеленская

1 ноября 1941 года

«Начало нового месяца, и по этому случаю я замоталась со всякими карточ­ками, пропусками и проч. Положение с питанием в естественном порядке ухудшается с каждым днем. Каждый новый рубеж во времени — месяц, дека­да — приносит новое ужесточение норм, порядка отпуска продуктов, пользо­вания столовыми. И все ожесточеннее становится борьба за каждый кусок, все более озлобляются люди. Вчера я была в тресте столовых. Там фор­менная оса­да: женщины всех мастей, слепые, старики, учрежденческие ходоки вроде ме­ня — вся эта толпа наседает, дергает, одолевает директора. Маленький рыжий хромоножка тонет среди кричащих и плачущих женщин, беспомощно отбива­ясь. Нелегко было пробиться к нему и, главное, безрезультатно. Он все обещает и подписывает, а при обращении на фабрику-кухню директор ее просто не счи­тается с трестом, т. к. фабрика перегружена сверх меры. А люди уповают на эти пропуска, как на спасение. В нашей столовой сегодня первый день нового рас­пи­сания смен, и я делала отчаянные попытки удержать эту волну на грани по­рядка. Каждый пролезающий без очереди и удаленный мною становится моим личным врагом, и когда к этому присоединяется перебой в выдаче обедов, стра­­­сти разыгрываются».

Юра Рябинкин

6 и 7 ноября 1941 года

«Занятия в школе продолжаются, но мне они что-то не нравятся. Сидим за партами в шубах, многие ребята совершенно уроков не учат. На литературе интересен тот факт, что ребята рассказывают образы из „Мертвых душ“ по учебнику, где они есть. Некоторые даже вообще не читали „Мертвые души“…

Оказывается, рисовой каши больше у нас не осталось. Значит — 3 дня буду сидеть голодом полнейшим. Еле ноги буду таскать, если буду жив-здоров. Опять перешел на воду. Распухну, ну да что же… Мама заболела. И не на шутку, раз сама признается в своей болезни. Насморк, кашель с рвотой, с хрипом, жар, головная боль…

Я тоже, наверное, заболел. Тоже жар, головная боль, насморк. Все из-за того, по всей вероятности, что, бывши на школьном дежурстве, мне пришлось пройти через три двора без пальто и шапки. А дело было в полночь, мороз…

Учеба мне почему-то сейчас в голову не лезет. Совершенно нет желания учиться. Голова одними мыслями о еде да о бомбежках, снарядах занята. Вчера поднял корзину с сором, вынес во двор и еле обратно на свой 2-й этаж взобрался. Устал так, словно 2 пуда волок целых полчаса, как кажется, сел и еле отдышался. Сейчас тревога. Зенитки бьют вовсю. Бомб несколько также было. На часах — без пяти 5 вечера. Мама приходит в начале 7-го».

Юра Рябинкин

9 и 10 ноября 1941 года

«Засыпая, каждый день вижу во сне хлеб, масло, пироги, картошку. Да еще перед сном — мысль, что через 12 часов пройдет ночь и съешь кусок хлеба… Мама мне каждый день твердит, что она с Ирой ест по 2 стакана горячего, с сахаром чая, по полтарелки супа в день. Не больше. Да еще что тарелку супа вечером. <…> Ира, например, вечером даже отказывается от лишней порции супа. А мне они обе твердят, что я питаюсь как рабочий, мотивируя тем, что я ем 2 тарелки супа в столовых да побольше, чем они, хлеба. Весь характер мой почему-то сейчас круто изменился. Стал я вялый, слабый — пишу, а рука дрожит, иду, а в коленках такая слабость: кажется — шаг ступишь, а больше не сможешь и упадешь».

Лена Мухина

21 ноября 1941 года

«Вот и наступил мой день рождения. Сегодня мне исполнилось 17 лет. Я лежу в кровати с повышенной температурой и пишу. Ака ушла на поиски какого-ни­будь масла, крупы или макарон. Когда она придет, неизвестно. Мо­жет быть, придет с пустыми руками. Но я и то рада, сегодня утром Ака вручила мне мои 125 гр. хлеба и 200 гр. конфет. Хлеб я уже почти весь съела, что такое 125 гр., это маленький ломтик, а конфеты эти мне надо растянуть на 10 дней. Сперва я рассчитала по 3 конфеты в день, но уже съела 9 штук, так что решила съесть сегодня ради моего праздника еще 4 конфеты, а с завтрашнего дня ст[р]о­го соблюдать порядок и есть по 2 конфеты в день.

Положение нашего города продолжает оставаться очень напряженным. Нас бомбят с самолетов, обстреливают из орудий, но это все еще ничего, мы к это­му уже так привыкли, что просто сами себе удивляемся. Но вот что наше про­довольственное положение ухудшается с каждым днем, это ужасно. У нас не хватает хлеба. Надо сказать спасибо Англии, что она нам кое-что присылает. Так, какао, шоколад, настоящее кофе, кокосовое масло, сахар — это все англий­ское, и Ака очень этим гордится. Но хлеба, хлеба, почему нам не присылают муку, ленинградцы должны есть хлеб, иначе понизится их работоспособность.

<…>

Скоро придет Ака, замерзшая, усталая и, наверно, с пустыми руками. Тогда гроб. Она узнает, что Тамара  Одноклассница и подруга Лены. ничего не принесла, и я не знаю, как она это пере­живет. А потом придет мама, усталая, голодная, она постарается прийти сего­дня пораньше, она знает, что у меня сегодня день рождения, и, боже мой, что будет, если Ака не успеет ничего состряпать. Да, мы действительно „отпразд­нуем“ мой день рождения. Нет, я не буду ни при Аке, ни при маме защищать Та­мару, но я не хочу ее и ругать. С человеком случилось несчастье, ведь это несчастье, это все равно что если бы у нас украли карточки или еще что-нибудь в этом роде. Со всяким ведь может случиться несчастье.

<…>

Уже без ½ 7, а мамы все нет. За окном отчаянно бьют зенитки, длится 2-я тре­вога. Уже и задаст нам сегодня Гитлер трепку и за вчера, и за сегодня.

Да, так, как и предполагалось, так и случилось. В 5 часов пришла Ака, устав­шая, замерзшая, с пустыми руками. Она стояла за вермишелью, и ей не хвати­ло. Тетя Саша стояла ближе, получила, а Ака нет. Тетя Саша даже не взглянула на Аку. Какая сволочь! Не могла поставить старушку перед собой. Боже, нельзя себе представить, как нам не везет. Как будто все боги и дьяволы ополчились против нас.

Ужасно хочется есть. В желудке ощущается отвратительная пустота. Как хочет­ся хлеба, как хочется. Я, кажется, все бы сейчас отдала, чтобы наполнить свой желудок.

<…>

Мамочка, милая, мамочка, где ты. Ты лежишь в земле, ты умерла. Ты ус­покои­лась навсегда. Я, я, я мучаюсь, страдаю, страдаю вместе с сотнями и миллиона­ми советских граждан, и из-за кого, из-за бредовой фантазии этого психа. Он ре­шил покорить весь мир. Это безумный бред, и из-за него мы стра­даем, у нас пусто в желудках и полно мученья в сердцах. Господи, когда все это кон­чится. Ведь должно же это когда-нибудь кончиться?!»

Лена Мухина

22 ноября 1941 года

«Вчера я просмотрела свои открытки. Какие раньше выпускались красивые от­крытки с разными видами, а теперь выпускают такие неаккуратные открытки, без всякого старанья, без всякой заботы. Пересмотрела я и все открытки с пись­мами для меня на обратной стороне, которые присылала мне мама из Пя­ти­горска три года тому назад.

И я вспомнила, что когда-то мы с мамой мечтали, да и не так уж давно, еще прошлой зимой, поехать на пароходе по Волге. Узнавали, высматривали, сколь­ко все будет стоить. Я помню, мы с мамой твердо решили поехать куда-нибудь летом путешествовать. И это от нас не уйдет. Мы с мамой сядем еще в мягкий вагон с голубыми занавесочками, с лампочкой под абажуром, и вот наступит тот счастливый момент, когда наш поезд покинет стеклянный купол вокзала и вырвется на свободу и мы помчимся вдаль, далеко, далеко. Мы будем сидеть у столика, есть что-нибудь вкусное и знать, что впереди нас ждут развлечения, вкусные вещи, незнакомые места, природа с ее голубым небом, с ее зеленью и цветами. Что впереди нас ждут удовольствия, одни лучше другого. И мы ска­жем, смотря, как уплывает вдаль назад Ленинград. Тот город, где мы столько пережили, столько перестрадали, где мы сидели голодные в холодной комнате и прислушивались к грохоту зениток и гулу вражеских самолетов. И мы отмах­нем­ся от этих воспоминаний как от тяжелого кошмарного сновиденья и пере­ве­дем взгляд вперед, туда, вдаль, куда мчит нас краснозвездный экспресс. Вот по этой земле ходили немцы, тогда земля эта была покрыта снегом, испещрена воронками от снарядов, траншеями, окопами, оплетена колючей проволокой, холодный, ледяной ветер свистел в ушах. Этот путь, по которому мы сейчас несемся, был разобран. Это партизаны разобрали его. А вот под этим откосом валялись разбитые в щепы вагоны и чернели там и сям по откосу полузанесен­ные снегом трупы вражеских солдат. И мы с мамой невольно будем вгляды­вать­ся в густую траву откоса, но мы там ничего уже не увидим, что напомни­ло бы о пережитой войне. Уже ушли хотя в недалекое, но все же прошлое те ис­торические дни, когда совершился перелом и немцы перестали продвигаться вперед, когда немцы попятились и начали откатываться, когда немцы побежа­ли, когда мы вошли в Берлин, когда прогремел последний орудийный залп, последний разрыв снаряда, последний винтовочный выстрел. Уже уплыли назад и стушевались, покрывшись дымкой, далекий серый Ленинград, те дни, когда мы встречали с победой наших доблестных воинов, истинных героев, покрывших себя славой, какую не сотрут и века. Все это ушло назад, отодвину­лось на задний план, дало место новому. И это новое тоже уже прошло. Мы уже похоронили и почтили вечной памятью славных наших бойцов, погибших в бою. Уже залечил Ленинград свои раны, мы вставили новые стекла и отстрои­ли разрушенные здания. Да, все это уже прошло. И тот день, когда впервые, шипя, зажегся газ в конфорке на кухне и когда появилось первое эскимо».

Юра Рябинкин

28 ноября 1941 года

«Был в тубдиспансере. Меня отправили на рентген и на анализы. Что будет дальше — не знаю.

Сегодня буду на коленях умолять маму отдать мне Ирину карточку на хлеб. Буду валяться на полу, а если она и тут откажет… Тогда мне уж не будет с чего волочить ноги. Сегодня дневная тревога опять продолжается что-то около трех часов. Магазины закрыты, а где мне достать картофельной муки и повидла? Пой­ду по окончании тревоги порыскаю. Насчет эвакуации я потерял надежду. Все это одни лишь разговоры… В школе учиться брошу — не идет учеба в голо­ву. Да и как ей пойти? Дома голод, холод, ругань, плач, рядом сытые И-вы  Речь идет о семейной паре, которую в сен­тябре 1941 года вселили в одну из комнат в квартире Рябинкиных. Муж занимал долж­ность управ­ляющего стройтрестом.. Каждый день так удивительно похож на предыдущий однообразностью, мыс­лями, голодом, бомбежкой, артобстрелами. Сейчас выключилось электриче­ство, где-то, я слышу, жужжит самолет, бьют зенитки, а вот дом содрогнулся от взрывной волны разорвавшейся неподалеку бомбы… Тусклая, серая погода, белые, мутные, низкие облака, снег на дворе, а на душе такие же невзрачные серые мысли. Мысли о еде, о тепле, об уюте… Дома не только ни куска хлеба (хлеба дают теперь на человека 125 г в день), но ни одной хлебной крошки, ничего, что можно съесть. И холод, стынут руки, замерзают ноги…

Сегодня придет мама, отнимет у меня хлебную Ирину карточку — ну ладно, пожертвую ее для Иры, пусть хоть она останется жива из всей этой адской <нрзб.>, а я уж как-нибудь… Лишь бы вырваться отсюда… Лишь бы вырваться… Какой я эгоист! Я очерствел, я… Кем я стал! Разве я похож на того, каким был 3 месяца назад?.. Позавчера лазал ложкой в кастрюлю Анфисы Николаевны, я украдкой таскал из спрятанных запасов на декаду масло и капусту, с жадно­стью смотрел, как мама делит кусочек конфетки <нрзб.> и Ирой, поднимаю ру­гань из-за каждого кусочка, крошки съестного… Кем я стал? Я чувствую, чтобы стать таким, как прежде, требуется надежда, уверенность, что я с семьей завтра или послезавтра эвакуируюсь, хватило бы для меня, но это не будет. Не будет эвакуации, и все же какая-то тайная надежда в глубине моей души. Если бы не она, я бы воровал, грабил, я не знаю, до чего дошел бы. Только до одного я бы не до­шел — не изменил бы. Это я знаю твердо. А до всего остального… Боль­ше не могу писать — застыла рука».

Юра Рябинкин

2 декабря 1941 года

«Что за пытку устраивают мне по вечерам мама с Ирой?.. За столом Ира ест на­рочито долго, чтобы не только достигнуть удовольствия от еды, но еще для то­го, чтобы чувствовать, что она вот ест, а остальные, кто уже съел, сидят и смот­рят на нее голодными глазами. Мама съедает всегда первой и затем понемнож­ку берет у каждого из нас. При дележке хлеба Ира поднимает слезы, если мой кусочек на полграмма весит больше ее. Ира всегда с мамой. Я с мамой бываю лишь вечером и вижусь утром. Быть может, и поэтому Ира всегда правая сто­рона… Я, по всей видимости, эгоист, как мне и говорила мама. Но я помню, как был дружен с Вовкой Шмайловым, как тогда я не разбирался, что его, а что мое, и как тогда мама, на этот раз мама сама, была эгоисткой. Она не давала Вовке книг, которых у меня было по две и т. д. Почему же с тех пор она хотела так направить мой характер? И сейчас еще не поздно его переломить…

Я раньше должен был съесть 2 или 3 обеда в столовках за день плюс еще сыт­ный ужин да завтрак, да так, подзакусить, чтобы быть сытым день. А сей­час я удовлетворяюсь 100 г печенья утром, ничем днем и вечером тарелкой супа или похлебки. Кроме того, вода. Вода под названием чай, кофе, суп, просто вода. Вот мое меню.

А насчет эвакуации опять все заглохло. Почти. Мама боится уже ехать. „При­едешь, — говорит она, — в незнакомый край…“ — и т. д. и т. п.».

Юра Рябинкин

7 декабря 1941 года

«…Эта декада будет решающей для нашей судьбы… Главнейшие задачи, которые следует разрешить, это в чем ехать и с кем ехать. Эх, если бы я хоть раза два подряд покушал досыта! А то откуда мне взять энергию и силу для всех тех трудностей, что предстоят впереди… Мама опять больна. Сегодня спала всего-навсего три часа, с трех до шести утра. Мне просто было бы необходимо сейчас съездить к Тураносовой за обещанной теплой одеждой. Но такой мороз на улице, такая усталость в теле, что я боюсь даже выйти из дома.

Начал вести я дневник в начале лета, а уже зима. Ну разве я ожидал, что из моего дневника выйдет что-либо подобное?

А я начинаю поднакоплять деньжонки. Сейчас уже обладаю 56 рублями наличности, о наличии которых у меня ведаю один лишь я. Плита затухла, и в кухне мало-помалу воцаряется холод. Надо надевать пальто, чтобы не замерзнуть. А еще хочу ехать в Сибирь! Но я чувствую, что дай мне поесть — и с меня сойдет вся меланхолия, все уныние, слетит усталость, развяжется язык, и я стану человеком, а не подобием его…

<…>

Сейчас я похудел примерно килограммов на 10–15, не больше. Быть может, еще меньше, но тогда уже за счет чрезмерного потребления воды. Когда-то раньше мне хватало полтора стакана чая утром, но сейчас не хватает шести».

Ирина Зеленская

7 декабря 1941 года

«Наступили морозы. Сегодня до 22 градусов с ветром. Утренняя сводка дала несколько отрадных моментов — под Ростовом, у Калинина, у Наро-Фоминска как будто инициатива переходит в наши руки. Под Ленинградом же все по-преж­нему. Сутки я провела дома и ощутила на себе весь тот возрождаю­щий­­­ся пещерный быт, от которого спасаешься на станции. Несмотря на опуб­ли­кованное постановление Ленсовета о выключении света с 10 до 17, мощности настолько не хватает, что света лишают целые районы по неделе и больше. По ле­стнице впотьмах, по коридору ощупью добираешься до своих дверей. В ком­нате 4–5 градусов, вода то идет, то не идет в неопределенные часы. Види­мо, по соизволению управхоза. У меня есть еще дрова, есть керосин, даже днев­ной свет в уцелевшую форточку, но множество квартир лишены всего этого.

Наташа с Борисом вчера и сегодня были у меня, т. к. у них форменная тьма и стряпать не на чем. Мы топили печку, ставили самовар. Я сварила им фасоль­ный суп и пшенную кашу в печке на ужин. Все это нам показалось невероятно вкусно, но маловато, особенно Борису. У Бориса отекло лицо. Я прямо с болью разглядывала его нездорово припухшие щеки. Выдержка у него безукоризнен­ная. Он очень много работает, все время в движении, никогда ни одной жало­бы. Подсовывает кусочки мне или Натке, но ему голоднее и труднее нас до­стается. Наташа то беспечна, то впадает в уныние. У нее нет ни закалки, ни ха­рак­тера. С этой стороны ей труднее, чем Борису и мне».

Миша Тихомиров

8 декабря 1941 года

«Начинаю этот дневник вечером 8 декабря. Порог настоящей зимы. До этого времени было еще малоснежие и морозы были слабые, но вчера, после 15-й подготовки, утром ударил мороз в минус 23. Сегодня держится на 16, сильно метет весь день. Снег мелкий, неприятный и частый, пути замело, трамваи из-за этого не ходят. У меня в школе было только 3 урока.

<…>

Так как дневник начинает писаться не только не с начала войны, но с середины обычного месяца, необходимо сделать краткий перечень всего интересного, что произошло у нас и как мы живем в данный момент.

Ленинград в кольце блокады; часто бомбардировался, обстреливался из ору­дий. Топлива не хватает: школа, например, отапливаться углем не будет. Сидим на 125 г хлеба в день, в месяц мы получаем (каждый) примерно около 400 г крупы, немного конфет, масла. У рабочих положение немного лучше. Учимся в бомбоубежище школы, т. к. окна (из-за снаряда) забиты фанерой и со­бачий холод в классах. Дома живем в одной комнате (для тепла). Едим 2 ра­за в день: утром и вечером. Каждый раз суп с хряпой  Хряпа — верхние листья капусты. или чем-нибудь дру­гим (довольно жидкий), какао утром, кофе вечером. До последнего вре­мени пекли лепешки и варили изредка каши из дуранды (теперь она кончает­ся)  Дуранда — жмых, отходы производства расти­тельного масла. Дуранду прессовали в бруски, во время блокады из нее делали муку, варили супы.. Закупили около 5 кг столярного клея; варим из него желе (плитка на 1 раз) с лавр. листом и едим с горчицей».

Лена Мухина

9 декабря 1941 года

«Вчера в 8 часов вечера зажегся свет. Сегодня в школе нам дали без карточек тарелку супа с капустой и стакан желе. Говорят, что каждый день будут давать. Пришла домой и выпила две чашки горячего кипятка с хлебом со сливочным маслом. Говорят, нам скоро прибавят хлеба. Правда, немного, всего 25 грамм, да и то хорошо. Будем получать не 125 г, а 150 грамм.

Благодаря всем этим новшествам сразу и настроение поднялось, и жить стало лучше, стало веселей!!»

Юра Рябинкин

10 декабря 1941 года

«Декада к концу. А дела наши с эвакуацией… Вопрос все еще остается откры­тым. Как это мучительно! Знаешь, что с каждым днем твои силы иссякают, что ты изнемогаешь от недоедания день ото дня все больше и больше, и дорога к смерти, голодной смерти, идет параболой с обратного ее конца, что чем даль­ше, тем быстрее становится этот процесс медленного умирания… Вчера в оче­ре­ди в столовой рассказывала одна гражданка, что у нас в доме уже пять чело­век умерло с голода… А самолеты летят до Вологды… Каждому прибывавшему дается целых 800 г хлеба и еще сколько угодно по коммерческой цене. И масло, и суп, и каша, и обед… Обед, состоящий не из жидкости, а из твердых тел, име­нуемых: каша, хлеб, картофель, овощи… Какой это контраст с нашим Ленин­гра­дом! Вырваться бы из этих чудовищных объятий смертельного голода, выр­ваться бы из-под вечного страха за свою жизнь, начать бы новую мирную жизнь где-нибудь в небольшой деревушке среди природы… забыть пережитые страдания… Вот она, моя мечта на сегодня.

<…>

Несчастья не закалили, а только ослабили меня, а сам характер у меня оказался эгоистичным. Но я чувствую, что сломать мне сейчас свой характер не под си­лу. Только бы начать! Завтра, если все будет как сегодня утром, я должен был бы принести все пряники домой, но ведь я не утерплю и хотя бы четверть пряника да съем. Вот в чем проявляется мой эгоизм. Однако попробую прине­сти все. Все! Все! Все!! Все!!! Ладно, пусть уж если я скачусь к голодной смерти, к опухолям, к водянке, но будет у меня мысль, что я поступил честно, что у ме­ня есть воля. Завтра я должен показать себе эту волю. Не взять ни кусочка из то­го, что я куплю! Ни кусочка! Если эвакуации не будет — у меня живет-таки надежда на эвакуацию, — я должен буду суметь продержать маму и Иру. Выход будет один — идти санитаром в госпиталь. Впрочем, у меня уже созрел план. Мама идет в какой-нибудь организующийся госпиталь библиотекарем, а я ей в помощники или как культработник. Ира будет при нас.

<…>

У меня такое скверное настроение и вчера, и сегодня. Сегодня на самую ма­лость не сдержал своего честного слова — взял полконфетки из купленных, а также граммов 40 из 200 кураги. Но насчет кураги я честного слова не давал, а вот насчет полконфеты… Съел я ее и такую боль в душе почувствовал, что вы­плюнул бы съеденную крошку вон, да не выплюнешь… И кусочек маленький-маленький шоколада тоже съел… Ну что я за человек! У мамы вчера сильно рас­пухла нога, с эвакуацией вопрос открытый, в списки треста № 16 маму включить нельзя  Во время блокады эвакуация проходила ор­ганизованно, по спискам пред­приятий. Пред­положительно, семья Рябинкиных пыталась попасть в списки строительного треста, в ко­тором работал их сосед И-в. Также Рябинки­ны были прикреплены к столовой треста, где и могли реализовать свои продук­товые карточки., одна надежда на Смольный  В Смольном, здании бывшего Смольного ин­ститута благородных девиц, в совет­ское вре­мя располагались органы власти города и об­ласти — горком и обком ВКП(б).».

Миша Тихомиров

14 декабря 1941 года

«Спали до 11 часов. День прошел незаметно. Варили обед, я доделал микроскоп, но еще не испытал его. Вечером прочли при камине 3 главы „Морского волка“. Скоро должны выключить электричество. До этого момента почитаю „Боль­шие надежды“ Диккенса. Потом — спать. К вечеру оставил четыре ломтика суше­ного хлеба (очень маленьких), кусочек сухаря, пол-ложечки топленого саха­ра (чаю я не пил во избежание запухания), и будет еще благодаря воскре­сенью выдача шоколада. Сегодня подсчитал остатки клея — 31 плитка. Как раз на месяц.

В городе заметно повысилась смертность: гробы (дощатые, как попало сколо­чен­ные) везут на саночках в очень большом количестве. Изредка можно встре­тить тело без гроба, закутанное в саван».

Ирина Зеленская

15 декабря 1941 года

«С 6-го числа нас не беспокоят с воздуха, но артиллерия ежедневно во второй поло­вине дня бьет по городу. Сегодня где-то совсем близко было несколько таких разрывов, что станция подпрыгивала и все здание шаталось. В это время только прекращается излишнее хождение по двору, а в остальном никто не на­ру­шает своих занятий. Очевидно, все-таки с юга немцы стоят прочно. Но вообще сводки последних дней дают какую-то точку опоры для нас, надею­щихся и борющихся. Прилив уверенности и жизни для живых. Да, для живых, но не для мертвых, которые во множестве лежат непохороненные по домам и на кладбищах и в еще большем множестве бродят между живыми. Это люди, которым уже безразлично, откуда надвинулась на них беда и как ее отвести. Голодные, замерзающие, гибнущие — все слабое уничтожается сей­час силой вещей с небывалой беспощадностью. Только и слышишь о смертях со всех сто­рон, а то, что рассказывают люди, которым приходится хоронить погибших, прямо леденит. Гроб достать почти невозможно. Надо днями стоять в очереди, чтобы получить тесовый ящик весь в скважинах, сколоченный на жи­вой гвоз­дик. Я много видела таких на улицах на санках. Это единствен­ный способ до­ставить гроб к покойнику, а покойника на кладбище. Подходы к кладбищам завалены вдоль дороги трупами без гробов, завернутыми в про­стыни, иногда аккуратно завязанными над головой и в ногах, иногда уже рас­трепанными или просто в одежде. У заборов стоят штабелями незахороненные гробы. Некому копать могилы. Могильщики денег не берут, а требуют хлеба. Сегодня мне рассказывали, как за рытье могилы не брали даже 500 р. При­шлось родным сложиться и собрать 600 гр. хлеба и заплатить 250 р., причем, когда гроб опускали в могилу, дно его вывалилось и покойник упал на дно вперемежку с досками. Так и закопали.

Эпидемий в городе нет, но смертность колоссальная. Стали рядовыми случаи открытого грабежа продкарточек и хлеба. Наташа видела, как в магазине маль­чишка среди очереди вырвал у женщины из рук большую пачку карточек и пустился бежать, и попал на очередь за сиропом или пивом, где женщины стояли с банками и бидонами. Этой посудой они избили мальчишку. В булоч­ных люди хватают хлеб с весов, с прилавка и даже не бегут, а просто на месте его пожирают. На улице рискованно нести хлеб открыто в руках».

Ольга Берггольц

16 декабря 1941 года

«Мы не уехали 14/XII. Это со всех почти сторон к лучшему — мы бы измыта­рились только, и Колька наверняка погиб бы.

Дорога на Новую Ладогу, как говорят, ужасна. Но ленинградцы идут по ней пеш­ком, с детьми и саночками, падают, умирают, а кто может — идет дальше.

В Ленинграде чудовищный голод. Съедены все кошки и собаки. Ежедневно на ули­цах падают десятки людей и умирают. Прохожие даже не подбирают их. Позавчера умер наш Фомин, нач[альник] группы самозащиты нашего дома. Он умер от голода. Его сестра, артистка, пришла ко мне сегодня, угощала нас кофе с толокном и оставила полбутылки кагора, умоляя помочь ей достать для Фомина гроб.

Мы уговаривали ее похоронить его без гроба, а просто в саване, и самой лететь с БДТ  Имеется в виду ленинградский Большой дра­матический театр. В начале войны он был эвакуирован в Киров, но после прорыва бло­кады вернулся в Ле­нинград., но она все умоляла нас и доказывала, что гроб необходим, и говорила, что она отдаст за гроб 400 граммов пшена, которые у нее есть… Наконец мы почти убедили ее похоронить Н. Н. без гроба. «Ну, что же, — сказала она, — может быть, так и надо… А вы все-таки помогите мне сделать гроб, а пшено мы сварим и съедим сами — кашу. Пусть живые кашу едят, живые кашу будут есть».

Я пошла с ней к нашему дураку-управдому, он был у себя дома и ел оладьи (я за­метила у него на столе кусочек мяса), и управдом обещал выдать ей доски из сарая и попросить столяра, живущего в нашем доме, сколотить гроб.

Фомина была счастлива необычайно.

Вот последняя моя работа как комиссара дома. А работала я все время плохо, душой дома не была, — что ж, я ведь делала другое, и делала весьма неплохо, могу сказать это просто и прямо.

Война в Ленинграде всей своей тяжестью легла сейчас на горожан.

Что за ужас наши жилища! Городское хозяйство подалось как-то разом, за по­следнюю декаду. Горы снега на улицах, не ходят трамваи, порванные снаря­да­ми, заиндевевшие провода, тихий-тихий город, только ставенки скри­пят, а в жи­лищах ледяной холод, почти нигде нет света, нет воды. Что у меня за ру­ки, какое грязное лицо и тело — негде и нечем мыться! Чудеснейшие мои волосы стали серыми от копоти, у Молчановых есть буржуечка, она дымит жутко — я отвратительно грязна.

Недавно мы были у Мариных — прощались, думая, что уедем 14/XII. Мы пе­ре­жили вместе с ними 37 и 38 гг., когда все были запакощены и несправедливо оклеветаны. И вот мы собрались сейчас. Меня душило рыдание».

Лена Мухина

17 декабря 1941 года

«Нам сейчас очень тяжело. Наступила суровая зима. На улице мороз. Дома холодно, ибо дрова надо очень экономить, и печка топится только для того, чтобы приготовить обед; темно, окна у большинства жителей заколочены, а если и не заколочены, то завешены, чтоб было теплей. У некоторых, особенно кто живет в верхних этажах, кроме всего этого, нет еще и воды. За водой при­ходится ходить. В связи с тем, что частые снегопады затрудняют расчистку улиц от снега, трамваи ходят очень плохо. Сегодня ходят, завтра нет. А боль­шин­ство людей пользовалось трамваем, чтобы попасть на работу. Теперь же все они идут на работу и домой пешком, полуголодные, холодные. Идут, пада­ют, плетутся, волочатся, но идут. А некоторые идут очень далеко: кто на Пет­ро­градскую, кто на Выборгскую сторону. Хорошо, что еще спокойно насчет тре­вог. Уже давно не было воздушных тревог. А артиллерийские обстрелы очень непродолжительны. Хлеба мало: рабочие получают 250 гр., служащие и иждивенцы по 125 грамм. 125 грамм, маленький кусочек, это очень мало. Все остальные продукты, полагающиеся по карточкам, можно достать, только стоя в очередях. А сейчас стоять в очередях очень мучительно: очень мерзнут ноги и руки, хотя не такой уж сильный мороз.

Учиться в школе очень трудно. Школа не отапливается, в некоторых классах замерзли чернила, хорошо еще, что школьникам дают без карточек по горячей тарелке супа.

Но все ничего. Скоро станет лучше. Дело только во времени».

Юра Рябинкин

24 декабря 1941 года

«Не писал я уже много дней. 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23. Целых 8 дней рука не бра­ла в руку перо.

<…>

Тихая грусть, гнетущая. Тяжело и больно. Печаль и тяжкая безотрадная скорбь. Может быть, и еще что. Только вспоминаются дни, вечера, проводимые здесь, когда я выхожу из кухни в нашу квартиру. В кухне есть еще какой-то мираж на­шей прошлой, довоенной жизни. Политическая карта Европы на стене, домаш­няя утварь, раскрытая порой для чтения книга на столе, ходики на стене, тепло от плиты, когда она топится… Но мне хочется обойти опять всю квартиру. На­де­ваешь ватник, шапку, запоясываешься, натягиваешь варежки на руки и от­кры­ваешь дверь в коридор. Здесь мороз. Изо рта идут густые клубы пара, хо­лод забирается под воротник, поневоле поеживаешься. Коридор пуст.

<…>

Что это? Это бывшая столовая, место веселья, место учебы, место отдыха для нас. Здесь когда-то (это кажется давным-давно) стояли диван, буфет, стулья, на столе стоял недоеденный обед, на этажерке книги, а я лежал на ди­ване и читал „Трех мушкетеров“, закусывая их булкой с маслом и сыром или гры­зя шоколад. В комнате стояла жара, а я, „всегда довольный сам собой, своим обедом и…“, последнего у меня не было, но зато были игры, книги, жур­на­лы, шахматы, кино… а я переживал, что не пошел в театр, или еще что-нибудь, как часто оставлял себя без обеда до вечера, предпочитая волейбол и товарищей… И наконец, каково вспоминать ленинградский Дворец пионеров, его вечера, читальню, игры, исторический клуб, шахматный клуб, десерт в его столовой, концерты, балы… Это было счастье, которое я даже не подозревал, — счастье жить в СССР, в мирное время, счастье иметь заботившуюся о тебе мать, тетю, знать, что будущего у тебя никто не отымет. Это — счастье. И следующая комната — мрачная, унылая полутемная клеть, загруженная всяким добром, что осталось у нас. Стоит комод, разобранные кровати, два письменных стола один на другом, диван, все в пыли, все закрыто, упаковано, лежать тут хоть тысячу лет…

Холод, холод выгоняет нас и из этой комнаты. Но когда-то здесь была плитка, на ней жарился омлет, сосиски, варился суп, за столом сидела мама и долго ночами работала при свете настольной лампы…

Здесь, бывало, вертелся патефон, раздавался веселый смех, ставилась огромная, до потолка елка, зажигались свечи, приезжала Тина, приходил Мишка, на столе лежали груды бутербродов (с чем их только не было!), на елке висели десятки конфет, пряников (никто их не ел), чего только не было! А ныне здесь пусто (ка­жется, что так), холодно, темно, и незачем мне заглядывать в эту комнату».

Миша Тихомиров

24 декабря 1941 года

«Настроение не очень веселое, т. к. сводки еще не слышал, во всем теле и осо­бенно в ногах сильная слабость. Ее чувствуют все. Сегодня узнали в школе о смерти учителя черчения. Это вторая жертва голода… Уже не ходит в школу преподавательница литературы. Папа говорит, что это следующий кандидат. Многие учителя еле-еле ходят. Жить было бы можно, если бы получали вовре­мя наш маленький паек. Но это очень трудно. Да, нужна сейчас Ленинграду немедленная помощь».

Лена Мухина

28 декабря 1941 года

«Вчера впервые после долгого перерыва была передача „Театр у микрофона“.

Сейчас около 12 часов дня. Только что пошла вода, так что удалось набрать запас. Последнее время вода очень редко идет, приходится ее караулить. У нас в комнате очень холодно. Мама ушла работать в театр, а Ака спит.

Ака очень плоха. Мама боится, что она не выживет. Ака уже не встает вовсе с постели. Позавчера, когда она утром ходила за хлебом, как раз когда приба­вили, она, оказывается, три раза упала на спину, на нос, именно на нос, разбила себе нос, и с тех пор ей все хуже и хуже. Теперь придется мне вести хозяйство, а мама будет работать.

По правде говоря, если Ака умрет, это будет лучше и для нее, и для нас с ма­мой. Так нам приходится все делить на три части, а так мы с мамой все будем делить пополам. Ака — лишний только рот. Я сама не знаю, как я могу писать такие строки. Но у меня сердце теперь как каменное. Мне совсем не страшно. Умрет Ака или нет, мне все равно. Уж если умрет, то пусть после 1-го, тогда ее карточка достанется нам. Какая я бессердечная».

Лена Мухина

2 января 1942 года

«Давно я уже не бралась за перо. Сколько всего произошло за это время.
Наступил новый, 1942 год.

Теперь мы с мамой одни. Ака умерла. Она умерла в день своего рождения, в день, когда ей исполнилось 76 лет. Она умерла вчера, 1 января, в 9 часов утра. Меня дома в это время как раз не было. Я ходила за хлебом. Когда я пришла из бу­лочной, меня очень удивило, что Ака так тихо лежит. Мама была, как все­гда, спокойна внешне и сказала мне, что Ака спит. Мы попили чаю, причем мама отрезала мне от Акиной порции кусочек, сказав, что Ака все равно не съест столько. Потом мама предложила мне пойти вместе с ней в театр за обе­дом. Я охотно согласилась, потому что мне было страшно одной оста­вать­ся с Акой. А вдруг она умрет, что я буду делать. Я даже боялась, что мама по­просит меня поухаживать за Акой, пока она будет ходить. А мне не хотелось даже подходить к Аке, потому что мне было очень тяжело видеть, как она уми­рает. Я привыкла видеть Аку на ногах, дорогую, милую, хлопотливую старушку, всегда она была чем-нибудь занята. А тут вдруг Ака лежит беспомощная, худая как скелет и такая бессильная, что даже ничего у ней в руке не держалось».

Лена Мухина

3 января 1942 года

«Вчера мы с мамой сидели у потухнувшей печки, тесно прижавшись друг к дру­гу. Нам было так хорошо, из печки нас обдавало теплом, желудки наши были сыты.

Ничего, что в комнате было темно и стояла мертвенная тишина. Мы крепко-крепко прижались друг к другу и мечтали о нашей будущей жизни. О том, что мы будем готовить на обед. Мы решили, что обязательно нажарим много, мно­го свиных шкварок и будем в горячее сало прямо макать хлеб и кушать, и еще мы решили побольше кушать лука. Питаться самыми дешевыми кашами, за­прав­ленными обильным количеством жареного лука, такого румяного, соч­но­го, пропитанного маслом. Еще мы решили печь овсяные, перловые, ячне­вые, чечевичные блины и многое, многое другое.

Но хватит писать, а то у меня пальцы закоченели».

Юра Рябинкин

6 января 1942 года

«Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Почти полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит — я уж себе даже представить этого не могу, как она хо­дит. Теперь она часто меня бьет, ругает, кричит, с ней происходят бурные нерв­ные припадки, она не может вынести моего никудышного вида — вида сла­бого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле пере­двигается с места на место, мешает и „притворяется“ больным и бессиль­ным. Но я ведь не симулирую свое бессилие. Нет! Это не притворство, силы… из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется, тянется, и длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит?»

Ирина Зеленская

6 января 1942 года

«Жизнь с каждым днем становится страшнее. Каждый день у нас по покойни­ку. Люди падают и умирают буквально на ходу. Вчера еще молодой парень стоял на вахте, сегодня слег, а на другое утро готов. В сарае лежит пять или шесть скопившихся трупов, и никто как будто их и хоронить не собирается. Умер 1 января старик Гельдт, тот самый, который месяца два тому назад, плача, рассказывал мне, что они с женой питаются супом из жасминовых листьев. Еще две недели тому назад можно было рассчитывать, что жене его помогут его похоронить, а сейчас никто об этом и не думает, и, наверное, старушка лежит уже рядом с мужем».

Ольга Берггольц

30 января 1942 года

«Вчера умер Коля  Николай Молчанов — муж Ольги Берггольц..

Я еще не понимаю этого. Он вернется. Это пройдет. ОН ВЕРНЕТСЯ. Вместе с Юркой ходили в больницу, и я решила, что пусть его похоронят от больницы, в траншее, в братской могиле. Мы на фронте, и пусть его похоронят как солда­та, на фронте, в братской могиле.

Делать деревянный ящик за 250 граммов хлеба, копать могилу за 800 грам­мов, везти его на саночках через весь город, бегать к обидчикам-властям, в загсы и про­чее — зачем? Разве это нужно ему и хоть чем-нибудь выразит мою лю­бовь к нему? Разве это поможет ему теперь? Лучше отдать этот хлеб опухшей Марусе, накормить ее, помянуть его хлебом.

Он очень одобрил бы меня за это. „Я расскажу ему это, — подумала я, решив, — и он одобрит меня“».

Ирина Зеленская

31 января 1942 года

«Конец января. У меня было такое чувство, что каждый день этого ужасного января надо проталкивать в спину — скорей, скорей, чтобы проходил он и осво­бождал место для следующего. Зачем это — сама не знаю, потому что следую­щие дни становятся только хуже, а не лучше. Вести извне идут хорошие. Радио после долгого молчания опять заговорило вполголоса, и мы знаем о возвраще­нии узловых станций на Западном фронте, взятии Лозовой (газет давно не по­лу­чаем). Но в Ленинграде положение не улучшается. Последние дни января отмечены дикими хлебными очередями. Муки, как говорят, полно, но на хле­бо­заводах ни воды, ни энергии, ни топлива. Все идет с перебоями. Транспорт смехотворный. Возят хлеб на людях в саночках. Стоят за хлебом на 30-гра­дусном морозе по 10–12 часов и не получают. Сегодня, в последний день месяца, наоборот: магазины полны хлеба, а покупателей нет, т. к. вчера в панике все хлеб позабирали (и, конечно, съели). А новые карточки свое­вре­менно не подготовлены и не выданы. <…> Люди весь день без хлеба, и завтра, значит, опять начнется хлебное безумие. А ведь это единственное постоянное питание для очень многих. Голод разливается все шире. Люди в массе стано­вятся вялыми и безразличными ко всему на свете. Работа идет как по бугристо­му полю, спотыкаясь и падая. Станция живет, то агонизируя, то воскресая. Последние два дня очень тепло. Идет вода (на улице потепление), но одновре­менно не вылезаем из аварий. Рвутся трубы, все залито. На лестнице из баков непрерывный дождь. Везде такое болото, что заливается в галоши».

Миша Тихомиров

1 февраля 1942 года

«Февраль! Он начался 15-градусным морозом. Уже февраль! Что-то он при­несет с собой? В нашем кружке в последние дни частят разговоры об эва­куа­ции, и верно: хочется удрать из Ленинграда. Слишком отощал и обессилел организм. Исхудали и устали, изголодались до невозможности, а никаких улучшений по существу нет. Завтра начнем ходить в школу; я — ежедневно, Нинель — через день. Будет по 3–4 урока. Учиться, вообще говоря, не хо­чет­ся совершенно (мозг ввиду общего ослабления не желает как следует рабо­тать, сосредоточиться), а учиться нужно.

Хорошо еще, что успешно идет пока наше наступление по направлению к Пско­ву и дальше. В последние дни вокруг города идет частая пальба, бывают силь­ные обстрелы окраинных районов. Надеемся, что немцев все-таки истре­бят у нас вокруг города, и уж тогда-то вздохнем свободно!»

Миша Тихомиров

3 февраля 1942 года

«Температура упала утром опять до 18. Хоть бы потеплело! Я и Нинель в школу сегодня не ходили: с самого утра охотились за мясом. Простояв до половины двенадцатого, получил 950 г хорошего мяса. Крупы пока нет… Известия неве­се­лые: нами оставлена Феодосия. Как-никак это удар…

Среди нас тоже невесело. У папы расстройство желудка, отсюда сильная сла­бость. Нас это очень беспокоит.

Имеются слухи о людоедстве: случаи нападения на женщин и детей, еда тру­пов. Слухи из разных источников; поэтому, я полагаю, это можно принять как факт. Еще одно: на февраль на Нинелю „по ошибке“ удалось получить детскую карточку  Нормы выдачи продуктов были разде­лены по категориям: в сентябре 1941 года, напри­мер, рабочим пола­галось 500 граммов хлеба, служащим — 400 граммов, иждивенцам и де­тям (тем, кто младше 12 лет, а Нине было около 16 лет) — 300 грам­мов. В редких случаях (при выдаче кондитер­ских изделий и сахара) норма детей была выше, чем у иждивенцев.: это очень хорошее подспорье».

Татьяна Великотная

4 февраля 1942 года

«Отработала 8-часовой день в совхозе. Сварила в печке половину той кошачьей шкурки, что Н. А. опалил и повесил за окно перед болезнью. Выстригла ножни­цами сколько могла, шерсть и кусочки залила водой. Через 3 часа ела (пахло пале­ным) с хлебом. <…> Дома Катюша сообщила, что опоздала прикрепить в гастроном наши карточки, — это очень неприятно, т. к. гастроном лучше всех снабжает и там нет лестницы, а у К[ати] ноги и уже лицо опухли. Я очень за нее боюсь. Мы ежедневно едим все жидкое, и это вредно. Меня, наоборот, качает при ходьбе, ножки как спички, не держат. Воду из колодца могу брать лишь ут­ром после сна, когда отдохнула. Сейчас записываю при коптилке, К[атя] ушла в лавку, Лидочка рассматривает „Живое слово“ и П. — картинки, я, как Пимен пушкинский, веду летопись. В печке преют щи. Придет Катя — будем обедать, там — спать, и все надеемся на выдачу мяса (о масле и не слыхать), а на прибав­ку хлеба и надеемся, и боимся одновременно, как бы опять не оставили совсем без хлеба на новые 5 дней, как это было с 26-го по 3-е.

Только бы не расхворалась Катюша — тогда мы обе пропали!»

Лена Мухина

8 февраля 1942 года

«Вчера утром умерла мама. Я осталась одна».

Татьяна Великотная

9 февраля 1942 года

«Сегодня ели хлеб, пахнущий керосином. Катя рассчитывала на получение че­че­вицы, но ее забраковали и не выдавали. Они остались без обеда. Я пообедала жидким „ячневым“ супцом и домой принесла 2 котлеты. Катя посоветовала их распустить в тарелке вместе с хлебом — получилась тюрька, мы ее посоли­ли, залили кипятком. Вот это способ! Запили шалфеевым чаем и собираемся спать. Говорят, завтра может быть хлебная прибавка, а мы боимся верить.

Праск. Алекс. сообщила, что в эту ночь умер Лева Ланге (конечно, тоже от ис­то­щения). Перед смертью он, говорят, просил прощения у матери (в бреду) (?), т. к. при жизни ее, вернее перед ее концом, он ее избил из-за хлеба, и она вы­гнала его из дома. Катя говорит, что он последние дни был совсем ненормаль­ный, бредил тем, что у него украли хлеб и масло, сам не мог одеться. Map. Гер. умерла дома у себя, на кухне, а Лева — не знаем где. Днем М. Г. лежала наверху у Папыриных. Ночевала у себя дома. У них остался полный сарай дров, а сами мерзли. Теперь в их квартире живет сестра Алексея Ивановича. Марью Гер. даже не похоронили как следует, отвезли на Мариин­скую [улицу], откуда покойников увозят куда-то на кладбище. Там же, на Мариинской, она брошена куда-то за забор. Ни одна сестра не пришла проводить М. Г. перед ее концом.

Вот как теперь происходят „похороны“».

Ольга Берггольц

11 февраля 1942 года

«Людишки сегодня радуются — прибавили хлеба, 500 граммов I кат[егории], 400 — II, 300 — III. В столовых — 50 % вырез. Объявлены нормы, и, кажется, уже приступили к их выдаче, по сравнению с январем — очень прилично.

Действительно, настроение получше. А я, кроме того, получу сегодня в Союзе сухой стационарный паек — вчера получила 400 граммов настоящего белого хлеба!

И все это тогда, когда Коли уже нет.

Как немного недотянул он. Как бессмысленно счавкала его, сжевала проклятая машина подлой войны

Я только мгновеньями вспоминаю картины его гибели — нельзя жить, нельзя жить, если иметь их перед глазами».

Миша Тихомиров

19 февраля 1942 года

«В школу ходили Нинель и я. Дома остался папа: мама тоже ходила к себе в шко­лу. Она обещала вернуться позднее, поэтому мы решили „замариваться“ втроем. Только скипел самовар, неожиданно открылась дверь и появился на­стоя­щий, живой Боря!!!  Боря — двоюродный брат Миши и Нины Тихо­мировых, до войны жил вместе с ними, при­ехав из деревни поступать в институт, затем был мобилизован в армию. в красноармейской форме.

Все мы бросились к нему. От радости чуть не плакали!

Сели к самовару. Боря из мешка достал масла, хлеба, сухарей, сгущенного моло­ка. Пили чай и не могли наговориться! Ели, конечно, тоже не по-преж­нему.

Пришла мама… Заплакала от волнения и радости; глядя на их встречу, и мы не могли удержаться от слез…

Оказывается, Боря до последних дней не знал о страшном положении в Ле­нин­граде, а как только узнал, то, взяв продуктов, поспешил вырваться на не­сколько дней сюда. С большими трудностями добрался сюда, не знал, живы ли мы, цел наш дом. Всех нас очень сильно взволновала эта чудовищно радостная, необыкновенная встреча. Еще сейчас не верится, что приехал Боря!

В голове масса, хаос мыслей. Их приведу в порядок и запишу позднее: сей­час это невозможно сделать. Пока коротко: Боря привез 3 больших буханки хлеба, немного сухарей, консервов, масла, баночку сгущенного молока, мака­рон, не­сколько концентратов. Это все для нас сейчас очень кстати! Вечером будет пря­мо пир».

Артисты в блокадном городе

Синий мост, площадь Воровского (Исаакиевская), гостиница «Астория». 1942
Фото Сергея Струнникова
Фото с сайта www.pastvu.com

В декабре в Ленинграде наступила пора, которую впоследствии выжившие горожане назовут «смертным временем». У людей кончились все запасы продовольствия, даже если такие и были; нормы дневной выдачи хлеба снизились до 250 граммов по рабочей карточке и 125 граммов для иждивенцев. Голод тысячами косил ленинградцев. Свирепствовали тридцатиградусные морозы, остановился транспорт, не работал водопровод, в дома не подавалось электричество. С 1 января в гостинице «Астория» был организован стационар для ученых и творческих работников, куда помещали истощенных и ослабевших людей, чтобы хоть как-то поддержать их, снять уже непосильную нагрузку по добыванию воды, топлива, стоянию в многочасовых очередях за хлебом. Назвать паек в столовой «Астории» «усиленным» можно только по блокадным меркам, но он спас жизнь многим ученым и артистам. Среди них академик Иосиф Орбели, дирижер Карл Элиасберг с женой – пианисткой Надеждой Бронниковой, сотрудники радиокомитета, Агриппина Яковлевна Ваганова. Ольга Иордан вспоминала: «В угловом номере “люкс” был устроен красный уголок. Там помещалась библиотечка, стояло пианино, и после ужина мы собирались туда. Человек тридцать-сорок, все в пальто и шапках, валенках или галошах. В эти дни даже радио не работало. В один из таких вечеров в темноте послышались звуки пианино. Кто-то играл тихо, медленно, но с большим мастерством и чувством. Трудно описать волнение, охватившее меня, когда я впервые за несколько месяцев услышала музыку: она подействовала на меня невероятно, и я чуть не расплакалась. Это играл Софроницкий. Играл недолго, минут пятнадцать, на большее не хватало сил»*. (Владимир Софроницкий – знаменитый пианист, профессор Ленинградской консерватории. – Ред.)

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 113.

Блокада Ленинграда | История СССР

Осада Ленинграда , также называемая 900-дневная осада , длительная осада (8 сентября 1941 г. — 27 января 1944 г.) города Ленинграда (Санкт-Петербург) в Советском Союзе немцами и финнами вооруженные силы во время Второй мировой войны. Фактически осада длилась 872 дня.

Блокада Ленинграда

Бойцы Советской Красной Армии переходят район укрепленной обороны с колючей проволокой во время блокады Ленинграда, гр. 1941–43.

Библиотека Конгресса, Вашингтон, D.С. (LC-USZ62-25900)

События Второй мировой войны

keyboard_arrow_left

Холокост

1933 — 1945

Битва за Атлантику

3 сентября 1939 — 8 мая 1945

Эвакуация в Дюнкерке

26 мая 1940 — 4 июня 1940

Битва за Британию

июнь 1940 — апрель 1941

Кампании в Северной Африке

июнь 1940 — 13 мая 1943

Виши Франция

июль 1940 — сентябрь 1944

Блиц

7 сентября 1940 — 11 мая 1941

Операция Барбаросса

22 июня 1941 г.

Блокада Ленинграда

8 сентября 1941 — 27 января 1944

Атака Перл-Харбора

7 декабря 1941 г.

Битва при острове Уэйк

8 декабря 1941 — 23 декабря 1941

Тихоокеанская война

8 декабря 1941 — 2 сентября 1945

Батаан Марш смерти

9 апреля 1942 г.

Битва за Мидуэй

3 июня 1942 — 6 июня 1942

Кампания на треке Kokoda

июль 1942 — январь 1943

Битва за Гуадалканал

август 1942 г. — февраль 1943 г.

Сталинградская битва

22 августа 1942 — 2 февраля 1943

Восстание в Варшавском гетто

19 апреля 1943 — 16 мая 1943

Резня в Нормандии

июнь 1944

Вторжение в Нормандию

6 июня 1944 — 9 июля 1944

Варшавское восстание

1 августа 1944 — 2 октября 1944

Прорыв Каура

5 августа 1944 г.

Битва при заливе Лейте

23 октября 1944 — 26 октября 1944

Битва за выступ

16 декабря 1944 — 16 января 1945

Ялтинская конференция

4 февраля 1945 — 11 февраля 1945

Битва при Коррехидоре

16 февраля 1945 — 2 марта 1945

Битва при Иводзиме

19 февраля 1945 — 26 марта 1945

Бомбардировка Токио

9 марта 1945 — 10 марта 1945

Битва за Замок Иттер

5 мая 1945

keyboard_arrow_right

После вторжения нацистской Германии в Советский Союз в июне 1941 года немецкие армии к началу сентября подошли к Ленинграду с запада и юга, а их финские союзники подошли к северу по Карельскому перешейку.Все трудоспособное население Ленинграда было мобилизовано на строительство противотанковых укреплений по периметру города в поддержку 200 тысяч защитников Красной Армии. Оборона Ленинграда вскоре стабилизировалась, но к началу ноября он был почти полностью окружен, и все его жизненно важные железнодорожные пути и другие пути сообщения с внутренними территориями СССР были отрезаны.

Последовавшие за этим немецкая блокада и осада унесли жизни 650 000 ленинградцев только в 1942 году, в основном из-за голода, болезней и обстрелов из далекой немецкой артиллерии.Скудные запасы продовольствия и топлива доставлялись в город летом на баржах, а зимой — на грузовиках и санях по льду через Ладожское озеро. Благодаря этим припасам в 1942 году действовали оружейные заводы города, а два миллиона его жителей едва выживали, а еще один миллион детей, больных и стариков эвакуировали. Нормирование продуктов питания на уровне голода было облегчено за счет новых огородов, которые покрывали большую часть открытых площадок в городе к 1943 году.

Наступление советских войск в начале 1943 года вырвало немецкое окружение и позволило большему количеству продовольствия добраться до Ленинграда вдоль берегов Ладожского озера.В январе 1944 года успешное наступление советских войск отбросило немцев на запад от окраин города, положив конец осаде. Советское правительство наградило Ленинград орденом Ленина в 1945 году и присвоило ему звание Города-Героя Советского Союза в 1965 году, отдавая дань уважения городу, успешно выдержавшему одну из самых изнурительных и памятных блокад в истории. Памятник жертвам и героизму блокады открыт в 1975 году.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишись сейчас

Блокада Ленинграда в 38 ужасающих фотографиях

2,5 миллиона жителей сократились до чуть менее 800 000 из-за голода, болезней и вредных воздействий во время блокады Ленинграда.

1 из 34

Руины, оставшиеся после бомбардировки Ленинграда фашистами во время блокады города. Б. Кудояров / Hulton Archive / Getty Images

2 из 34

Уличные объявления гласят: «Езжайте медленно! Неразорвавшаяся бомба! Опасность!» позади группы детей, играющих на самокатах.Блокада Ленинграда длилась почти 900 дней, насилие стало нормой — даже для детей. Sovfoto / UIG / Getty Images

3 из 34

Ullstein Bild / Getty Images

4 из 34

Около 3 миллионов человек оказались в ловушке в городе во время осады. Более 1/3 из них погибли. ТАСС / Getty Images

5 из 34

Большинство пехотных танков, выпущенных до Второй мировой войны, были слишком уязвимы для немецкого нападения, как эти перевернутые советские танки.Однако подобные изображения никогда не публиковались в советской прессе. Александр Устинов / Коллекция Славы Катамидзе / Getty Images

6 из 34

Советы были крайне не готовы к такой осаде. Только в первый день осады было уничтожено около 1800 самолетов — некоторые еще до того, как они поднялись в воздух. Sovfoto / UIG / Getty Images

7 из 34

Две женские фигуры собирают останки мертвой лошади для пропитания во время блокады Ленинграда, потому что еды стало страшно не хватать.Всеобщий исторический архив / UIG / Getty Images

9 из 34

Сотни трупов мирных жителей лежат на улицах после начала штурма Ленинграда. Сотни тысяч других станут жертвами голода, болезней и отчаянных преступлений. Ullstein Bild / Getty Images

10 из 34

ТАСС / Getty Images

11 из 34

Все трудоспособные граждане должны были помочь укрепить город от немецких атак, когда началась осада.Sovfoto / UIG / Getty Images

12 из 34

Жители вынуждены собирать питьевую воду из воды, протекающей после прорыва водопровода. Sovfoto / UIG / Getty Images

13 из 34

Пайки были зарезервированы для тех, кто наиболее важен для защиты города. В результате дети не были в приоритете в еде. Sovfoto / UIGGetty Images

14 из 34

Есть где-то от 1 000 до 2 000 задокументированных случаев каннибализма во время осады.Sovfoto / UIG / Getty Images

15 из 34

Keystone / Hulton Archive / Getty Images

16 из 34

Те, кто не был в приоритете при пайках, получали всего три тонких ломтика хлеба в день. ТАСС / Getty Images

17 из 34

Во время войны нацисты произвели много пропаганды. Примером может служить эта фотография, на которой на обратной стороне изображения написано: «Даже двенадцатилетние мальчики должны защищать Ленинград, следуя большевистским принципам.Этот мальчик в полной форме был задержан во время драки ». Berliner Verlag / Archiv / Picture Alliance / Getty Images

18 из 34

Daily Herald Archive / SSPL / Getty Images

19 из 34

В январе 1943 года защитники города и войска Волховского фронта начали совместное наступление, известное как операция «Искра». После ожесточенных боев две русские армии смогли соединиться и построить сухопутный мост, по которому можно было снабдить голодающих жителей Ленинграда.Художественные СМИ / Коллекционер / Getty Images

20 из 34

Регулятор движения на трассе снабжения Ладожского озера. Замерзшее озеро было единственным связующим звеном города с внешним миром для еды, припасов и эвакуации беженцев. Таким образом, ее окрестили «Улицей жизни». Sovfoto / UIG / Getty Images

21 из 34

Daily Herald Archive / SSPL / Getty Images

22 из 34

Солдаты и офицеры Волховского и Ленинградского фронтов встречаются и обнимаются после того, как им удалось открыть узкий сухопутный коридор во время блокады.ТАСС / Getty Images

23 из 34

Д. Трахтенберг / Коллекция Славы Катамидзе / Getty Images

24 из 34

Berliner Verlag / Archiv / Picture Alliance / Getty Images

25 из 34

Даже во время метели российские снайперы продолжают бой на Ленинградском фронте. Архив Hulton / Getty Images

26 из 34

Зима 1941-1942 годов была холодной и смертоносной, когда немцы столкнулись с советской армией при блокаде Ленинграда.Архив Халтона / Getty Images

27 из 34

Sovfoto / UIG / Getty Images

28 из 34

Ullstein Bild / Getty Images

29 из 34

ленинградцев не пострадали одинаково. Владельцы магазинов, работники детских домов, партнеры офицеров снабжения и партийные чиновники оставались относительно здоровыми на протяжении всей осады. Picture Post / Hulton Archive / Getty Images

30 из 34

Не было отопления в первую и самую холодную зиму осады, когда температура на улице иногда опускалась до -40 градусов по Фаренгейту.ТАСС / Getty Images

31 из 34

Те, кто не выжил, умерли от голода или воспаления легких. Мужчины и женщины были настолько истощены, что во многих случаях стали неотличимы друг от друга. Sovfoto / UIG / Getty Images

32 из 34

Блокада Ленинграда закончилась 27 января 1944 г., через 872 дня. Трахтенберг / Коллекция Славы Катамидзе / Getty Images

33 из 34

Это здание на улице Маяковского в Ленинграде дымится после нападения фашистов.Sovfoto / UIG / Getty Images

34 из 34

Нравится эта галерея?
Поделиться:

872 дня в аду: 38 леденящих кровь фотографий блокады Ленинграда

Известная как 900-дневная осада, осада Ленинграда силами оси во Второй мировой войне широко считается одной из самых длительных и разрушительных блокад в истории мировой войны, а некоторые историки даже классифицируют ее как геноцид.

Всего во время блокады Ленинграда было убито около 1,5 миллиона ополченцев и мирных жителей, при этом около 1,4 миллиона были эвакуированы. По приказу Гитлера советский город был забаррикадирован и подвергался ежедневным артиллерийским атакам окружавших его немецких и финских войск. В городе было отключено водоснабжение и продовольствие, и вскоре голод стал нормой.

Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 г. и закончилась после изнурительного двухлетнего периода 1 января.27 января 1944 г. После 872 дней голода, болезней и психологических мучений ленинградцы были освобождены. Но общая численность населения города, составляющая два миллиона человек, сократилась примерно до 700 тысяч, а их сохранившаяся психика навсегда сломалась.

Блокада Ленинграда

Berliner Verlag / Archiv / Picture Alliance / Getty Images Советские войска маршируют к фронту блокады.

После успешного взятия Франции в начале Второй мировой войны Адольф Гитлер стремился противостоять Советскому Союзу.Советам все еще удавалось удерживать свои позиции на Востоке, во многом отчасти благодаря огромному количеству войск Красной Армии под их командованием, несмотря на то, что многие из этих военнослужащих были в основном неподготовленными.

Гитлер видел в присутствии Советского Союза не что иное, как захват Lebensraum , «жизненного пространства» для немцев. Кроме того, он стремился продолжить свою расистскую тиранию, уничтожив еврейское население Советского Союза.

Чтобы победить Советский Союз, военные стратеги Гитлера организовали тотальную кампанию по вторжению в Советский Союз, которая стала известна как операция Барбаросса , названная так в честь тиранического императора Священной Римской империи Фридриха I.

Примерно 80 процентов немецкой армии было послано для участия в этом вторжении.

Стратегия включала в себя обширную сеть отдельных атак трех разных крупных советских городов: Ленинграда на севере, Москвы в центре и Украины на юге. Пять миллионов солдат и 23 тысячи танков Иосифа Сталина не были готовы противостоять этой атаке.

К лету 1941 года 500 000 немецких солдат выдвинулись к городу Ленинграду. Под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба немецкие войска вторглись во второй по величине советский город.

Но вместо того, чтобы захватить его, Адольф Гитлер установил блокаду Ленинграда, сделав его недоступным для внешнего мира.

Все трудоспособное население Ленинграда было мобилизовано на укрепление периметра города в поддержку оставшихся 200000 защитников Ленинграда. Жителям Ленинграда придется подождать, пока их военные не смогут прорвать немецкую блокаду.

Первые дни 900-дневной осады

Хотя это называется 900-дневной блокадой, на самом деле блокада Ленинграда длилась 872 дня.

Немецкие войска стремились захватить советский город, поэтому приказ осадить Ленинград вместо того, чтобы сжечь его дотла, был встречен протестом.

«Войска как один кричат:« Мы хотим идти вперед! »- написал в дневнике правая рука Гитлера Йозеф Геббельс.

В конце концов, все наземные коммуникации в Ленинграде были отрезаны, поскольку город изо дня в день подвергался артиллерийским обстрелам. Немцы послушно продолжили осаду Ленинграда, и к августу последняя железная дорога, соединявшая город с внешним миром, была перекрыта.

Из окруженного города выходил только один выход — через замерзшее Ладожское озеро. Ледяная дорога была не более чем путем смерти, учитывая, что это была единственная точка, через которую могли пройти скудные припасы и беженцы — кроме того, она постоянно находилась под немецким огнем.

Озерный маршрут официально назывался «Военная дорога № 101», но местные жители обычно называли его «Улицей жизни». Некоторых местных жителей по этому маршруту в конце концов эвакуировали в блокадный Ленинград.Однако от этого страдали миллионы ленинградцев в забаррикадированном городе.

Крайние страдания и голод

ТАСС / Getty Images Конный транспорт в Ленинград через замерзшее Ладожское озеро, получившее название «Улица жизни».

После месяцев, проведенных в плену в собственных домах, жители Ленинграда столкнулись с жестоким голодом, нищетой и болезнями. В течение первых нескольких недель блокады граждане начали умирать от голода.

Еда была строго нормирована, и каждый житель получал свою долю в зависимости от того, насколько он важен для обороны города.Самые необходимые, такие как солдаты, снабженцы и фабричные рабочие, получали больше всего пайков. К сожалению, более уязвимые слои населения, включая детей, стариков и безработных, не получили приоритетного внимания.

Те, кто находился ниже всего в системе рациона, имели право на 125 граммов или три ломтика хлеба каждый день. Пекарни использовали целлюлозу в своих буханках, чтобы сделать хлеб жирнее, тем не менее, многие жители были вынуждены выживать примерно на 300 калорий в день, что составляет менее пятой части того, что должно быть здоровым потреблением среднего взрослого человека.

Первая зима после блокады Ленинграда была особенно ужасной. Температура упала до -40 градусов по Фаренгейту. Те, кому посчастливилось иметь убежище даже без тепла, собирались вместе с семьей, чтобы согреться. Они сожгли мебель, а затем и книги. Их заставляли спать со своими мертвыми.

К середине зимы в блокадном Ленинграде сочетание голода и холода привело к увеличению числа трупов на улицах города. Во время весенней уборки, проведенной правительством, только в одной больнице было собрано 730 трупов.Чтобы предотвратить распространение болезни, город сплотил местных жителей, чтобы очистить дворы, которые были заполнены всевозможным мусором, фекалиями и телами.

Каннибализм

Во время блокады Ленинграда многие воевали, воровали, убивали и даже прибегали к каннибализму, чтобы выжить.

Отчаяние во время блокады Ленинграда заставило многих жителей совершить немыслимое.

Люди обманывали и воровали друг у друга. Некоторые, как мужчины, так и женщины, продавали свои тела в обмен на еду.Некоторые люди настолько отчаялись, что даже занялись каннибализмом.

Выживший из Ленинграда и писатель Даниил Гранин описал, как мать кормила своего мертвого ребенка оставшемуся в живых ребенку, чтобы сохранить ей жизнь: «Ребенок умер — ему было всего 3 года. Его мать положила тело в окно с двойным остеклением и отрезала кусочек его каждый день, чтобы кормить своего второго ребенка, дочь.

Согласно историку Гаю Уолтерсу, было два типа каннибализма: один был трупоедство , или поедание плоти мертвых, и второй тип был людоедство , который относился к отвратительному действию поедания плоти кого-то, кого вы убит специально, чтобы накормить себя.По некоторым данным, было зафиксировано до 2000 случаев каннибализма. Однако пойманных за это преступление приговорили к немедленной смертной казни.

Sovfoto / UIG / Getty ImagesЖители расчищают снег и лед. Город объявил операцию по очистке, чтобы предотвратить распространение болезни от разбросанных фекалий и незакопленных трупов.

Хаос и преступность

Алексис Пери, профессор Бостонского университета, составила дневники выживших и взяла у них интервью для своей книги Война внутри: Дневники блокады Ленинграда .Счета вызывают тревогу.

«Есть много сцен, в которых писатель из дневника противостоит себе в зеркале и не может себя узнать», — написала она.

«Это тип смерти, который действительно создает такую ​​внутреннюю дестабилизацию, в отличие от дневников, которые я читал с мест сражений — битв под Москвой и Сталинградом, где есть очень явный враг, а этот враг — внешний. . С голодом враг становится внутренним «.

Эта интернализация ясно выражена в их журналах.Например, 17-летняя Елена Мухина была настолько истощена, что описала собственное отражение как «старик» в зеркале, а не «молодую женщину, у которой все впереди».

Подобно Мухиной, люди, которые смогли выжить, стали для себя неузнаваемыми. И у мальчиков, и у девочек из-за крайнего голода начали расти волосы на лице; один дневник написал о бородатых детях: «Мы называли их старичками».

Красная Армия в Ленинграде продолжала сдерживать оборону города.

Взрослые не стали исключением. Мужчины стали импотентами, в то время как женщины потеряли способность к менструации, их груди стали твердыми и перестали вырабатывать молоко. В конце концов, мужчины и женщины стали неотличимы друг от друга, поскольку оба были превращены в ходячие трупы.

«Все сморщены, груди запали, животы огромные, а вместо рук и ног только кости торчат сквозь морщины», — писала ленинградка Александра Любовь.

Голод проявил худшее и в людях.

Многие обратились против своих семей. Есть рассказы о родителях, бросающих своих детей, о ссорах супругов из-за пайков и даже о воровствах и убийствах — все ради того, чтобы перекусить.

Тринадцатилетняя Валия Петерсон откровенно написала о том, как она ненавидела своего отчима за то, что он украл у нее паек и съел ее собаку. «Голод раскрыл его грязную душу, и я узнала его», — написала она.

«Одна старуха в ожидании хлеба медленно соскальзывает на землю», — писала русская балерина Вера Костровицкая.«Но никому нет дела. Либо она уже мертва, либо будет растоптана до смерти». После этого Костровицкая стала свидетельницей, как жители, стоявшие в очереди за ежедневным пайком, стали заглядывать в карточку женщины, чтобы узнать, не выпала ли она из ее мертвой руки.

В то время как тысячи жителей города голодали, те, кто занимал влиятельные должности, оставались здоровыми. На самом деле советский член Николай Рыбковский записал, как во время блокады он ел икру, индейку, гуся и ветчину. В какой-то момент его пришлось госпитализировать, потому что он так много ел.

К концу лета 1942 года в результате эвакуации и голода население Ленинграда сократилось с 2,5 миллионов до примерно 750 000 человек. Большинство историков утверждают, что осада на самом деле была геноцидом из-за голода.

Конец блокады Ленинграда

ТАСС / Getty Images Регулятор движения сигнализирует о маршруте снабжения на Ладожском озере.

В апреле 1942 года советская оборона, намеревавшаяся прорвать немецкую блокаду на Ленинградском фронте, приняла нового командующего, генерал-лейтенанта Леонида Говорова.Предыдущий командующий, Георгий Жуков, возглавил оборону города и помешал немцам полностью захватить город, но был отправлен Иосифом Сталиным для защиты линии фронта в Москве.

Хотя лидерские качества Говорова не сразу проявились на фронте во время блокады Ленинграда, солдаты, тем не менее, начали уважать его заниженное военное мастерство.

«С точки зрения лидерства Говоров был полной противоположностью безжалостного командира вроде Жукова», — отметил ленинградский радист Михаил Нейштадт.«Он был культурным, умным человеком, всегда заботившимся о спасении жизней своих солдат».

Это беспокойство окупилось. 12 января 1944 года советская оборона наконец прорвалась через немецкое окружение и позволила большему количеству припасов пройти по ледяному Ладожскому озеру. Наконец, после 872 дней нищеты жители Ленинграда были освобождены, когда была снята блокада и немцы были вытеснены на запад.

Толпы праздновали в освобожденном городе пьянками и танцами. Был даже фейерверк.

«Мы водку принесли», — написала учительница о праздновании победы. «Мы пели, плакали и смеялись. Но все равно было грустно — потери были слишком велики. Завершилась большая работа, совершены невозможные дела, мы все это чувствовали … Но мы также чувствовали смущение. мы живем сейчас? »

Последствия блокады Ленинграда были настолько огромны, что выжившие семьи ощущают их и по сей день.

Дань Путина выжившим в блокаде Ленинграда

Sovfoto / UIG / Getty Images Советский солдат покупает билет на Симфонический концерт в Ленинграде.

Президент России Владимир Путин, родившийся в Ленинграде после окончания войны, был непосредственно тронут разрушительными последствиями войны. Его старший брат умер в детстве во время разрушения и похоронен в Пискарёвском, где в 186 братских могилах кладбища были похоронены около полумиллиона ленинградцев.

Кроме того, мать Путина чуть не умерла от голода во время блокады, в то время как его отец воевал и был ранен на передовой Ленинграда.

«По планам врага, Ленинград должен был исчезнуть с лица земли», — сказал Путин во время мемориального концерта в честь жертв Ленинграда.«Это то, что называется преступлением против человечности».

Сегодня это ежегодный парад в память о блокаде Ленинграда, но он вызвал как критику, так и похвалу со стороны современных россиян. Одни думают, что военный парад «красивый», другие думают, что деньги на него лучше потратить на финансирование выживших.

Чуть более 100 тысяч ветеранов военных и выживших в блокадном Ленинграде и сегодня живут в бывшей столице.

---

Теперь, когда вы узнали историю блокады Ленинграда, прочтите о «Солдатах-призраках» зимней войны, которые помогли союзникам обезопасить Вторую мировую войну.Затем откройте для себя эти 48 кровавых фотографий из окопов Вердена, самого продолжительного сражения в современной истории.

Осада Ленинграда: самая смертоносная блокада города в истории человечества

Отправлено: 6 сентября 2011 г.

Анна Рид

Это история блокады Ленинграда, самой смертоносной блокады города в истории человечества. Ленинград сидит на

А «сытый» и «дистрофический»; Лиговский проспект, декабрь 1941 г.

северо-восточный угол Балтики, у истока длинного мелкого залива, отделяющего южные берега Финляндии от берегов северной России.До революции он был столицей Российской империи и назывался Санкт-Петербург в честь своего основателя, царя Петра Великого. С падением коммунизма двадцать лет назад он вернул себе старое название, но для его старших жителей это все еще Ленинград, не столько для Ленина, сколько в честь примерно трех четвертей миллиона мирных жителей, которые умерли от голода в течение почти девяти лет. сто дней — с сентября 1941 года по январь 1944 года — в течение которых город находился в осаде гитлеровской Германии.Другие современные осады — Мадрида и Сараево — длились дольше, но ни одна из них не убила даже десятую часть людей. В Ленинграде погибло примерно в тридцать пять раз больше мирных жителей, чем в лондонском Блице; в четыре раза больше, чем во время бомбардировок Нагасаки и Хиросимы вместе взятых.

22 июня 1941 года, в летнее утро, когда Германия напала на Советский Союз, Ленинград выглядел почти так же, как и до революции. Чайка, кружащая над позолоченной иглой шпиля Адмиралтейства, увидела бы тот же вид, что и двадцать четыре года назад: под изменчивой серой рекой Невой, окруженной парками и дворцами; на западе, там, где Нева впадает в море, краны морских верфей; севернее — зигзагообразные бастионы Петропавловской крепости и сетчатые улицы Васильевского острова; на юг четыре концентрических водотока — красивая Мойка, прохладный классический Грибоедов, широкая, грандиозная Фонтанка и будничный Обводный — и два огромных бульвара, Измайловский и Невский проспекты, расходящиеся в идеальной симметрии мимо Варшавского и Московского вокзалов к фабрике. дымовые трубы промышленных районов за его пределами.

Однако внешность была обманчива. Внешне Ленинград не сильно изменился; внутренне оно было глубоко изменено и травмировано. Принято представить историю блокады в виде кинематографической счастливой-грустно-счастливой прогрессии: покой летнего утра, разрушенный новостями о вторжении, призывом к оружию, врагом, остановившимся у ворот, погружением в холод и голод, весеннюю пору. восстановление, фейерверк победы. На самом деле все было не так. Любой ленинградец в возрасте тридцати лет и старше на момент начала блокады уже пережил три войны (Первую мировую войну, последовавшую за ней Гражданскую войну между большевиками и белыми и Зимнюю войну с Финляндией 1939–1940 годов), два голода ( первый во время гражданской войны, второй голод в 1932-1932 годах, вызванный насильственным захватом Сталиным крестьянских хозяйств) и две крупные волны политического террора.Вряд ли дом, особенно среди городских этнических меньшинств и старых средних классов, не пострадал от смерти, тюрьмы или ссылки, а также от обнищания. Для кого-то вроде поэтессы Ольги Берггольц, дочери еврейского врача, не было бы излишне мелодраматичным заявить, что «мы измеряли время промежутками между одним самоубийством и следующим». Осада, хотя и уникальна по количеству погибших. , был не столько трагической интермедией, сколько темным отрывком из многих.

Трагедия возникла в результате совместного высокомерия Гитлера и Сталина.В августе 1939 года они удивили мир, отложив в сторону идеологию и заключив пакт о ненападении, согласно которому они поделили Польшу между собой. Когда Гитлер выступил против Франции следующей весной, Сталин остался в стороне, продолжая снабжать своего союзника зерном, металлами, каучуком и другими жизненно важными товарами. Хотя из того, что мы теперь знаем из разговоров Сталина с его Политбюро, ясно, что он ожидал, что рано или поздно он будет вынужден вступить в войну с Германией, время нападения нацистов под кодовым названием Барбаросса или «Рыжая Борода» в честь крестового похода императора Священной Римской империи — стало разрушительным потрясением.Новая, плохо защищенная граница через Польшу была почти сразу же захвачена, и через несколько недель охваченная паникой Красная Армия сама оказалась защищающей крупные города России.

Главной жертвой этой неподготовленности стал Ленинград. Непосредственно перед войной в городе проживало чуть более трех миллионов человек. За двенадцать недель до середины сентября 1941 года, когда немецкая и финская армии отрезали его от остальной части Советского Союза, около полумиллиона ленинградцев были призваны или эвакуированы, оставив чуть более двух человек.5 миллионов мирных жителей, по крайней мере 400 000 из них дети, оказались в ловушке внутри города. Голод наступил практически сразу, а в октябре полиция стала сообщать о появлении на улицах истощенных трупов. В декабре количество смертей увеличилось в четыре раза, достигнув пика в январе и феврале и составив 100 000 в месяц. К концу даже по российским меркам суровой зимы — в некоторые дни температура опускалась до -30 ° C или ниже — холод и голод унесли около полумиллиона жизней. В этой книге основное внимание уделяется месяцам массовой гибели людей — тому, что российские историки называют «героическим периодом» блокады.Следующие две осадные зимы были менее смертоносными, благодаря тому, что осталось меньше ртов для кормления, и благодаря доставке продовольствия через Ладожское озеро, внутреннее море к востоку от Ленинграда, юго-восточные берега которого Красная Армия продолжала удерживать. В январе 1943 года боевые действия также очистили хрупкий наземный коридор от города, по которому Советы смогли проложить железнодорожную ветку. Смертность, тем не менее, оставалась высокой: к январю 1944 года, когда Вермахт, наконец, начал свое долгое отступление к Берлину, общее число погибших составило от 700 000 до 800 000 — каждый третий или четвертый из населения, проживавшего непосредственно перед осадой.

Октябрь 1941 г .: двор Молодежного театра после обстрела. Предоставлено: Центральный Государственный Архив Кинофотофонодокументов Санкт-Петербург

.

Примечательно, что блокаде Ленинграда на Западе уделяется довольно мало внимания. Самая известная повествовательная история, написанная московским корреспондентом New York Times Харрисоном Солсбери, была опубликована в 1969 году. Военные историки сосредоточились на сражениях за Сталинград и Москву, несмотря на то, что Ленинград был первым городом во всей Европе. что Гитлер не смог взять, и что его падение дало бы ему крупнейшие в Советском Союзе оружейные заводы, верфи и сталелитейные заводы, связало бы его армии с финскими и позволило бы ему перерезать железнодорожные пути, доставляющие помощь союзников из арктических портов Архангельска и Мурманска. .В общем, осада остается затерянной на мрачных просторах Восточного фронта — пустой, заснеженной равнине, в общественном воображении, через которую волны новобранцев Красной Армии, хлопая шинелями, натыкаются на массированные немецкие пулеметы. К сожалению, во время написания этой книги друзья часто думали, что Ленинград (на Балтике, ныне Санкт-Петербург) и Сталинград (треть его площади, недалеко от современной границы с Казахстаном, ныне Волгоград) — это собственно то же самое место.

Немцы поражены несколько иной формой неопределенности, для которых Восточный фронт до недавнего времени считался ареной военных страданий, а не зверств. Миллионы немцев вынуждены мириться с тем фактом, что один из родителей или дедушка или бабушка были членами нацистской партии; еще у миллионов есть отец или дедушка, воевавшие в России. Легче вспомнить, что они были обморожены и напуганы или морили голодом и отправляли на принудительные работы в лагеря для военнопленных (почти четыре из десяти из трех.2 миллиона солдат Оси, взятых в плен Советским Союзом, умерли в плену²), затем они сожгли деревни, лишили крестьян зимней одежды и еды, а также помогли собрать и расстрелять евреев. В более широком смысле, Ленинград уступает вину Холокосту: «Чтобы быть циничным, — говорит один немецкий историк, — у нас так много проблемных аспектов нашей истории, что вам придется выбирать». 3 Прогулка по прекрасному средневековому городу Фрайбург , где находится военный архив Германии, можно встретить небольшие латунные таблички с выгравированными именами и датами на тротуаре.Они отмечают дома, из которых местные еврейские семьи были депортированы в концлагеря. Женщины и дети Ленинграда, убитые одним и тем же режимом с равным умыслом, пострадали вне поля зрения и по сей день в значительной степени вне памяти.

Другая причина, по которой об осаде мало писали, конечно, состоит в том, что Советы сделали ее невозможной правдиво. Во время войны цензура была повсеместной. Русские за пределами осадного кольца, не говоря уже о жителях Запада, имели лишь смутное представление об условиях внутри города.В советских новостных передачах признавались «лишения» и «дефицит», но никогда не говорилось о голоде, и москвичи были поражены и ужаснуты рассказам, которые в частном порядке предоставили им друзья, перебравшиеся через Ладожское озеро. Британские и американские СМИ повторяли советское информационное бюро. По мере того, как начальные сражения за Ленинград подходили к тупику, сообщения BBC прекращались, а год спустя лондонская Times сообщила о создании наземного коридора из города с массивным, бессознательным недооценкой. Читателям рассказали, что ленинградцы перенесли «страшные лишения» в первую блокадную зиму, но с наступлением весны условия «сразу улучшились».Союзное чиновничество также оставалось в неведении. Член британской военной миссии в Москве, молодой лейтенант ВМФ в то время, вспоминает, как его единственным источником информации была подруга-актриса, которая доставляла еду своим осажденным родителям, прося сесть в самолет генерала.

После войны советское правительство признало массовый голод, сославшись на ложно точное число погибших — 632 253 человека на судебных процессах в Нюрнберге. Честное публичное описание его ужасов, однако, оставалось под запретом, как и все дебаты о том, почему немецким армиям было позволено продвинуться так далеко, и почему не были заложены запасы продовольствия и не было эвакуировано больше мирных жителей перед осадным кольцом. закрыто.Границы еще больше сузились с началом холодной войны и с началом Сталиным в 1949 году двух новых чисток. Первый, проведенный тайно, затронул военное руководство и партийную организацию Ленинграда; второй — против «космополитизма» — кодового слова для обозначения еврейства или любого рода воспринимаемого западного толка — сотен его ученых и профессионалов. В том же году один из соратников Сталина, Георгий Маленков, посетил популярный Музей обороны Ленинграда, где хранились самодельные лампы и макет продовольственного пункта военного времени (в комплекте с двумя тонкими ломтиками фальсифицированного хлеба), а также количество трофейных боеприпасов.Яростно шагая по залам, он, как говорят, размахивал путеводителем и кричал: «Это делает вид, что Ленинград постигла особая« блокадная »участь! Он сводит к минимуму роль великого Сталина! », Прежде чем отдать приказ о закрытии музея. Его директора обвинили в «накоплении боеприпасов для подготовки к террористическим актам» и приговорили к 25 годам заключения в ГУЛАГе.

Со смертью Сталина в 1953 году и приходом к власти Никиты Хрущева, наконец, стало возможным сосредоточить внимание на других аспектах войны, помимо военного гения Великого вождя.Помимо «Секретной речи» Хрущева, осуждающей сталинские партийные чистки, и публикации «Один день из жизни Ивана Денисовича» Солженицына, «Оттепель» ознаменовала открытие в 1960 году первого мемориального комплекса погибшим в Ленинграде мирным жителям. В качестве места выбрано Пискаревское кладбище в северо-восточной окраине города, место крупнейших массовых захоронений военного времени. Преемник Хрущева Леонид Брежнев пошел еще дальше, сделав осаду одним из центральных элементов нового культа Великой Отечественной войны, призванного отвлечь внимание от низкого уровня жизни и политической стагнации.Ленинградцы в этой версии превратились из жертв военного бедствия в актеров героического национального эпоса. Да, они умирали от голода, но делали это тихо и аккуратно, с готовностью приносили жертвы в защиту колыбели Революции. Никто не ворчал, не уклонялся от работы, не играл с карточной системой, не брал взятки, не заболел дизентерией. И уж точно никто, кроме нескольких фашистских шпионов, не надеялся на победу немцев.

Однако последний момент пересказа истории блокады Ленинграда — это не возвращение к просмотру недооцененного злодеяния, отбрасывание советской пропаганды или корректировка показателей великих диктаторов.Как и все истории о человечестве в крайней мере, это напоминание себе о том, что значит быть человеком, о глубинах и высотах человеческого поведения. С самыми красноречивыми жертвами осады — дневниками, чьи голоса составляют основу этой книги, — легко узнать. Это не безликие крестьяне из бедных слоев населения, а образованные европейцы, живущие в городах: писатели, художники, преподаватели университетов, библиотекари, хранители музеев, руководители заводов, бухгалтеры, пенсионеры, домохозяйки, студенты и школьники; обладатели лучших шуб, патефонов, любимых романов, домашних собак — люди, короче говоря, очень похожие на нас.Некоторые действительно оказались героями, другие — эгоистичными и бессердечными, большинство из них — смесью обоих. Как пишет мемуарист о представителях партии в ее военном госпитале во время войны: «Были хорошие, плохие и обычные». Их собственные слова — их лучший памятник.

Крах коммунизма двадцать лет назад позволил, по словам одного российского историка, начать «стирать сироп». Открыты правительственные архивы, дающие доступ к внутрипартийным меморандумам, отчетам служб безопасности о преступлениях, общественному мнению и деятельности различных государственных органов, к материалам дел политических арестованных, депешам политработников с фронта и стенограммам телефонных разговоров между Ленинградом. руководство и Кремль.Литературные журналы начали публиковать безупречные воспоминания и дневники о осаде, а в газетах — откровенные интервью с все еще разгневанными ветеранами Красной Армии и выжившими в осаде. Не в последнюю очередь, впервые было опубликовано очень много фотографий — не улыбающихся комсомолков с лопатками на плечах, а пузатых детей с колючими ногами или беспорядочных груд полуобнаженных трупов.

Хотя остаются пробелы — некоторые материалы все еще засекречены; некоторые из них были уничтожены во время послевоенных чисток — новый материал оставил слащавую сказку Брежнева в клочья.Да, ленинградцы проявили необычайную выдержку, самоотверженность и мужество. Но они также воровали, убивали, бросали родственников и употребляли в пищу человеческое мясо — как и все общества, когда еда заканчивается. Да, режим успешно защищал город, изобретая оригинальные пищевые добавки и создавая маршруты снабжения и эвакуации через Ладожское озеро. Но он также откладывал, ошибался, растратил жизни своих солдат, отправляя их в бой необученных и невооруженных, кормил своих собственных старших аппаратчиков, пока все вокруг голодали, и произвел тысячи бессмысленных казней и арестов.Лагеря советского ГУЛАГа, отмечает историк Энн Эпплбаум, были не только микрокосмом, но и не только жизнью Советского Союза в целом. У них была «одна и та же неряшливая практика работы, та же преступно глупая бюрократия, та же коррупция и такое же угрюмое пренебрежение к человеческой жизни» 7. То же самое относится и к Ленинграду во время блокады: он далек от обычного советского опыта. воспроизвел его в концентрированной миниатюре. Эта книга не станет утверждать, что массовый голод был виной Сталина в такой же степени, как и Гитлера.Однако в нем делается вывод о том, что при другом типе правительства число погибших гражданских (и военных) в ходе осады могло быть намного ниже.

Многим россиянам это сложно проглотить. В истории России двадцатого века нечего праздновать, а победа над нацистской Германией является оправданным источником гордости и патриотизма. Когда Владимир Путин, как и Брежнев до него, устраивает пышные празднования годовщины войны, он находит восприимчивую аудиторию. В игру вступает также элемент тактичной самоцензуры, поскольку героизированная брежневская версия осады не только льстит режиму, но и облегчает травмы выживших.Трудно — даже жестоко — поставить под сомнение отважную старуху, достаточно добрую, чтобы дать интервью, когда она описывает, как соседи помогают друг другу, матери жертвуют собой ради детей или хороший уход в эвакуационной больнице. Она не пропагандирует и не строит мифы, а построила версию прошлого, с которой можно жить. Парадоксально, но публичное обсуждение блокады, вероятно, станет более откровенным после того, как скончались последние блокадника .

Эвакуированные на ледяной дороге через Ладожское озеро, апрель 1942 года.Предоставлено: Центральный Государственный Архив Кинофотофонодокументов

.

Митинг на Кировском заводе, июнь 1941 г. Фото: Центральный Государственный Архив Кинофотофонодокументов

Семья Никитиных, январь 1942 года. Николай Никитин, инженер путей сообщения, умер от голода в апреле 1942 года, как и его мать, сидящая слева. Его жена и дети выжили и были эвакуированы из города в декабре следующего года. Снимок сделал брат Николая Александр, бесследно исчезнувший зимой 1942-1939 годов.

Возвращение домой: демобилизованные солдаты, июль 1945 года. Фото: Центральный Государственный Архив Кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга.

Из «Ленинграда. Трагедия блокадного города, 1941-44 гг.» , автор — Анна Рид.

АННА РЕЙД родилась в 1965 году, изучала право в Оксфорде и русскую историю в Школе славянских и восточноевропейских исследований UCL. Она начала свою карьеру в сфере консалтинга и бизнес-журналистики; с 1993 по 1995 год она жила в Киеве, работая корреспондентом по Украине в газете Economist , а с 2003 по 2007 год вела программу по иностранным делам в аналитическом центре Policy Exchange.Она живет на западе Лондона.

Ленинград , опубликованный Bloomsbury в сентябре 2011 года, следует за трехлетней блокадой Ленинграда во время Второй мировой войны.

Теги: Вторая мировая война

новых фактов наверх Ужас блокады Ленинграда нацистами: Война: сегодня 50 лет назад была снята 900-дневная блокада. Архивные материалы подтверждают каннибализм.

Сначала сожгли кухонные полки, потом кухонный стол. Они сожгли шкаф, и он согрел их 22 дня. Наконец у Александры Дьен и ее сына Владимира не осталось ничего, кроме семейной библиотеки.

«Я сжег немецкую классику, а потом Шекспира», — вспоминал Владимир. «Я тоже сжег Пушкина. Не помню, чье это было издание, думаю, издание Marks в синих и золотых тонах. А в огонь пошло то известное многотомное издание произведений Толстого — книги с серо-зелеными обложками и металлическими медальонами в углу ».

Это было в 1941 году во время блокады Ленинграда (как тогда назывался Санкт-Петербург) нацистами, одной из величайших и самых ужасных трагедий в истории.Немецкие войска окружили Ленинград почти три года. Хотя немцы бомбили его почти каждый день, их главным оружием был голод. Немецкие ученые тщательно рассчитали уровень голода и предсказали, что Ленинград съест сам себя в течение нескольких недель.

Ленинградцы действительно прибегли к каннибализму, но в конечном итоге они доказали, что немцы неправы — ценой ужасных.

Три миллиона человек пережили 900-дневную блокаду, которая была снята 50 лет назад сегодня. Погибло более миллиона человек, в основном мирные жители, пострадавшие от голода и холода.Это в 10 раз больше числа погибших в результате бомбардировки Хиросимы и примерно равно всем потерям американцев во всех войнах США вместе взятых.

На протяжении десятилетий детали блокады были мало известны на Западе. Сталин замалчивал факты блокады и исказил ее историю. До гласность , наиболее серьезный вызов его версии был поставлен корреспондентом New York Times Харрисоном Солсбери, который провел 25 лет, исследуя и написав «900 дней», книгу, которую историки считают лучшей версией на любом языке.

В честь 50-летия освобождения Ленинграда, которое город планирует пышно отпраздновать салютом и редким визитом президента Бориса Н. Ельцина, русскоязычная версия книги Солсбери появилась в Санкт-Петербурге. улицы две недели назад, через шесть месяцев после смерти Солсбери.

Новые находки из архивов Коммунистической партии, открытых в 1992 году, подтверждают утверждение Солсбери, широко критиковавшееся лидерами советской эпохи, о том, что банды-убийцы бродили по улицам Ленинграда во время войны, убивая из-за продуктовых карточек или человеческого мяса.

Картины, рисунки и дневники, некоторые из которых были опубликованы только в этом месяце, показывают, что каннибализм был настолько обычным явлением повседневной жизни, что родители опасались, что их дети будут съедены, если выпустить их после наступления темноты. Новые документы показывают, что городская полиция создала целое подразделение по борьбе с каннибалами, и около 260 ленинградцев были осуждены и заключены в тюрьму за это преступление.

Среди других новых находок — записи тысяч вскрытий в эпоху блокады.

«Они представляют большой интерес не только для истории, но и для науки в целом», — сказал д-р.Роберт Спринкл из Университета Дьюка, член междисциплинарной российско-американской группы, изучающей находки, которые содержат беспрецедентный объем научной информации о голоде и связанных с голодом болезнях. «Было много случаев голода, но они не случались в городах, где поддерживается порядок и ведется тщательный учет», — сказал доктор Спринкл.

Основные факты блокады стали достоянием общественности на протяжении десятилетий.

Официальный дневной рацион составлял 125 граммов хлеба, что примерно равно куску мыла.Ленинградцы дополняли его чем могли: как писали историки Алесь Адамович и Даниил Гранин в своем рассказе об осаде, «всем, от птичьего корма до самой канарейки».

Они соскребали обои и ели пасту, которая предположительно была сделана из картофеля. Они извлекали ту же пасту из переплетных книг или пили ее прямо из банки с клеем. Они кипятили кожаные ремни и портфели, чтобы сделать съедобное желе, и щипали и щипали. маринованные травы и сорняки

Они ели кошек и собак, вазелин и губную помаду, специи и лекарства, шубы и кожаные шапки.Некоторые делали блины с пудрой для лица; другие жевали грязный кристаллизованный сахар, выкопанный из-под сахарных складов, снесенных немецкими зажигательными бомбами.

Историки зарегистрировали 22 различных блюда, приготовленных из свиной кожи, и собрали меню из столовых военных заводов, где выбор варьировался от супа из листьев папоротника до пюре из крапивы и молочно-творожных блинов.

Ученые Института витаминов разработали диетические добавки, извлекая витамин С из хвои. Они очищали чердаки и вентиляционные шахты табачных фабрик от табачной пыли, содержащей витамин B.

В лаборатории, в которой работала Зинаида Игнатович, культивировали для исследования бактерии на среде с мясной бульонной основой.

«У нас был большой запас (этого среднего). Это спасло многих наших сотрудников », — сказал Игнатович в рассказе Гранина и Адамовича. «Я обычно выпивал по стакану, когда приходил на работу, тогда весь персонал сидел без дела, и я давал каждому по столовой ложке».

Голод исказил и убил коллегу Игнатович, человека, которого она уважала: «По утрам он всегда был первым за столом.И как лихорадочно были его глаза, когда они следовали за этой ложкой! Вы чувствовали, что все его мысли были сосредоточены на этом ».

Блокадники , как называют выживших, насчитывают 400 тысяч. Из них 125 000 были подростками и старше во время блокады. Многие сегодня снова голодают.

Просковья Романова была подростком, когда началась блокада, и хорошо помнит, как бродила по улицам города в поисках помощи больному отцу (он позже умер), ползла по недоеденным трупам и уклонялась от немецких бомб.Сегодня 69 лет, учитель языка на пенсии, она живет на ежемесячную пенсию в 36 553 рубля (около 22 долларов). Она покупает хлеб, картофель, подсолнечное масло и макароны. Ничего больше.

«Я не покупаю чай. Чай дорогой. У нас есть старый магазин чая, который я построил много лет назад. Я не покупаю яблоки. Я не покупаю апельсины, — сказала она.

Романова награждена медалью «За оборону Ленинграда», но ее лиловой вязаной шапке 10 лет, а розовому шарфу — почти 20. Последний раз она была в ресторане в 1962 году.

София Борисова, 69-летняя отставной ефрейтор Красной Армии, вспоминает, как лежала в постели во время блокады почти мертвой.

«Моя сестра схватила меня, встряхнула; она не даст мне умереть. Она устроила меня, чтобы меня призвали в армию, где тебя кормили намного лучше — все еще в основном хлебом, но трижды в день », — сказала она.

«Моя сестра жива сегодня. Мы по-прежнему поддерживаем друг друга. Нам все еще нужно; жизнь так тяжела.

«Я хожу в эти прекрасные новые супермаркеты. У них есть все! Я покупаю буханку хлеба, потому что это все, что я могу себе позволить.И я снова смотрю на все чудесные товары на полках и ухожу. И мне интересно, как люди могут себе это позволить? »

На фронте, в пригороде Ленинграда, немецкие и русские солдаты окопались всего в 150 футах друг от друга. Немцы насаживали на штыки буханки хлеба и насмехались над ними. Вместо этого такие насмешки привлекли ленинградских крыс и ворон, которые бежали к более толстым немецким линиям.

И все же русские смеялись последними. В январе 1943 года измученные солдаты прорвали немецкое кольцо.Год спустя наступление русских вытеснило всю немецкую армию. Ленинград был свободен.

Позже, в сумерках Третьего рейха, когда Берлин находился в осаде, нацистские лидеры призывали своих граждан изучить Ленинград и набраться духа.

«Только скелеты, а не люди»: дневники проливают новый свет на блокаду Ленинграда | Вторая мировая война

Обнаружение огромного количества неопубликованных дневников дало необычайное понимание одной из самых печально известных и жестоких военных осад в истории.

Осада Ленинграда немецкими и финскими войсками длилась 872 дня, с сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Было потеряно до 2 миллионов жизней, в том числе около 800 000 мирных жителей или 40% населения города, ныне называемого Санкт-Петербургом.

Дневники были собраны Алексис Пери, профессором истории Бостонского университета, которая наткнулась на личные записи во время интервьюирования выживших, большинство из которых были детьми во время Второй мировой войны.

Пери рассказала Guardian: «Все они рассказали мне одну и ту же историю — об этой героической, победоносной битве, человеческом сопротивлении, коллективной солидарности.Потом они часто начинали доверять мне и показывать документы своих семей. Сначала письма, а потом дневники.

«Меня поразило то, что дневники сильно отличались от рассказов, которые я собирал. Даже когда они были из одних и тех же людей. Дневник давал мне дневник, а затем говорил что-то вроде: «Я сомневаюсь, что в нем есть что-нибудь интересное, что-то отличное от того, что мы вам уже рассказали». Но все было совершенно по-другому ».

Пери обнаружила еще больше материалов в городских архивах и была «потрясена тем, сколько людей ведут дневники».Дневники раскрывают истинные масштабы ужасов того времени, когда гражданское население изо всех сил пыталось выжить без еды, воды и топлива и страдало от болезней.

Осада превратилась в «внутреннюю битву», с голодом и изоляцией, разрывающими каждый аспект повседневной жизни и «каждую закоулку разума», — сказала Пери, — «в отличие от того, как это всегда представлялось как это явное столкновение Немцы против советских людей ».

Отчаянием пронизан дневник подростка Берты Злотниковой, которая написала: «Я становлюсь животным.Нет ничего хуже, чем когда все ваши мысли сосредоточены на еде ».

Другие авторы дневников писали о своем шоке, увидев истощенные тела ленинградцев в местной бане, их тела были искажены и стали физически андрогинными из-за голода. «Ужасно, только скелеты, а не люди», — писал фабричный рабочий Иван Савинков. «Что с нами будет?»

Александра Любовская была поражена тем, что мужчины и женщины стали «такими идентичными… Все сморщены, груди запали, живот огромный, а вместо рук и ног сквозь морщины торчат кости.

Описывая ужас омовения своего сына, кожа которого была покрыта пятнами от цинги, она вспомнила, как Мария очищала тело своего распятого сына.

Пери будет включать материал в книгу под названием «Война внутри: дневники блокады Ленинграда», которая будет опубликована издательством Harvard University Press в январе.

Она рассказала о своем глубоком уважении к горожанам и о том, через что они прошли: «Ленинградцы действительно были героями за все, что они пережили. Они пережили невообразимое.Что меня интересует, так это то, что в своих дневниках они не рассказывают себя героическими словами.

«Они не использовали рассказ о героическом сопротивлении для описания своей борьбы за выживание, но нашли другие способы осмыслить свои страдания. Они обращались к литературе, истории и т. Д. В моей книге рассматриваются некоторые из этих альтернативных способов формулирования суровых испытаний блокады. Моя цель — не опровергнуть историю героического сопротивления, а показать новые измерения осадного опыта ».

Пери добавила: «Больше всего случается то, что голод является этой особенно мучительной формой умирания, которая не только заставляет тело питаться собой и разрушать себя, но и сеет хаос в уме и дестабилизирует все виды предположения, отношения и фундаментальные убеждения.«Есть много сцен, в которых ведущий дневника сталкивается с собой в зеркале и не может распознать себя … Это тип смерти, который действительно создает этот тип внутренней дестабилизации, в отличие от дневников, которые я читал с мест сражений — сражений Москва и Сталинград, где есть очень явный враг, и этот враг — внешний. Из-за голода враг усваивается ».

Когда распался Советский Союз, многие дневники хранились в архивах бывшей коммунистической партии, но Пери обнаружила, что они были обработаны лишь частично.«Было еще много дневников, которые выглядели так, как будто они действительно не были зарегистрированы».

В то время как русские учебники истории посвящены сражению и фронту, который находился в паре миль от города, дневники «почти никогда не касаются врага», — сказал Пери. «Они почти никогда не упоминают немцев или фашистов. На самом деле они сосредоточены на людях, которые организуют свою жизнь и, следовательно, на своих страданиях — на местных властях, соседях, родственниках, потому что они представляют собой непосредственную угрозу. Это «мои дети потеряли наши продовольственные карточки» или «мои соседи воруют у нас».Повседневная жизнь становится полем битвы ».

Она отметила, что авторы дневников «не рассказывают свою жизнь в тонах героизма и сопротивления», добавив: «Коллективная солидарность — это хорошо для социалистической идеологии, но люди действительно переживают изоляцию».

По крайней мере дюжина авторов дневников сравнила себя с Робинзоном Крузо. Советский Союз долго преподносил героя Даниэля Дефо как идеального социалиста, человека, строящего общество с нуля. «Когда авторы дневников говорят о Робинзоне Крузо, это иронично, потому что они думают о нем не так, как советская идеология просила их думать», — сказал Пери.

Один дневник посетовал на то, что «мы живем примитивной жизнью дикарей на необитаемом острове». Другой написал: «Я думаю, что Робинзон Крузо был удачливым человеком. Он точно знал, что находится на необитаемом острове и полагается только на себя. Но я среди людей ».

Ленинград: город, отказавшийся голодать во время Великой Отечественной войны | Европа | Новости и текущие события со всего континента | DW

Сначала исчезли собаки и кошки. Тогда птиц больше не было.Их съели. Это было сделано из чистого отчаяния, чтобы выжить и не сойти с ума. В меню Ленинграда в этот период войны были обои, шпатлевка для окон и суп из вареной кожи. Празднование 70-летия начала блокады прошло два года назад в парламенте Германии. Выживший, русский писатель Даниил Гранин, описал почти немыслимое: «Умер ребенок — ему было всего 3 года. Его мать положила тело в окно с двойным остеклением и каждый день отрезала его кусок, чтобы накормить второго. ребенок, дочь.Но вот как она ее достала «.

Русский писатель Даниил Гранин

Каннибализм не был редкостью во время почти 900-дневной осады. Цифры варьируются от 1000 до 2000 случаев. Но поедание людей привело к немедленным казням. Никаких апелляций

Ленинград, ныне восстановленный под прежним названием Санкт-Петербург, постигла исключительно ужасная судьба в период с 1941 по 1944 год. В городе, расположенном в устье реки Невы, проживало около 2,5 миллионов человек. начало блокады.Среди них было около 400 000 детей. За 871 день осады погибло около 1,1 миллиона мирных жителей. Большинство из них умерло от голода. Историки описывают судьбу Ленинграда как крупнейшую беспрецедентную демографическую катастрофу в городе.

Осада длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Когда она закончилась, люди вышли на улицы или слушали радио. Это была самая продолжительная блокада города в двадцатом веке. Летом 1941 года 500-тысячный отряд немецкой армии «Север» под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба двинулся на город.Его приказ состоял в том, чтобы уничтожить Красную Армию в странах Балтии, захватить все военно-морские базы на Балтийском море и захватить Ленинград к 21 июля. Фактически, последнее железнодорожное сообщение, связывающее Ленинград с внешним миром, не попало в Германию. Руки до 30 августа. Город был окружен с 8 сентября. Ленинградцы были к этому далеко не готовы.

13 января 1942 г .: Граждане проходят процедуру получения воды для «кожаного супа».

«Улица жизни»

Именно Адольф Гитлер, который изначально хотел захватить город и сравнять его с землей, приказал войскам остановиться.Вместо того чтобы понести тяжелые потери в уличных боях, он приказал осадить второй по величине советский город. Это возмутило немецких солдат. Министр пропаганды Гитлера Йозеф Геббельс записал в своем дневнике: «Войска едины кричат:« Мы хотим идти вперед! »»

Историк Йорг Ганзенмюллер из города Йены сказал, что голодание жителей Ленинграда было необходимо для того, чтобы гарантия того, что для немецкой армии было достаточно припасов. Поддержать армию можно было, только позволив людям голодать.С лета 1941 года у Вермахта уже были проблемы со снабжением. Войска должны были кормить захваченные территории. Крупные города больше не получали припасов. По словам Ганценмюллера, первоначальный план уничтожения города превратился в стратегию его осады и, в конце концов, уничтожения всего населения.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Переход по льду

  Ленинград почти два с половиной года находился в осаде вермахта: с сентября 1941 по январь 1944 года.Только в две очень холодные зимы был путь внутрь и наружу: через замерзшее озеро Лагода. Продовольствие было доставлено в город по льду, и более миллиона человек смогли спастись. Ладожское озеро было «дорогой жизни» и одновременно опасным путешествием.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Начало зимы в Ленинграде

  Продовольственные карточки раздавались уже в первую блокадную зиму. Голод был постоянным спутником населения нынешнего Св.В Петербурге свирепствовали такие болезни, как тиф и цинга. Температура часто опускалась ниже нуля градусов, что замораживало озеро и превращало его в путь для спасения и снабжения.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Ледяная дорога

  Инженеры и местные рыбаки разработали план строительства дороги по льду. Группа разведки на лыжах исследовала и обозначила возможные маршруты. Места с тонким льдом перекрывали стволами деревьев и измельченными глыбами льда.Так была построена легендарная ледовая дорога, официально получившая название Военная дорога № 101. Он был известен ленинградцам как «Дорога жизни».

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Спасательный груз

  Конные сани были первыми транспортными средствами на ледяной дороге. Голодным лошадям приходилось тащить товары и людей по коварной заснеженной тропе. Не всем удалось финишировать дистанцию. Но многие лошади с срочно необходимой едой вернулись в город.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Грузоперевозки по тонкому льду

  Когда закончились последние запасы муки, пекари попытались приготовить заменитель хлеба из пыли. Со временем по ледяной дороге стали ездить и грузовики с продуктами. Первых, кто вернулся с товаром, встретили не только слезами, но и радостным возгласом. Но только за первые две недели 157 грузовиков прорвали лед и затонули.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Безостановочно без сна

  Водители, среди которых было много молодых женщин, доставляли все необходимое в голодающий город.Даже совершенно измотанные, они продолжали свою работу. Им приходилось бороться с голодом, холодом и опасностью заснуть за рулем. Водители грузовиков прикрепили кастрюли к передней части кабины, чтобы шум не давал им уснуть.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Хлебный паек насущный

  Зимой 1941 года в Ленинграде насущный хлебный паек составлял всего 125 граммов на человека. Свидетели того времени утверждают, что кусок хлеба, выставленный в Петербурге.Петербургский музей «Дорога жизни» значительно больше, чем хлебный паек того времени. Хлеб был приготовлен из немыслимой сегодня смеси и содержал кору, отруби, жмых, хвою и немного муки.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Эвакуация

  Во время второй блокадной зимы тысячи людей были эвакуированы по ледяной дороге. Людям пришлось ждать на финском вокзале Ленинграда следующей возможности покинуть город.Но в поездах не хватило места, чтобы доставить всех людей к озеру. Многие из них — в основном дети — умерли, не успев начать свой путь через замерзшее озеро.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  Жертвы

  Блокада Ленинграда длилась 872 дня. Погибло более миллиона человек. 90 процентов жертв умерли от голода. Почти 1,5 миллиона человек смогли спастись через Ладожское озеро и более 1.По ледовой дороге ленинградцам доставлено 5 миллионов тонн продуктов.

• Ленинградская дорога жизни: 70 лет спустя

  70 лет спустя

  Современная магистраль, ведущая сегодня к западному берегу Ладожского озера, не имеет ничего общего со спасительной дорогой жизни. Дорога, которая вела к озеру во время осады, была холмистой и извилистой и часто подвергалась артиллерийским обстрелам. Сегодня дорога кажется идиллической и мирной.

  Автор: Виолетта Рябко / re

Ленинградцы оказались особенно неподготовленными к первой зиме войны.Из окруженного города был только один выход — через замерзшее Ладожское озеро. Легендарная ледовая дорога получила официальное название «Военная дорога № 101». Но обычно ее называли просто Улицей Жизни. Этот опасный маршрут, который находился под обстрелом немцев, был единственным способом эвакуации людей и, что наиболее важно, доставки в город припасов. Однако было доставлено слишком мало припасов.

Массовый голод начался уже к октябрю 1941 года. Хлеб растягивали путем смешивания отрубей и целлюлозы.Раздались продовольственные карточки. Рабочим разрешалось 250 граммов хлеба в день, всем остальным — половину. Ослабленные люди жили в промерзших квартирах вместе со своими умершими. Сначала сожгли мебель, в конце концов книги. Лишь с 1943 года голод закончился. Потом снова стало доступно неограниченное количество хлеба.

Но даже в чистой борьбе за выживание ленинградцы проявили большую стойкость. В первую блокадную зиму вуз окончили около 2 500 студентов.Были театральные представления, музеи были открыты, а летом 1942 года Дмитрий Шостакович представил свою седьмую симфонию. Композитор написал произведение только в прошлом году, посреди города под немецким огнем.

Молчание следовало

Долгое время в исторических исследованиях блокада Ленинграда рассматривалась как «нормальная военная операция», по словам Манфреда Саппера, главного редактора немецкого журнала Osteuropa. Британский историк Анна Рид сказала, что в течение многих лет уровень страданий населения подавлялся, потому что преступниками были отцы и деды, бывшие на Восточном фронте.В своей книге об осаде она пишет, что: «Легче вспомнить этих родственников, страдающих от обморожений, голодающих или выполнявших принудительные работы в лагерях для заключенных, чем представить, что они сожгли деревни, украли зимнюю одежду и еду у фермеров. и помогал собирать и расстреливать евреев ».

Долгие годы блокада Ленинграда была омрачена в сознании немцев событиями Сталинградской битвы. Ганценмюллер считает, что это связано с особенно большим количеством потерь немцев в Сталинграде.По словам историка, преступления вермахта практически полностью игнорировались до 1980-х годов. По словам Петера Яна, бывшего директора Немецко-русского музея в Берлине-Карлсхорсте, «нежелание зафиксировать еще одно огромное преступление века в нашей коллективной памяти связано с огромным актом подавления».

Даниил Гранин, автор и участник 871-дневной блокады, выступал в Бундестаге в 2014 году в годовщину снятия блокады. Он сказал, что долгое время не мог простить немцам ожидания сдачи города.Он счел постыдным, что вместо того, чтобы послать солдат, они послали голод.

Блокада Ленинграда

«Суп у нас жидкий, да и хлеб
На вес золота, я согласен.
Но вместо этого у нас есть силы и мужество,
Мы позволим себе почувствовать себя усталым после»
— Николай Тихонов 1942

77 лет назад, 8 сентября 1941 года, началась блокада Ленинграда, которая была и остается одним из самых ужасных и вместе с тем героических эпизодов в истории человечества, в котором погибло более миллиона человек.В этой статье мы оглядываемся на те события и показываем вам некоторые редкие исторические фотографии того времени.

Первая страшная зима

Блокада Ленинграда началась 4 сентября 1941 года, когда немецкая армия начала обстреливать город, ныне известный как Санкт-Петербург. Четыре дня спустя последняя сухопутная связь с внешним миром была прервана, когда немецкие войска взяли Ладожское озеро (к востоку от города).

12 сентября провизия была рассчитана как зерно и мука на 35 дней, мясо на 33 дня, жиры на 45 дней и сахар на 60 дней.Были введены пайки. К 20 ноября рацион составлял всего 250 граммов хлеба для рабочих и 125 граммов для детей до 12 лет, служащих и безработных.

Граждане дополняли свой рацион варкой обоев и кожи в супы, а также выпеканием хлеба из опилок и картона. К декабрю свирепствовала смерть от голода, люди просто падали в обморок и умирали на улицах, и их утаскивали те, кто был достаточно сильным, чтобы помочь, или просто уходили на месте.

Настала первая зима, одна из самых жестоких на памяти. Запасы топлива стали заканчиваться, и те, кого не одолел голод, умерли от холода. По оценкам, в январе 1942 года в городе ежедневно умирали 4000 человек, а к весне число погибших уже исчислялось сотнями тысяч.

Дорогой жизни строить надежду

Чудесным подвигом героизма защитникам города удалось проложить «дорогу жизни» через замерзшее Ладожское озеро в начале 1942 года, топливо, продукты питания, лекарства и на помощь пострадавшему городу прибыли боеприпасы.

В мае все, кто был в состоянии, вышли, чтобы очистить улицы и попытаться вернуть человечество в заброшенный город. Начали ходить трамваи, а в подвале огромного Кировского завода на юго-западе города устраивались литературные вечера.

9 августа (в день, когда Гитлер предсказал падение города) группа голодающих музыкантов Ленинградского симфонического оркестра подняла свои инструменты, чтобы сыграть концерт. Написанная Дмитрием Шостаковичем, 7-я Ленинградская симфония затем транслировалась по городу по громкоговорителям и по радио на всю остальную Россию, как патриотический призыв жителей Ленинграда к нации.

Разрушение, консервация и реконструкция

За пределами Санкт-Петербурга многие имперские шедевры города, такие как янтарная комната дворца в Царском селе и дворец в Павловске, были разрушены во время боевых действий или разграблены немецкими войсками только для того, чтобы будут тщательно восстановлены в послевоенные годы.

В результате невероятной предусмотрительности многие шедевры скульптуры и искусства, такие как фонтаны в Петергофе, были отправлены на хранение в Сибирь или захоронены в стальных ящиках глубоко под землей.Местные достопримечательности, такие как советский линкор «Аврора», который произвел первые выстрелы революции, были классно потоплены, а Бревенчатая хижина Петра Великого была замаскирована, чтобы не стать мишенью для бомбардировок. Большая часть бесценной коллекции произведений искусства Эрмитажа была надежно спрятана, а многие комнаты большого зимнего дворца стали частью импровизированной больницы.

После трех лет изоляции Красная армия наконец прорвала блокаду 18 января 1943 года, хотя прошел еще год, прежде чем немцы были вынуждены полностью отступить.Считается, что во время блокады погибло почти миллион человек — большинство из них от голода.

Хотя многие бесценные произведения искусства города были спасены, большая часть города оказалась в руинах из-за бомбардировок. Невзирая на трудности и ужасы, которые они пережили, гордые героические выжившие жители города в конце концов продолжили восстанавливать свой великолепный город.

Герои Ленинграда

Известных и неизвестных героических историй из блокады бесчисленное множество.Только 15 000 детей были награждены за храбрость, проявленную при тушении зажигательных бомб и боевых действиях на передовой. Из примерно 30 000 врачей и 100 000 медсестер в довоенном Ленинграде более половины погибли во время блокады.

Из 700 000 человек, оставшихся в городе в 1944 году, 300 000 были солдатами, прибывшими со всей России, чтобы защитить город. Многие горожане были награждены медалью «Защитник города» или «Переживший блокаду» и орденом Ленина. Вот лишь небольшая подборка некоторых из множества имен и историй.

Татьяна Савичева
Таня Савичева была молодой русской писательницей, пережившей блокаду. Когда началась осада, ей было всего 11 лет, Таня присоединилась к своей семье, чтобы помогать военным, рыть траншеи и тушить зажигательные бомбы. 28 декабря 1941 года Таня сожгла свой дневник, чтобы отапливать дом, и ей передали дневник своей предположительно погибшей сестры. В нем она начала записывать семейный труд. Каждый день ее мать ходила пешком семь километров до завода по производству боеприпасов, а затем сдавала кровь перед возвращением домой.

Каждый месяц в дневнике записана смерть: сначала ее вторая сестра, затем бабушка в январе 1942 года, брат через 2 месяца, затем ее дяди, а затем в мае 1942 года ее мать. В августе 1942 года, сироту, Таня была эвакуирована из города в деревню, но умерла от болезни в июле 1944 года. Ее душераздирающие дневники можно увидеть в Румянцевском музее.

Ольга Берггольц
Берггольц родилась в Санкт-Петербурге и начала карьеру журналиста, прежде чем погрузиться в поэзию.Как и многие другие поэтессы, такие как Анна Ахматова, Берггольц также стала жертвой чистки и в 1939 году была заключена в тюрьму и жестоко избита на 7 месяцев из-за своих произведений.

После освобождения она пошла работать на Ленинградскую радиостанцию ​​и оставалась там на протяжении всей блокады. Она прославилась и полюбилась своими вдохновляющими стихами и речами, которые она читала по радио голодным горожанам. После войны она была награждена за мужество и боевой дух во время блокады и получила орден Ленина.

Борис Бабочкин
До переезда в Москву в 1940 году Борис Бабочкин был одним из самых известных актеров Ленинграда. Во время блокады он несколько раз приезжал в город, чтобы поднять настроение его защитникам спектаклями, а также доставил многочисленные копии популярного военного фильма «Чапаев», в котором он сыграл главную роль.

После войны Бабочкин сыграл роль продажного бюрократа в пьесе «Тени» и был осужден советским министром культуры.После этого убийства персонажа он оставался практически безработным в течение многих лет, снимаясь только в очень пропагандистских фильмах.

Николай Иванович Вавилов
Николай Иванович Вавилов был известным советским ботаником и генетиком. За эти годы он организовал различные экспедиции по сбору семян для выращивания и создал крупнейший в мире банк семян в Ленинграде для их размещения.

Во время ужасного голода в осаде Вавилов старательно охранял свой семенной фонд, чтобы будущие выжившие могли выращивать пищу.

No related posts.